Паттон, не обратив на него никакого внимания, подошел к перилам и уставился в воду.
— Странное место для трупа, — сказал он. — Течения тут почти никакого, а если и есть, то к плотине.
Билл Чесс опустил руки.
— Она сама утопилась, даже дураку ясно, — тихо сказал он. — Что-что, а плавать Мьюриел умела. Поднырнула под причал и втянула в легкие воду. Больше никак не объяснишь.
— Да нет, можно и по-другому, Билл, — мягко ответил Паттон. Глаза у него были пустые, как новые тарелки.
Энди вдруг затряс головой. Паттон посмотрел на него с насмешливой ухмылкой:
— Что-то опять не так, сынок?
— За девять дней он умер. Точно говорю. Сосчитал, — сказал Энди угрюмо.
Доктор развел руками, схватился за голову и отошел. Он снова покашлял в платок и стал внимательно изучать результат.
Паттон подмигнул мне и сплюнул через перила:
— Давай-ка не будем отвлекаться, сынок.
— Вы когда-нибудь затаскивали тело на шесть футов под воду? — спросил Энди.
— Нет, не затаскивал. Но с помощью веревки, думаю, можно.
Энди передернул плечами:
— Если веревкой, то на теле останутся следы. А с такой уликой вообще незачем утруждаться.
— Дело во времени, — сказал Паттон. — Мало ли что надо успеть сделать.
Билл Чесс что-то прорычал и поднял бутылку. Глядя на их серьезные загорелые лица, я даже не мог себе представить, что они думают на самом деле.
— Был, кстати, разговор о какой-то там записке, — рассеянно обронил Паттон.
Билл Чесс покопался в бумажнике и выудил сложенный клочок линованной бумаги. Паттон взял его и стал медленно читать.
— А даты нет, — заметил он. Билл мрачно склонил голову:
— Точно. Но уехала она месяц назад, двенадцатого июня.
— Она и раньше вроде бы уезжала.
— Да, — уставился на него Билл. — Я тогда напился и заночевал у одной потаскухи. В прошлый декабрь, как раз перед первым снегом. Мьюриел тогда не было с неделю. Потом явилась как ни в чем не бывало и говорит, что хотела малость развеяться. А жила, мол, у подружки, когда-то вместе работали в Лос-Анджелесе.
— И как эту подружку звали? — спросил Паттон.
— Я не спрашивал. Что Мьюриел ни делала, меня все устраивало.
— Понятно. А в тот раз записку она оставляла?
— Нет.
— Записка-то выглядит малость потертой, — заметил Паттон, складывая ее.
— Таскаю с собой весь месяц, вот и все дела, — окрысился Билл Чесс. — А кто сказал, что она и раньше меня бросала?
— Сейчас уже не вспомнить. Сам знаешь, как бывает в нашей глуши. Люди все замечают. Разве что летом им труднее, когда полно пришлых.
На какое-то время наступило молчание, наконец Паттон рассеянно спросил:
— Значит, уехала двенадцатого июня? Или ты просто решил, что уехала? А кто-нибудь в коттеджах на той стороне был?
Билл Чесс посмотрел на меня, и его лицо снова потемнело:
— Спросите у этого шпика, если он и сам всего не выболтал.
Паттон даже не повернул ко мне голову. Он разглядывал цепь вершин вдали над озером.
— Мистер Марло ничего мне не выбалтывал, — заметил он мягко. — Только сообщил, кого нашли и где нашли. Еще он сообщил, что Мьюриел вроде бы уехала и оставила записку. Ну и что тут плохого?
Снова наступило молчание. Билл Чесс уставился на прикрытый одеялом труп в двух метрах от себя. Он стиснул кулаки, по щеке у него покатилась слеза.
— Была еще миссис Кингсли, но она в тот день тоже уехала. Больше никого. Перрисы и Фаркуарсы в этом году не появлялись.
Паттон молча кивнул. В воздухе чувствовалась какая-то напряженность, словно что-то, о чем не говорили, было всем ясно и не нуждалось в словах.
Билл Чесс яростно заорал:
— Забирайте меня, сукины дети. Само собой, ее утопил я. Кому еще? Она была моей, и я ее любил. Я — подонок, всегда был подонком и останусь подонком, но все равно я любил эту девочку. Вам не понять, и не пытайтесь. Забирайте и все, пропади вы пропадом.
Никто не вымолвил ни слова.
Билл Чесс уставился на свой крепкий загорелый кулак, замахнулся и со всей мочи ударил себя по лицу.
— Гнусный подонок, — обругал он сам себя срывающимся шепотом.
Из носу у него медленно потекла кровь. Она сползла к губе, обогнула рот и повисла на подбородке. Затем лениво капнула на рубаху.
— Вам, конечно, придется поехать с нами, мистер Чесс, чтобы дать показания, — спокойно сказал Паттон. — Сами знаете, так полагается. Никто вас ни в чем не обвиняет, но внизу с вами захотят поговорить.
