Вулф не сидел, а стоял за столом. Я удивился, не понимая по какому поводу волнение, но увидел, что часы показывают 3.55, то есть время, когда он второй раз поднимается к себе на чердак… на свидание с орхидеями.
— Инспектор сказал, что там покалечили Жанет, — доложил я.
Вулф допил своё пиво и хмыкнул.
— Я кое-чем обязан Жанет. Кроме того, это может означать, что Карл и Тина оказываются вне подозрения… Нужно разузнать подробности. Обычно я не бреюсь по два раза в день, но нигде не сказано, что этого делать нельзя. Я могу добраться до парикмахерской за десять минут. А?
— Нет! — прорычал Вулф.
Он поставил на стол пустой стакан.
— Сиди дома! Посмотрим, что будет дальше.
— Терпеть не могу ждать у моря погоды! Мне надо действовать. По-моему, я похудел на десять фунтов, пока подошёл к двери и нажал ручку, стараясь всем своим видом показать, как мне будет смешно, если Кремер туда пойдёт! Если бы не наши гости, я был бы этому даже рад — только для того, чтобы посмотреть, как вы тогда станете выкручиваться. Нет, мне непременно надо чем-то заняться!
— Тебе нечем заняться? — Вулф посмотрел на часы и пошёл к выходу. — Убери, пожалуйста, все эти папки.
На полдороге он снова обернулся.
— Меня тревожить в случае крайней необходимости. И не впускай больше в дом перемещенных лиц. Двоих вполне достаточно.
— Это вы их накормили… — начал я с чувством, но он уже ушёл.
Через минуту до меня долетел визг подъемника.
Я спрятал в шкаф папки, отнес на кухню остатки пива и лишь после этого отправился в переднюю комнату. Тина лежала на кушетке. При звуке моих шагов она встала и одернула юбку.
Я обратил внимание на её стройные ноги, но все же моя голова сейчас была занята совсем другим.
Карл, сидевший на стуле у её изголовья, тоже вскочил и задал мне глазами тысячу вопросов.
Я ворчливо сказал:
— Полностью согласен с Вулфом, вас двоих вполне достаточно. Надеюсь, вы не подходили к окнам?
— Мы уже давно научились держаться от окон подальше, — невесело произнес Карл. — Но нам хотелось бы уйти отсюда. Мы охотно заплатим пятьдесят долларов.
— Пока вам не уйти. — Я с трудом сдержал раздражение. — У нас только что был инспектор Кремер, очень важная фигура в полиции. Мы сказали ему, что вы находитесь в этой комнате, так что…
— Вы ему сказали? — ахнула Тина.
— Да. Метод Гитлера вывернутый наизнанку. Он говорил самую бесстыдную ложь, выдавая её за правду, а мы сказали самую обыкновенную правду, чтобы её приняли за ложь. И все у нас, как видите, получилось. Вы были на волосок от гибели. Господи, у меня все сжалось внутри, но фокус удался.
Таким образом, теперь мы связаны по рукам и ногам. И вы тоже. Поэтому вы останетесь здесь. Раз мы сообщили полиции, что вы находитесь здесь, в этой комнате, вам нельзя её покидать, во всяком случае, до того часа, когда подойдёт пора ложиться спать. А теперь я вас запру.
Я указал на дверь:
— Там — ванна и туалет. Захотите пить, стаканы найдете тоже там. Вторая дверь ведёт в кабинет, но и она будет заперта. На окнах засовы.
Я закрыл все двери на ключ и снова вернулся в переднюю комнату. Карл и Тина тихо переговаривались. Увидев меня, они замолчали.
— Все в порядке, — сказал я им. — Устраивайтесь поудобнее и чувствуйте себя как дома. Если что-нибудь потребуется, не кричите, здесь звуконепроницаемая обивка. Нажмите вот на эту кнопку. — Я показал кнопку. — Когда будут новости, я вам сообщу. А теперь мне пора.
— Но мы же висим в воздухе, и на тоненькой ниточке! — запротестовал Карл.
— Вы совершенно правы! — мрачно согласился я. — Ваша единственная надежда в том, что мистер Вулф сам занялся этим делом, и теперь освободить вас — его забота, не говоря уже обо мне. Возможно, он окажется не в силах это сделать. Что ж, попытка — не пытка…
Следующие два часа ничего не принесут. Вулф не разрешает, чтобы кто-то или что-то мешало его свиданиям с орхидеями, которые растут в оранжерее наверху. Кстати, в нашем деле появился небольшой просвет. Инспектор Кремер поспешил в парикмахерскую. Ему позвонили — кто-то покалечил Жанет. Если её ранили теми же ножницами, это хорошо.
— Жанет? — взволнованно спросила Тина. — Скажите, её сильно ранили?
Я подозрительно посмотрел на неё. Разумеется, это притворство!.. Но у неё был такой вид, словно она на самом деле расстроилась. Возможно, для людей, которым в жизни приходилось много и часто страдать, такая острая реакция на невзгоды ближних является нормой, но мне в это просто не верилось.
