— Полиция уже здесь? — спросил он.
— Скоро будут, Эл, — ответил Эллери.
— Бедный старина Джонни, — пробормотал адвокат, опускаясь на кровать, после чего попросил выпить.
Эллери принес ему бутылку и стакан. Инспектор Квин велел всем участникам квинтета оставаться в своих комнатах и занял пост у двери спальни Бенедикта.
Эллери был внизу, когда шеф Ньюби, без галстука и в накинутом поверх униформы пальто, вошел в дом.
Анселм Ньюби был преемником шефа Дейкина, который так долго воплощал закон и порядок в Райтсвилле, что только редеющие ряды старожилов помнили его предшественника — толстого, постоянно отплевывающегося бывшего фермера по имени Хорас Суэйн. Дейкин, всегда напоминавший Эллери Эйба Линкольна, был типичным старомодным и неподкупным полицейским из маленького городка. Анс Ньюби принадлежал к новому поколению — молодому, агрессивному и вооруженному научными методами. Тем не менее ему пришлось проявить себя дюжину раз, прежде чем город нехотя признал, что он способен выполнять обязанности Дейкина. К несчастью, Ньюби был маленьким, хрупким на вид человечком, а в городе, подобном Райтсвиллу, любое указание на женоподобность вызывало даже не отвращение, а ненависть. Что уж говорить о шефе полиции. В его случае это считалось просто преступлением. Но когда слухи достигли ушей Ньюби, он проследил их источник, сбросил мундир и так отдубасил оскорбителя, хотя тот располагал преимуществами в виде лишних шести дюймов роста и тридцати пяти фунтов веса, что в райтсвиллских барах об этом вспоминали и спустя много лет. После этой демонстрации мужества у Ньюби больше не было неприятностей с распространителями слухов. А его язвительный голос и немигающие голубые глаза безотказно и не всегда благотворно действовали на окружающих.
— Очень сожалею, шеф… — начал Эллери.
— Вы всегда сожалеете, — огрызнулся Ньюби. — Я предложу секретарю городской управы оторвать задницу от стула, отправиться в столицу штата и попытаться уговорить нашего представителя в законодательном собрании протолкнуть закон, запрещающий пребывание в Райтсвилле всем, кто носит фамилию Квин. Как только вы появляетесь в городе, тут же происходит убийство! Я не знал, что вы приезжаете, иначе раздал бы всем подчиненным ваш словесный портрет! Как поживаете, Эллери?
— Мне все это нравится еще меньше вашего, Анс, — отозвался Эллери, пожимая маленькую руку. — Я намеренно держал наш визит в тайне…
— Наш? Кто вас сопровождает?
— Мой отец. Он наверху — присматривает за комнатой Бенедикта и телом. Мы здесь на отдыхе по приглашению Джонни Бенедикта.
— Отец или нет, вероятно, он не знает ваш райтсвиллский «послужной список» так хорошо, как я, иначе он никогда бы сюда не поехал. Для копа ваша компания — верная гарантия испорченного отпуска. Ну, рассказывайте.
— Давайте поднимемся.
Наверху инспектор и Ньюби, никогда раньше не встречавшиеся, обменялись рукопожатиями, как противники перед боем.
— Надеюсь, вы не возражаете, шеф, что мы тут немного пошарили, ожидая вас, — сказал старик. — Я сам терпеть не могу, когда офицеры полиции суют нос на чужую территорию.
Ньюби сразу же оттаял.
— Мне повезло, что вы здесь, инспектор, — ответил он, и Эллери облегченно вздохнул.
Понадобилось почти три четверти часа, чтобы описать шефу райтсвиллской полиции ситуацию с очередным браком и завещанием жертвы, по-видимому приведшим к убийству. Ньюби тем временем осматривал труп и комнату.
— Я оставил распоряжение поднять с постели моих экспертов, — сказал он. — Куда, черт возьми, они запропастились? Если не возражаете, Эллери, приведите в гостиную этих пятерых, пока я позвоню полицейскому врачу, чтобы он поскорее притащил сюда свою задницу. У нас ведь нет такой организации и такого количества людей, какими располагаете вы, инспектор, — виновато добавил шеф и вышел к телефону в прихожей.
— Кажется, он считает себя обязанным произвести на меня впечатление, — заметил сыну инспектор.
— Не знал, что Ансу не чуждо ничто человеческое, — усмехнулся Эллери и поспешил вниз.
Три бывшие супруги, адвокат и секретарша вошли в гостиную со смешанными чувствами недоверия и облегчения. Каждый из них знал только то, что Бенедикт убит; все были изолированы друг от друга, не имея возможности обмениваться предположениями и взаимными обвинениями. Интересно, что жены старались держаться поближе друг к другу, хотя до смерти Бенедикта каждая из них застолбила в гостиной отдельный участок.
