Ознакомительная версия.
Жорж Сименон
«Мегрэ и господин Шарль»
Мегрэ играл в лучах мартовского, еще немного зябкого солнца. Играл не в кубики, как когда-то в нежном возрасте, а в трубки.
На его письменном столе всегда лежало с полдюжины трубок, и всякий раз перед тем, как набить одну из них, он придирчиво выбирал ту, которая подходила под его настроение.
Плечи у Мегрэ были опущены, взгляд блуждал. Только что комиссар принял решение, чем будет заниматься оставшиеся годы службы. Он ни о чем не жалел, но принятое решение повергло его в некоторую меланхолию.
С самым серьезным видом он машинально раскладывал на бюваре трубки, пытаясь составить из них более или менее правильные геометрические фигуры или нечто, напоминающее по своим контурам какое-нибудь животное.
Справа от него на столе лежала гора утренней почты, а заниматься ею у Мегрэ не было ни малейшего желания.
В уголовной полиции, где Мегрэ появился, когда не было еще девяти, его ждало приглашение от префекта полиции, что само по себе было редкостью, и он отправился на бульвар дю Палэ, теряясь в догадках, что это могло означать.
Префект, радушный и улыбающийся, принял его сразу.
— Не догадываетесь, почему я хотел вас видеть?
— Признаюсь, нет.
— Присаживайтесь. Закуривайте свою трубку.
Префект был молод, ему, выпускнику престижной Высшей школы, едва исполнилось сорок. Он был элегантен, может быть, даже несколько чересчур.
— Вы, конечно, знаете, что начальник уголовной полиции после двенадцати лет службы уходит в будущем месяце в отставку. Вчера мы с министром внутренних дел обсуждали кандидатуру его преемника и сошлись во мнении, что этот пост может быть предложен вам.
Префект, конечно, ожидал, что на лице собеседника не замедлит появиться радостное выражение.
Мегрэ, напротив, помрачнел.
— Это приказ? — почти проворчал он.
— Естественно, нет. Но вы должны отдавать себе отчет, что это серьезное повышение по службе, может быть, самое серьезное, на которое может надеяться сотрудник уголовной полиции…
— Знаю. Тем не менее я предпочел бы остаться во главе отдела. Прошу вас правильно истолковать мой ответ. Вот уже сорок лет, как я занимаюсь оперативной работой. Для меня была бы мука проводить дни напролет лет в кабинете, изучая папки с делами и занимаясь в той или иной степени административными вопросами.
Префект не скрыл своего удивления.
— Вы не думаете, что вам стоило бы не давать ответ сразу, а сообщить мне его через несколько дней? Может быть, стоило бы также посоветоваться с госпожой Мегрэ?
— Она поймет меня.
— Я тоже понимаю вас и не хочу настаивать.
На лице префекта была тем не менее написана известная досада. Он понимал, не понимая. Мегрэ были необходимы контакты с людьми, с которыми он встречался во время следствия, и его не раз упрекали в том, что он не ведет его из собственного кабинета, а активно вмешивается в него, беря на себя работу, обычно поручаемую инспекторам.
Мегрэ, ни о чем не думая, раскладывал трубки. Фигура, которую он сложил последней, по очертаниям напоминала аиста.
В окно било солнце. Префект проводил Мегрэ до двери и дружески пожал ему руку. Мегрэ, однако, не знал, вызовет или не г его поведение недовольство в высоких сферах.
Он медленно раскурил одну из своих трубок и сделал несколько коротких затяжек.
В считанные минуты он только что решил свою будущность, которая совсем скоро должна была превратиться в реальность, потому что через три i ода его попросят уйти в отставку. Так пусть же, черт возьми, ему позволят употребить эти три года, как он хочет!
Ему не нужно сидеть у себя в кабинете, ему нужно знать, чем живут люди, в каждом новом деле открывать неизвестные миры. Ему нужны бистро, где так часто приходилось коротать время, потягивая перед стойкой пиво или кальвадос — смотря по обстоятельствам.
Ему нужно в собственном кабинете терпеливо вести борьбу с подозреваемым, который упорно молчит, и после многих часов добиваться от него драматического признания,.
На сердце у Мегрэ было неспокойно. Он боялся, что после некоторого раздумья его, так или иначе, заставят принять новое назначение. Да предлагай ему даже что-то вроде маршальского жезла, он ни за что этого не захочет!
Мегрэ не отрывал взгляда от трубок, которые время от времени менял местами, как шахматные фигуры.
Услышав осторожный стук в дверь, ведущую из его кабинета в инспекторскую, он вздрогнул. Лапуэнт вошел, не дожидаясь ответа.
— Извините, что мешаю, шеф.
— Ты мне совсем не мешаешь.