— Не знаю, — ответил я, — и не собираюсь узнавать. Любопытство можно оправдать только до определенного предела, а сейчас для него не время. Нам нужно спокойно высидеть хотя бы до шести вечера…
Я взглянул на часы.
— Еще всего лишь час двадцать. Потом мы посмотрим, разгадал ли мистер Вулф эту шараду. Если нет, то он пригласит вас, во всяком случае, к ужину. Увидимся позднее.
Я прошел в кабинет и закрыл дверь на ключ.
Оставшись один, я решил дать отдых голове и телу. Впрочем, в спокойной обстановке мне было гораздо проще объективно оценить события дня. Конечно, моя уловка, предпринятая для того, чтобы выяснить, умеют ли Карл и Тина водить машину, сама по себе довольно остроумная, ровным счетом ничего не давала для дела. Я только смог в который раз убедиться, что мотивы бывают разные.
Полицейские думают, что Воллена убил прижатый к стенке водитель, совершивший наезд на двух женщин. Ну, а что думаю я? И, что ещё более важно, что по этому поводу думает Вулф? Опередил ли он меня, как обычно, или же действует с прохладцей, поскольку ни о каком крупном гонораре мечтать не приходилось и, таким образом, мы рискуем остаться у разбитого корыта?
Все эти мысли до того меня расстроили, что я решил позвонить наверх Вулфу и спросить, что делать. Но потом раздумал: он все равно велит ждать до шести. И тут зазвонил телефон. Я узнал голос Пэрли.
— Арчи? Говорит сержант Стеббинс. Я из парикмахерской. Ты нам нужен, и как можно быстрее.
Две вещи сказали мне, что это не тон врага: интонация его голоса и «Арчи».
Я с ним сталкивался неоднократно, и по большей части он называл меня Гудвином, а иной раз и «мистером Гудвином». Но «Арчи» — весьма редко.
Я ответил тоже доброжелательно:
— Мне некогда, но если я действительно нужен, то приеду. Может, объяснишь, в чем дело?
— Когда приедешь… Но ты очень нужен. Это пока все.
Я связался с Вулфом по внутреннему телефону и сообщил новости.
Потом достал пистолет, вручил его на кухне Фрицу, учитывая статус наших гостей в доме, велел ему держать ухо востро и отбыл.
Толпа зевак, заполнивших коридор перед парикмахерской Голденрода, успела вырасти вдвое. На это были свои причины.
Во-первых, в пять часов заканчивалась работа в большинстве учреждений, и поток служащих двинулся к выходу, а как не задержаться возле двери, которую охранял уже не один, а трое полицейских?
Да и внутри находился такой набор полицейских и детективов разных рангов, который не часто удается видеть разом.
Три стража стойко выдерживали натиск толпы, подгоняя их громкими криками не задерживаться, а поскорее проходить к выходу.
Я сообщил одному из них своё имя и цель моего прихода. Он велел мне подождать. Через минуту появился Пэрли собственной персоной и провел меня внутрь.
Я осмотрелся. Все кресла были пусты. Фиклер и трое мастеров: Джимми, Эд и Филипп сидели рядышком на стульях для ожидающих клиентов. Они были одеты в белые халаты, возле каждого стоял детектив. Тома нигде не было видно. Множество полицейских болтались по помещению.
Пэрли провел меня в уголок у кассы.
— Как давно ты знаком с Жанет Шталь? — грозно спросил он, не сводя с меня глаз…
Я с упреком покачал головой.
— Так не пойдёт. Ты мне сказал, что я нужен. Я бросил все и примчался… Если тебя интересует моя биография, звони в любое время дня к нам в контору. А если будешь называть меня при этом «Арчи», даже в вечернее время.
— Не паясничай! Сколько времени ты с ней знаком?
— Нет, сэр. Я знаком с хорошим адвокатом. Подведи фундамент.
Правое плечо Пэрли непроизвольно дернулось — порыв, вызванный желанием схватить меня за шиворот и хорошенько встряхнуть. Но он с ним справился, так что у меня не было оснований негодовать.
— Как-нибудь в другой раз, — проворчал он, сжимая челюсть и тут же разжимая её. — Её нашли на полу кабинки без сознания — после удара по голове. Мы привели её в чувство. Теперь она может говорить, но не желает. Не желает отвечать на наши вопросы. Говорит, что не знает нас и не верит нам и не станет разговаривать ни с кем, кроме её друга — Арчи Гудвина. Так что… Вы давно знакомы?
— Очень трогательно, — сказал я с чувством. — До сегодняшнего дня я едва смотрел в её сторону. Ни разу не заговаривал и, практически, не был знаком. Даже ни разу не делал у неё маникюра. Единственная беседа, которая у нас состоялась, происходила сегодня на твоих глазах. Но, посмотри, что она при этом говорила, и что творится теперь… Разве удивительно, что я такого высокого мнения о собственной персоне?