Мисс Смит демонстрировала явные признаки нервозности, совсем не похожие на былую секретарскую отчужденность. После бунта, устроенного ее желудком, она выглядела бледной и больной, хнычущим голосом попросила бренди, удивив даже Марша, поглощенного своими мыслями. Мисс Смит продолжала жаловаться, в основном обращаясь к своему боссу, как будто он был виноват в создавшейся ситуации, и твердя, что еще никогда не имела дела с убийством, покуда Марша Кемп не тряхнула рыжими волосами и не произнесла свирепым тоном:
— Ради бога, заткнись!
Мисс Смит повиновалась, испуганно вцепившись в стакан с бренди.
— Слушайте внимательно, — заговорил Ньюби, когда инспектор представил ему всех пятерых. — Пока что мне известно очень мало, хотя уверяю вас, что вскоре буду знать гораздо больше. Но в данный момент я понятия не имею, кто убил мистера Бенедикта. Поэтому мой первый вопрос: может ли кто-то из вас сообщить что-нибудь, способное облегчить мне работу?
Казалось, никто не был готов это сделать.
— Надеюсь, шеф, — заговорил Марш голосом таким же безжизненным, как и его лицо, — вы не думаете, что кто-то из нас имеет отношение к смерти Джонни?
— Сейчас речь не об этом. Кто-нибудь слышал что-то после того, как лег спать? Ссору, борьбу или хотя бы просто шаги?
Никто ничего не слышал. Во время убийства все крепко спали под действием бурбона и водки. Исключением была мисс Смит, которая заявила, что не пьет, и попросила бренди исключительно с целью восстановления сил.
Однако три бывшие миссис Бенедикт, как выяснилось, заснули не сразу.
— Я металась в постели и решила почитать, — сказала Одри Уэстон. — Поэтому…
Эллери ожидал слова «доогой», но блондинка, очевидно, решила, что шеф Ньюби не одобрит такую фамильярность.
— …я спустилась за книгой.
— Куда именно спустились, мисс Уэстон? — спросил Ньюби.
— В эту комнату — к книжным полкам.
— Кто-нибудь здесь был тогда?
— Нет.
— Как долго вы оставались в гостиной?
— Ровно столько, чтобы взять книгу.
— А потом вы вернулись наверх?
— Да.
— Сколько времени вы читали, мисс Уэстон, прежде чем снова попытались заснуть?
— Я не смогла читать. Буквы расплывались у меня перед глазами.
— Что это была за книга? — спросил Эллери.
— Я не помню название, — высокомерно отозвалась блондинка. — Новый роман писателя по фамилии Рот.
— Филип Рот?
— Кажется, да.
— Харри Голден был бы рад это слышать. Это не была «Жалоба портного»?
— Я забыла, — еще более высокомерным тоном ответила Одри.
— Если бы вы читали «Жалобу портного», мисс Уэстон, буквы вряд ли расплывались бы у вас перед глазами. Вы ведь читали некоторое время, не так ли?
— Мерзкая книжонка меня настолько возмутила, доогой, что я отшвырнула ее и спустилась за другой книгой, но, как только начала ее читать, у меня стали слипаться глаза, поэтому я погасила свет и сразу отключилась. Не спрашивайте меня, мистер Квин, что это была за книга, так как я этого не помню. Она все еще у меня в комнате, если вы считаете это важным.
— Значит, вы спускались вниз дважды за ночь?
— Если вы мне не верите, это ваша проблема.
— Она может стать и вашей, — задумчиво промолвил Эллери и шагнул назад, махнув рукой Ньюби. — Я не хотел монополизировать свидетеля, Анс. Продолжайте.
— В котором часу все это происходило, мисс Уэстон?
— Понятия не имею. Я не смотрела на часы.
— Даже не взглянули на ваши наручные часы, когда раздевались?
— Представьте себе, нет.
— Но вы можете предположить, сколько тогда было времени? Час? Два? Три?
— Говорю вам, не знаю. Марша, в котором часу я пошла спать?
— Отвечай на свои вопросы, дорогая, — сказала Марша Кемп, — а я отвечу на мои.
— Я скажу, сколько было времени, когда ты пошла спать, — внезапно заговорила Элис Тирни. — Около двух.
— Неужели так поздно? — воскликнула Одри.
— Да.
— Вы метались в постели, — продолжал Ньюби, — потом спустились за книгой «Жалоба портного», которую читали… как долго?
— Право, не знаю, — ответила блондинка. — Очень недолго.
— Пятнадцать минут? Полчаса?
— Может быть. Не знаю.
— Или час? — пробормотал Эллери.