Прошло уже почти десять лет, как Лапуэнт поступил в уголовную полицию, и за ним закрепилось прозвище Малыша Лапуэнта. Тогда он был худым и длинным. С тех пор несколько посолиднел. Женился. У него появилось двое детей. Но он по-прежнему оставался Малышом Лапуэнтом и — добавляли некоторые — любимчиком Мегрэ.
— Там у меня сидит женщина, которая настаивает, чтобы приняли ее именно вы. Со мной она ни о чем не хочет говорить. Сидит, выпрямившись на стуле, не двигается и полна решимости добиться своего.
Так бывало уже не раз. Из-за газетных публикаций люди настаивали на встрече с ним лично, и часто переубедить их стоило труда. Иные даже являлись прямо на бульвар Ришар-Ленуар, бог знает какими путями раздобыв его домашний адрес.
— Она сказала, как ее зовут?
— Вот ее карточка.
Г-жа Сабен-Левек, бульвар Сен-Жермен, 207-а.
— Она производит странное впечатление, — продолжал Лапуэнт. — У нее неподвижный взгляд и от нервного тика перекашивается правый уголок рта. Перчаток не сняла, но видно, как у нее то и дело судорожно сжимаются руки.
— Позови ее и останься здесь. Возьми на всякий случай блокнот — может, придется стенографировать.
Мегрэ взглянул на свои трубки и с сожалением вздохнул. Передышка кончилась.
Когда женщина вошла, Мегрэ встал.
— Присаживайтесь, сударыня.
Женщина не отрывала взгляда от Мегрэ.
— Вы, действительно, комиссар Мегрэ?
— Да.
— Я думала, вы толще.
На ней было меховое манто и подобранная к нему шапочка — ток. Что это — норка? Мегрэ совершенно не разбирался в мехах, поскольку жена дивизионного комиссара обычно довольствуется кроликом, в лучшем случае — нутрией или ондатрой.
Г-жа Сабен-Левек медленно, словно составляла опись, обводила взглядом кабинет. Когда у края стола пристроился Лапуэнт с карандашом и блокнотом, она спросила:
— Этот молодой человек останется здесь?
— Да, конечно.
— Он будет записывать нашу беседу?
— Таково правило.
Дама нахмурилась, и пальцы ее сжались на сумочке из крокодиловой кожи.
— Я думала, что смогу переговорить с вами с глазу на глаз.
Мегрэ промолчал. Он разглядывал посетительницу: впечатление она производила на него, как и на Лапуэнта, по меньшей мере странное. Взгляд ее становился то тягостно пристальным, то казался отсутствующим.
— Думаю, вы знаете, кто я?
— Я прочел ваше имя на визитной карточке.
— Вы знаете, кто мой муж?
— Вероятно, он носит ту же фамилию, что и вы.
— Это один из лучших парижских нотариусов.
Тик не прекращался, подергивающийся уголок рта все время полз вниз. Казалось, ей стоило труда сохранять хладнокровие.
— Продолжайте, прошу вас.
— Он исчез.
— В этом случае вам надо обращаться не ко мне. Существует специальная служба, которая занимается пропавшими людьми.
Она иронически, безрадостно усмехнулась и решила не утруждать себя ответом.
Определить возраст посетительницы было трудно. Ей вряд ли было больше сорока, от силы — сорока пяти, но лицо у нее было помятое, с мешками под глазами.
— Вы выпили перед тем, как идти сюда? — неожиданно поинтересовался Мегрэ.
— Вас это интересует?
— Да. На встрече со мной настаивали вы сами, не так ли? Вам следовало приготовиться к вопросам, которые могут показаться вам нескромными.
— Я представляла вас по-другому, более понятливым.
— Именно потому, что я хочу понять, мне необходимо выяснить некоторые вещи.
— Я выпила две рюмки коньяка для храбрости.
— Только две?
Она взглянула на комиссара и промолчала.
— Когда исчез ваш муж?
— Почти месяц назад. Восемнадцатого февраля. Сегодня двадцать первое марта.
— Он сказал, что отправляется в поездку?
— Даже словом мне об этом не обмолвился.
— И вы только сейчас заявляете о его исчезновении?
— Я к ним привыкла.
— К чему?
— К тому, что он отсутствует по нескольку дней.
— И так продолжается давно?
— Многие годы. Это началось вскоре после нашей свадьбы, пятнадцать лет назад.
— Он никак не объясняет вам свои отлучки?
— Я не думаю, что он отлучался.
— Не понимаю.
— Он остается в Париже или окрестностях.
— Откуда вам это известно?
— Оттуда, что первое время я посылала следить за ним частного детектива. Затем бросила, потому что каждый раз было одно и то же.
Говорила она с известным трудом и не только потому, что выпила две рюмки коньяка. Да и выпила она вовсе не для храбрости; ее испитое лицо, усилия, которые она прилагала, чтобы держаться в форме, говорили о том, что пьет она часто.
Ознакомительная версия.
