Он ухмыльнулся во весь рот и начал что-то говорить, когда я рванул его на край пальто, и пистолет у него в кармане повернулся стволом в сторону. Он дернулся, пытаясь вытащить свою хлопушку, но я врезал ему ребром ладони по шее, и он сел на тротуар, вытянув перед собой ноги, вполне живой, вполне соображающий и начисто выключенный.
Я вытащил у него из руки тупорылый «банкерс», разрядил, зашвырнул патроны в сточную канаву и бросил пистолет к нему на колени. В глазах у него стояли слезы боли и стыда.
— Передай своему боссу, чтобы в следующий раз выбирал, кого посылать на дело, — сказал я и пошел по улице к входу в метро. Интересно, думал я, куда запропастились ребята из ФБР. Бедному малютке, сидящему на тротуаре, на этот раз будет что рассказать своему папе, когда он вернется домой. Скорее всего он не получит на карманные расходы. По крайней мере, они будут знать, с кем имеют дело, и участие в игре профессионала внесет в их жизнь разнообразие.
Я прошел через турникет, опустив в щель десятицентовую монету, вытащил из кармана сложенный листок, заглянул в него и спустился по лестнице на платформу.
Ночью Бруклин[5] преображается. Он перестает быть одним из пяти нью-йоркских братьев. Он уходит в себя, зашторивает окна и начинает жить такой жизнью, которая человеку из другого района может показаться чужой. Он незнакомый, возбуждающий, ярко освещенный и в то же время обманчивый.
Я слез на станции Брайтон-Лайн и вышел на улицу. На углу парень подсказал мне, как найти нужный адрес, и я прошел несколько кварталов пешком.
Я нашел дом по номеру на дверях. Это был особняк старой постройки, пережиток прошлого века, мрачно взиравший на улицу пустыми окнами. Я поднялся по четырем каменным ступенькам, поднес спичку к почтовым ящикам и увидел то, что искал — фамилии Карвер и Торн. Кто-то перечеркнул их карандашом, а снизу вписал фамилию Бернстайн. Все, что мне оставалось — это неслышно чертыхнуться и нажать кнопку управляющего. Я жал на нее до тех пор, пока что-то не щелкнуло, тогда я толкнул дверь и вошел внутрь.
Он стоял у двери, и я видел часть его лица. Другая часть была скрыта за толстым плечом женщины, которая возвышалась над ним, как башня. Она стояла, уперев в бока большие красные руки, и смотрела на меня такими глазами, будто я выполз из норы. У нее были седые волосы, накрученные на бигуди. Купальный халат еле на ней сходился, и она буквально задыхалась от злости. Ну и баба! Мужчина позади нее выглядел испуганным кутенком.
— Какого черта вам нужно? — сказала она. — Вы знаете, который час? Вы думаете, что…
— Помолчите. — Рот у нее захлопнулся. Я прислонился к косяку двери. — Мне нужен управляющий.
— Я…
— Вы для меня никто, мадам. Скажите своему благоверному, чтобы вышел из укрытия. — Мне показалось, что сейчас ее хватит удар. — Скажите ему, мадам, — повторил я.
Когда мужчины научатся быть мужчинами, тогда они, наверное, смогут обращаться с женщинами. В том, как она выдавила из себя улыбку и отступила в сторону, было даже некоторое жеманство.
Он нехотя вышел вперед, пытаясь напустить на себя важность.
— Да?
Я показал ему свою бляху, которая для меня уже не имела никакой цены, но по-прежнему сверкала и производила эффект.
— Возьмите свои ключи.
— Да, сэр, одну минутку, сэр. — Он сделал несколько шагов, снял с крючка у двери связку ключей и вернулся на место.
— Подожди-ка, — сказала женщина, — сейчас я…
Казалось, он даже приподнялся на носки.
— Это ты подождешь, пока я вернусь, — сказал он. — Я здесь управляющий. — Он повернулся и взглянул на меня с победной улыбкой. Женщина злобно запыхтела и хлопнула дверью.
— Да, сэр?
— Квартира Берги Торн. Я должен произвести осмотр.
— Но полиция ее осматривала, сэр.
— Знаю.
— Сегодня я уже сдал ее.
— Там сейчас кто-нибудь есть?
— Пока нет. Они должны въехать завтра.
— Тогда пойдем.
Он в нерешительности потоптался на месте, потом пожал плечами и двинулся вверх по лестнице. На третьем этаже он вставил ключ в замочную скважину и распахнул дверь. В темноте нашарил на стене выключатель, зажег свет и отступил в сторону, пропуская меня в комнату.
Не знаю, что я ожидал там найти. Возможно, меня привело туда в первую очередь любопытство. Квартиру обыскивали эксперты, после которых там едва ли осталось что-нибудь существенное, если вообще было. Сама квартира имела, если можно так выразиться, чисто функциональное значение — жилье и ничего больше. Кухня, гостиная, две спальни с ванной между ними. Никакой лишней мебели, ничего броского, все к месту.
