— Паршиво, — рыкнул Кингсли. — Совсем паршиво. А что вы собираетесь делать дальше?
— По дороге домой заеду в гостиницу «Прескот», посмотрю, нет ли чего интересного там. Ваша жена и Мьюриел Чесс ладили?
— Вроде бы. Кристл легко сходится с людьми. Сам я с Мьюриел практически не был знаком.
— А имя Милдред Хэвиленд вам ничего не говорит?
— Как-как?
Я повторил имя.
— Нет, — сказал он. — А что, должно говорить?
— Вы все время отвечаете вопросом на вопрос. Нет, не должно. Тем более что вы практически не знали Мьюриел Чесс. Я позвоню утром.
— Обязательно позвоните, — сказал он и, несколько помявшись, добавил: — Извините, что втянул вас в передрягу. — И снова помявшись, наконец попрощался и повесил трубку.
Телефон тут же звякнул, и телефонистка с междугородной грубовато объявила, что я сунул в телефон на пять центов больше. Я ей сказал, что с удовольствием сунул бы в него кое-что еще. Мой тон ей явно не понравился.
Я вышел из кабины и набрал в легкие свежего воздуха. У загородки тропинку мне опять преградила ручная олениха с кожаным ошейником. Я хотел ее оттолкнуть, но она уперлась. Тогда я перешагнул через загородку, вернулся к «крайслеру» и поехал в поселок.
В штаб-квартире Паттона горела висячая лампа, но ни души не было. За стеклом двери все еще висела записка: «Вернусь через двадцать минут…». Я проехал мимо лодочной пристани к кромке уже пустынного пляжа. Несколько моторок и катеров так же дурашливо носились по шелковой глади. На той стороне озера в крошечных домиках у пологих склонов замерцали огоньки, а низко над цепью вершин засветила с северо-востока яркая звезда. На острой верхушке стофутовой сосны я заметил зарянку, которая дожидалась ночи, чтобы пропеть свою прощальную песню.
Через некоторое время, когда стало совсем темно, она исполнила желанную арию и скрылась в бездонной глубине неба. Выбросив окурок в неподвижную воду, я забрался в машину поехал в сторону Оленьего озерца.
На воротах во владения Кингсли висел замок. Я загнал «крайслер» между двух сосен, перелез через забор и крадучись шел краем дороги, пока передо мной не заблестело озерцо. Огонь в доме Чесса не горел. На той стороне смутно чернели на фоне светлых гранитных скал три коттеджа. Переливаясь через плотину, вода серебристо поблескивала и почти бесшумно падала по сливу к ручью. Я прислушался — вроде бы все было спокойно.
Входная дверь в дом оказалась запертой. Я прокрался к черному ходу и тоже обнаружил там увесистый замок. Пришлось идти вдоль стен, ощупывая сетки на окнах. Глухо! Правда, одно окошко, расположенное чуть повыше других, маленькое, двустворчатое, в середине северной стены, осталось без сетки. Я замер и снова прислушался. Ветра не было, и деревья стояли тихо, как их собственные тени.
Я просунул между створок лезвие ножа. Черта с два — шпингалет даже не шевельнулся. Прислонившись к стене, я немного поразмышлял, потом поднял здоровенный камень и врезал по створкам. Шпингалет с треском выскочил из сухого дерева, и окно в темноте резко распахнулось. Я подтянулся к подоконнику, перекинул через него затекшую ногу и, наконец, залез в комнату. Покряхтывая от усилий в разреженном горном воздухе, я повернулся и снова прислушался.
Яркий луч фонаря ударил меня по глазам.
Очень спокойный голос произнес:
— Замри на месте, сынок, отдохни. Ты явно притомился.
Луч пригвоздил меня к стене, как муху. Щелкнул выключатель, и засветилась настольная лампа. В старом коричневом кресле с подушками сидел у стола Джим Паттон. На его толстое колено свисало со столешницы коричневое кашне с бахромой. Одет он был, как прежде, не считая кожаной куртки, приобретенной, видимо, лет пятьдесят назад, во времена президента Кливленда. В руках он держал фонарь. Глаза были пустые. Челюсти мерно двигались.
— Что у тебя на уме, сынок? Ну вломился. А зачем?
Я подвинул к себе стул, оседлал его и, положив руки на спинку, огляделся.
— Хотел проверить одну идею, — сказал я. — Она мне представлялась интересной, но теперь ее, пожалуй, придется забыть.
Дом был просторнее, чем казался снаружи. Мы с Паттоном сидели в гостиной, скудно обставленной скромной мебелью. На полу из некрашеных досок лежал лоскутный коврик, у дальней стены стоял круглый стол с двумя креслами, и через открытую дверь виднелся угол большой черной печки.
Паттон кивнул, спокойно рассматривая меня:
— Я услышал машину. А куда ей еще ехать, как не сюда? Но ходишь ты тихо. Я почти ничего не уловил. Ты меня заинтересовал, сынок.
Я молчал.
