Часы пробили полночь - Патриция Вентворт

Мистер Джеймс Парадайн подался вперед и взял телефонную трубку. В Берлтоне еще не было автоматической телефонной связи. Он подождал, когда ответит станция, и попросил соединить с мистером Элиотом Рэем, отель «Виктория». Мистер Парадайн сидел в той же позе, ожидая связи, за красивым массивным столом красного дерева, с крышкой, обитой темно-красной кожей. Вся мебель в комнате была массивной и красивой: шифоньеры, шкафы с выдвижными ящиками, книжные полки, стулья и кресла из того же гарнитура, что и письменный стол, — отличная кожа, отличное дерево, отличная работа. На полу лежал очень мягкий ковер малинового цвета. Тяжелые шторы такого же теплого оттенка были задернуты. Над черной мраморной каминной полкой висел большой портрет покойной миссис Парадайн — красивой дородной дамы в рубиновом бархатном платье и с огромным количеством бриллиантов. Но, несмотря на это, она все-таки производила впечатление добродушной и домовитой особы. В комнате не было ничего нового — но и ничего потертого. Все, казалось, носило отпечаток энергичной и величественной натуры самого Джеймса Парадайна. Тяжелые позолоченные часы под портретом мелодично прозвонили четыре раза, потом отбили семь часов. Когда затих последний удар, в трубке послышался треск и женский голос:

— Говорите.

Вслед за тем отозвался Элиот Рэй:

— Алло?

Джеймс Парадайн сказал:

— Это вы, Рэй? Говорит Джеймс Парадайн. Я хочу вас видеть. У себя. Немедленно.

— Но, сэр…

— Никаких «но». Я хочу, чтобы вы немедленно приехали. Кое-что случилось.

У Элиота Рэя сжалось сердце. Он помедлил, прежде чем спросить:

— Что именно?

— Расскажу, когда приедете.

Снова пауза. Элиот сдержанно осведомился:

— Какие-то неприятности?

Как бы Элиот ни старался владеть собой, что-то в его голосе заставило Джеймса Парадайна мрачно улыбнуться. Он ответил:

— В общем, да. Но это имеет отношение к бизнесу, ничего личного. Приезжайте скорее.

— Я ужинаю с Моффетами, сэр.

— Придется отменить ужин. Я позвоню им и скажу, что вы нужны мне.

Элиот Рэй постоял, нахмурившись, с трубкой у уха. Джеймс Парадайн был партнером Роберта Моффета и главой «Парадайн — Моффет уоркс». Он не стал бы заставлять Рэя отказываться от ужина, тем более под Новый год, если бы не стряслось нечто чрезвычайное.

— Хорошо, сэр, сейчас приеду.

— Договорились. — И Джеймс Парадайн повесил трубку.

Ривер-Хаус находился в трех милях от Берлтона и в четырех — от отеля. Учитывая затемнение, Элиот мог добраться до Парадайна минут за двадцать.

Парадайн подошел к двери и выключил две ослепительно ярких лампы, а потом пересек темную комнату и встал в просвете между тяжелыми шторами. Шторы как будто продолжали стену, но за ними скрывался глубокий эркер с окнами справа и слева и стеклянной дверью посредине. Мистер Парадайн повернул ключ, открыл дверь и остановился на пороге, глядя перед собой. Две небольшие ступеньки вели на просторную террасу. Обнесенный парапетом край чернел на фоне залитого лунным светом пейзажа. Дом стоял на возвышении над рекой, поэтому и получил такое название [1]. Джеймс Парадайн окинул взглядом прекрасный вид — серебристые, поросшие лесом холмы справа, речную долину, лежавший слева Берлтон. Почти полная луна на безоблачном небе освещала окрестности. При столь ярком свете Рэй мог добраться и быстрее, чем за двадцать минут, как прикинул Парадайн сначала. Край террасы виднелся совсем ясно, как днем, а за ним начинался крутой, почти отвесный обрыв — до кромки воды.

Парадайн стоял, наслаждаясь красотой природы, и в то же время был не в силах отвлечься от занимавших его мыслей — он буквально смаковал их, упивался ими. Спустя некоторое время он повернул часы на запястье и с легкостью различил циферблат — четверть восьмого. Снова раздвинув шторы, он пересек комнату и включил свет.

Ровно через три минуты вошел Элиот Рэй с напряженным лицом, растрепанными светлыми волосами и ледяным взглядом. Приехать он приехал, но не собирался оставаться здесь дольше необходимого. Лишь добравшись до Ривер-Хауса, он понял, насколько сильно не хочет входить в этот дом. Какая разница между Нью-Йорком и Лондоном, Берлтоном и Тимбукту, если везде одно и то же? Для Элиота Филида была все равно что мертва. Пока Рэй не приехал в Ривер-Хаус, он и не догадывался, что ее образ неотступно будет следовать за ним. И сейчас, когда он поднимался по лестнице, рядом словно была она и нашептывала ему что-то на ухо.

Рэй закрыл дверь и подошел к столу. Нервы у него едва ли не звенели от возмущения.

— В чем дело, сэр?

Джеймс Парадайн взглянул на Элиота. Он сидел, откинувшись на спинку вращающегося кресла и положив руки на подлокотники.

— Лучше сядьте, — велел он и тут же добавил: — Чертежи исчезли.

Элиот ухватился обеими руками за край стола, подался вперед и переспросил:

— Что?!

Джеймс Парадайн слегка кивнул.

— Исчезли, — повторил он. — Лучше сядьте, ей-богу.

Элиот не обратил внимания на слова патрона.

— Как они могли исчезнуть? — Он выпрямился и отступил на шаг. — Я же оставил их у вас сегодня днем.

— Вот именно. Вы привезли их от Кэдогана вчера, мы с Бобом Моффетом и Фрэнком все обсудили, после второго совещания вы оставили их здесь — сегодня, в три часа, — а в половине шестого я обнаружил, что они пропали.

— Но, сэр…

— Минуту. Думаю, вы согласитесь, что о приглашении на ужин следует забыть. Я уже сказал Бобу Моффету, что вы нужны мне по делу. Теперь послушайте. Не надо слишком беспокоиться. Чертежи исчезли, но мы их вернем. Это наше внутреннее, семейное дело, и я разберусь с ним по-своему. Но все-таки прошу вас остаться здесь на ночь. Прежняя комната в вашем распоряжении.

Элиот никак не рассчитывал на такой поворот событий.

— Нет, сэр… не могу.

— Вы предлагаете вернуться к Кэдогану и объявить, что чертежи исчезли? Говорю же, я намерен все уладить сам. Я гарантирую — да, гарантирую, — что они будут у меня еще до наступления утра.

Взгляды обоих мужчин встретились. Если между собеседниками и произошел в этот миг поединок воли, внешне это было практически незаметно.

Элиот заговорил первым:

— Вы сказали, это семейное дело. Не уточните?

— Сейчас объясню. Вы передали мне чертежи в половине четвертого в моем рабочем кабинете. В течение трех четвертей часа они лежали в портфеле на столе, и в помещении все время кто-нибудь был. Сам я выходил из кабинета трижды. В первый раз я отсутствовал пять минут. Вы помните, что мы