— Переодеться можно? — мрачно спросил Билл.
— Ясное дело. А ты, Энди, пойди с ним и посмотри, во что можно завернуть труп.
Они ушли тропой вдоль берега. Доктор откашлялся, глянул на воду и вздохнул:
— Хотите повезти тело в моей санитарной машине, Джим?
Паттон помотал головой:
— Нет, док. Округ у нас бедный. Представляю, сколько вы сдерете за свою машину. Есть возможность прокатить эту даму дешевле.
Доктор отошел, бросив со злостью через плечо:
— Если надо оплатить похороны, дайте мне знать.
— Ну вот, полез в бутылку, — вздохнул Паттон.
Коричневое здание гостиницы «Индейская голова» высилось на углу против нового танцевального зала. Я остановил машину и прежде, чем отправиться в примыкавший к вестибюлю бар с закусочной, вымыл в туалете руки и лицо, а заодно и вычесал из волос сосновые иголки. Помещение кишело визгливо хохочущими красотками с ярко-красными ногтями и пропахшими вином молодцами в летних курточках. За публикой внимательно присматривал «метр» — плотный парень без пиджака с обкусанной сигарой в зубах. У кассы какой-то тусклый блондин ловил военные новости по маленькому приемнику, в котором было не меньше шума и треска, чем воды в картофельном пюре. У дальнего угла пятеро местных музыкантов в лиловых рубахах под плохо сшитыми белыми фраками, вымученно скалясь в табачный дым, пытались своим треньканьем заглушить пьяный гам. В общем, курортный сезон Пумьей Вершины был в самом разгаре. Я быстро проглотил то, что называлось у них фирменным обедом, залил его сверху коньяком, чтобы не дать вырваться наружу, и вышел на улицу. Было еще светло, но несколько неоновых реклам уже горели; вечер звенел бодрыми автомобильными гудками, детскими воплями, ударами шаров по кеглям, скрипом роликов, веселыми хлопками малокалиберных винтовок в тирах, сумасшедшими завываниями музыкальных автоматов, а поверх всего — лающим ревом катеров, гоняющих без цели по озеру, словно наперегонки со смертью.
В «крайслере» я обнаружил худенькую шатенку с умным лицом и в темных брючках. Она сидела и курила, болтая с хлыщеватым ковбоем, пристроившимся у подножки. Я обошел машину и сел за руль. Ковбой, подтянув джинсы, отошел. Девушка не тронулась с места.
— Меня зовут Берди Кеппел, — бодро начала она. — Днем я работаю в парикмахерской, а вечером в местной газете. Извините, что без спросу забралась в машину.
— Все в порядке. Хотите посидеть или куда-нибудь вас отвезти?
— Давайте отъедем чуть дальше, где нам было бы поспокойнее, мистер Марло. Если вы, конечно, не против разговора.
— Слухи у вас тут разносятся с быстротой молнии, — сказал я и завел мотор.
Миновав почту, я доехал до проулка с бело-голубой стрелкой «Телефон», указывающей в сторону озера, свернул, проехал бревенчатый домик переговорного пункта с крошечным палисадником, потом еще один домик и остановился под огромным дубом, раскинувшим ветви далеко за дорогу.
— Тут сойдет, мисс Кеппел?
— Не мисс, а миссис. Но зовите меня просто Берди. Как все. Да, здесь хорошо. Рада знакомству, мистер Марло. Я так понимаю, вы из нечестивого Голливуда?
Она протянула мне крепенькую загорелую ладошку. Пожатие напоминало клещи — видно, натренировалась, втыкая заколки в пышные кудри клиенток.
— Доктор Холлис рассказал мне о бедняжке Мьюриел Чесс, — сказала она. — Вот я и решила узнать подробности, раз уж вы первым обнаружили тело.
— Первым нашел ее, правда, Билл Чесс. Но я при этом присутствовал. С Джимом Паттоном вы уже говорили?
— Нет еще. Он уехал вниз. К тому же не уверена, что он мне много скажет.
— Ему скоро переизбираться, а вы как-никак журналистка.
— Джим совсем не дипломат, да и меня трудно назвать журналисткой. У нас тут всего лишь жалкая дилетантская газетенка.
— Что же вы хотите узнать?
Я предложил ей сигарету и дал прикурить.
— Давайте все по порядку.
— Я приехал с письмом от Дераса Кингсли, чтобы осмотреть участок. Встретив меня, Билл Чесс разговорился и рассказал, что его бросила жена, заодно показал от нее записку. Со мной была бутылка. Он здорово к ней приложился. Человек явно тосковал от одиночества. Выпивка развязывает язык, но ему и без того не терпелось излить душу. Такие вот дела. До сегодняшнего дня я Билла не знал. Ну а когда мы шли назад озером, то забрели на пирс, и Билл заметил под затопленным настилом руку. Оказалось, что это рука покойной Мьюриел Чесс. Вот и все.