— Чья обстановка?
— Мы сдаем квартиры с мебелью. Все, что вы видите, принадлежит домовладельцу.
Я вошел в спальню и открыл дверцу стенного шкафа. Там висело полдюжины платьев и костюм. Внизу стояла обувь. Ящики комода были заполнены доверху. Одежда была хорошего качества, сравнительно новая, но не та, что продается в дорогих магазинах. Чулки аккуратно скатаны и уложены в верхний ящик. Там же я обнаружил четыре конверта, два из них с оплаченной доставкой. В одном было письмо из судовой компании «Миллберн Стимшип Лайн», в котором она с глубочайшим сожалением уведомляла, что на пароход «Седрик» все билеты проданы. В другом конверте, более тяжелом, было несколько центов с изображением головы индейца.
Второй ящик был завален тюбиками полузасохшей губной помады и всяким мелким хламом, который накапливается у женщин с непостижимой быстротой.
В другой спальне вообще ничего не было. Убранная кровать, пустой шкаф и пустые ящики комода, застеленные старыми газетами.
Управляющий молча наблюдал за мной, пока я не вышел в гостиную.
— Чья это комната? — спросил я, ткнув большим пальцем в сторону пустой спальни.
— Мисс Карвер.
— А где она?
— Она съехала два дня назад.
— Полиция ее видела?
Он быстро кивнул.
— Может, потому она и съехала.
— Что вы собираетесь делать со шмотками?
— Наверно, придется убрать. Вообще-то квартира сдана до следующего месяца с оплатой вперед. Надеюсь, у меня не будет неприятностей из-за того, что я сдал ее до истечения срока.
— Кто оплачивал квартиру?
— В арендном договоре указано имя Торн.
Он настороженно посмотрел на меня.
— Я не об этом.
— Деньги мне вручала она. — Под моим жестким взглядом он смешался, начал крутить пуговицу на пижаме. — Сколько можно спрашивать об одном и том же? Не знаю я, где она брала деньги. Насколько мне известно, здесь она ничего не устраивала. Старуха моя всюду сует свой нос. Она бы наверняка заметила, если что.
— Мужчины у нее здесь бывали?
— Мистер, — сказал он, — в этом крысятнике двадцать квартир, и я не слежу за всеми, кто приходит и кто уходит, пока за жилье платят. По-моему, она не была проституткой, коли на то пошло. Это была женщина, которая делила квартиру с подругой, аккуратно вносила деньги и не причиняла никакого беспокойства. Если ее содержал мужчина, он наверняка не имел того, что мог бы иметь за свои деньги. И если хотите знать, что я сам об этом думаю, могу вам сказать: да, она была на содержании. А может, и обе они. Моей старухе это и в голову не приходило, иначе она их вытурила бы в два счета.
— Ладно, тогда все, — сказал я.
Он открыл мне дверь.
— Вы думаете, это что-нибудь даст?
— Много.
— А не получится так, что…
— Не беспокойтесь. Вы не скажете, как мне связаться с мисс Карвер?
Он бросил на меня быстрый настороженный взгляд, облизнул губы.
— Почем я знаю? Она адреса не оставляла.
Я старался говорить ровным и деловым тоном.
— Видите ли… Когда полиция ведет расследование, бывают вопросы, на которых приходится настаивать.
— Э-э… Послушайте, мистер, кабы я знал… — Он опять облизнул губы, задумался, потом пожал плечами. — Ладно. Только, чур, не говорить моей старухе. Мисс Карвер сегодня здесь была. Она ждет письма от своего дружка и просила, чтобы я переслал его. — Он глубоко вздохнул. — Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал ее адрес. Карандаш есть?
Я дал ему карандаш и обрывок конверта, и он нацарапал на нем адрес.
— Хотелось бы думать, что я поступил правильно. Девушка выглядела очень встревоженной.
— Послушайте, приятель, вы ведь не хотите вступать в конфликт с законом?
— Думаю, что нет.
— Значит, вы поступили правильно. Только вот что… Больше никому не давайте этот адрес. Когда я с ней увижусь, она не узнает, как я нашел ее. Договорились?
— Ладно, — сказал он с некоторым облегчением.
— Кстати, как она выглядит?
— Кто, Карвер?
— Да.
— Блондинка, хорошенькая, волосы, как снег.
— Будем искать, — сказал я.
Дом находился на Атлантик-авеню. Я вошел в подъезд рядом с вывеской комиссионного магазина, поднялся по темной лестнице на третий этаж, ориентируясь по запаху, и уперся в дверь с множеством звонков. Возле каждой кнопки стояла фамилия, и все эти надписи были старые и замызганные — кроме одной, на которой стояла фамилия Трентен, хотя она могла быть любой другой.