— Ничего, что я называю тебя «сынком»? — спросил он. — Может, малость бесцеремонно, но такая уж у меня привычка. Никак не могу отвыкнуть. Все, у кого нет седой бороды и подагры, для меня «сынки».
Я сказал, что пусть называет как угодно. Мне это все равно.
Он ухмыльнулся:
— В телефонной книге Лос-Анджелеса куча детективов, но только одного зовут Марло.
— А с чего это вы заинтересовались?
— Обычное гнусное любопытство. Да еще Билл Чесс упомянул, что ты, вроде бы, сыщик. Мог бы сказать и сам.
— Со временем сказал бы. Извините, что доставил беспокойство.
— Никакого беспокойства, сынок. По пустякам я не беспокоюсь. Документы при тебе?
Я достал бумаги и показал ему.
— Что ж, все в полном порядке, — сказал он удовлетворенно. — А по твоему лицу много не прочтешь. Хотел, видно, тут кой-чего поискать?
— Точно.
— Я уже сам порылся. Сразу сюда и приехал. Только забежал на минутку к себе. Мне, видимо, нельзя разрешать тебе обыск. — Он почесал ухо. — Хотя черт его знает! Можешь сказать, кто тебя нанял?
— Дерас Кингсли. Просил разыскать жену, которая сбежала месяц назад — и именнно отсюда. Вот и я начал отсюда. Предполагалось, что сбежала она с мужчиной. Но мужчина это отрицает. Я и подумал, что найду здесь в горах какую-нибудь зацепку.
— Нашел?
— Нет. Ее путь прослеживается до Сан-Бернардино и до Эль-Пасо. Затем след теряется. Но я только начал.
Паттон встал и открыл дверь. В комнату ворвался густой сосновый дух. Сплюнув за дверь, он снова сел, снял ковбойскую шляпу и взъерошил коричневую с проседью шевелюру. Без шляпы у его головы был какой-то непристойно-голый вид, как у всех голов, с которых редко снимают шляпы.
— Билл Чесс тебя не интересует?
— Ни чуточки.
— Частные сыщики много занимаются разводами. По-моему, гнусная работенка.
Я решил пропустить эти слова мимо ушей.
— Для Кингсли было бы проще пойти в полицию, — сказал он.
— Не думаю. Он слишком хорошо знает свою жену.
— Однако все это не объясняет, с чего тебе приспичило обыскивать дом Билла, — рассудительно заключил он.
— Люблю всюду совать свой нос.
— Мог бы сочинить что получше.
— Тогда, скажем, Билл меня действительно интересует. Но только потому, что влип в беду. Он хоть и не святой, но все же его жаль. Если он убил жену, здесь должны быть какие-то улики. Если не убивал — тоже.
Паттон склонил голову набок, словно осторожная птица:
— К примеру, какие?
— Одежда, украшения, туалетные принадлежности — все, что женщина обычно забирает, когда уезжает навсегда.
Он неторопливо откинулся в кресле:
— Но она ведь никуда не уехала.
— Значит, вещи здесь. Но если так, Билл бы это заметил и понял, что дело не чисто.
— Черт! Не нравится мне все это.
— Но если ее убил он сам, — продолжал я, — он бы избавился от вещей.
— И каким образом?
От желтого света лампы одна сторона его лица казалась бронзовой.
— Я знаю, что у нее был свой «форд». Остальное-то можно сжечь, а что не горит — закопать в лесу. Топить вещи в озере было бы опасно. Но «форд» не сожжешь и не закопаешь. Он умел им управлять?
Паттон сделал удивленные глаза:
— Само собой. Правая нога у него не гнется в колене, поэтому выжимать ножной тормоз ему трудно. Но он бы управился ручным. Разница между машинами небольшая. Просто у Билла тормозная педаль расположена слева, рядом со сцеплением, чтобы легче было выжимать их одной ногой.
Я стряхнул пепел в голубой горшочек, где, судя по золотистой наклейке, когда-то хранился апельсиновый мед.
— Избавиться от машины трудно, — сказал я. — Куда ее ни погони, придется возвращаться назад, да к тому же так, чтобы тебя не заметили. Брось он ее на улице, скажем в Сан-Бернардино, ее бы нашли и опознали. Радости мало. Надежнее было бы загнать ее скупщику краденого, но таких людей он вряд ли знает. Так что, вероятнее всего, спрятал ее в лесу, при этом — недалеко, чтобы дохромать назад до дому.
— Что ж, логично. А еще говоришь, что не заинтересован, — сухо бросил Паттон. — Ладно, пускай машина спрятана в лесу. Что дальше?
— Дальше надо подумать, что будет, если ее найдут. Чащобы тут глухие, но лесники и лесорубы время от времени все же появляются. Но если машину обнаружат, а в ней и вещички Мьюриел, то появляются новые версии, не бог весть какие, но все же вполне приемлемые. Первая — ее мог убить кто-то другой, но подстроить все так, чтобы подозрение пало на Билла. Вторая — Мьюриел действительно кончила самоубийством, но при этом тоже с мыслью подложить мужу свинью. Самоубийство из мести.
