Он подошел, пожал ее.
— Мне нечего сказать, сама понимаешь.
— Я так рада, что ты здесь. Это так ужасно, так ужасно... неожиданно. — Она задрожала. — Мой Джо мертв. В этом жутком месте. Эллери, как такое могло случиться?
— С этим надо смириться.
— Билл рассказал мне, как ты оказался тут. Эллери, останься.
Он опять пожал ей руку. Люси улыбнулась вымученной улыбкой. Потом отвернулась и снова стала смотреть вниз. Билл холодно сообщил:
— Де Йонг поступил не очень порядочно. Он знал, что я телеграфировал Люси, однако послал к ней своего детектива на полицейской машине в Филли. Тот караулил ее, а когда она пришла из кино, посадил в машину и привез сюда как... как...
— Билл, — мягко перебила брата Люси.
Эллери чувствовал теплоту ее руки; простое тонкое обручальное кольцо на безымянном пальце давило на его ладонь. Рука Люси на плече Билла была очень белой и напоминала деревянное распятие.
— Я свою работу знаю, Энджел, — без всякой злобы заметил Де Йонг. — Вижу, вы знакомы с миссис Уилсон, мистер Квин. Старые друзья, да?
Эллери покраснел и выпустил руку Люси.
— Полагаю, вас интересует, что она говорит?
Билл издал какой-то рычащий звук. Но Люси, не поворачивая головы, спокойно произнесла:
— Я хочу, чтобы он знал. Вообще-то, Эллери, мне нечего объяснять. Я ответила на все вопросы этого человека. Может, ты убедишь его, что я говорю правду?
— Моя дорогая леди, — сказал Де Йонг, — не пытайтесь сделать из меня без вины виноватого. Я знаю свое дело. — Он явно оправдывался. — Хорошо, Селлерс, будь неподалеку.
Они обменялись с маленьким смуглым человеком взглядами заговорщиков. Детектив кивнул с бесстрастным видом и вышел.
— А рассказ такой. Миссис Уилсон говорит, что ее муж уехал сегодня утром на «паккарде» по своим обычным разъездным делам. Говорит, что он был в полном порядке; может, немного рассеянный, но она это себе объяснила какими-то его беспокойствами, связанными с делами. Я правильно излагаю, миссис Уилсон?
— Совершенно правильно. — Казалось, Люси не в силах оторваться от лежащего на полу убитого.
— Сегодня вечером миссис Уилсон вышла из дома в Фермаунт-парк около семи, как только прекратился дождь, — обедала она дома одна, а затем на трамвае поехала в центр в кинотеатр «Фокс», чтобы попасть на вечерний сеанс. Потом также трамваем вернулась домой. Мой человек ждал ее и привез сюда.
— Вы забыли сказать, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, вмешался Билл, — что моя сестра всегда ездит по субботам вечером в кино, когда ее муж в отъезде.
— Это так, — заметил Де Йонг. — Я так и сказал. Вы согласны, мистер Квин? Теперь что касается преступления. — Он стал загибать пальцы, перечисляя: — Она никогда не видела этой хижины и никогда не слышала о ней — так она говорит. Уилсон ее не упоминал. То есть так она говорит. Она никогда не слышала, чтобы у него были какие-нибудь крупные неприятности. К ней он относился очень хорошо и, насколько ей известно, — заключил Де Йонг с улыбкой, — всегда был ей верен.
— Пожалуйста, — почти прошептала Люси, — я понимаю, о чем вы, мужчины, думаете в подобных случаях. Но он был мне верен, был! Он любил меня. Он любил меня!
— Она не много знает о состоянии дел мужа, потому что он был в этом плане очень скрытен, а особенно наседать на него она не хотела. Ей тридцать один год, ему тридцать восемь. В марте будет десять лет, как они женаты. Детей нет.
— Детей нет, — повторил Эллери, и в его глазах появилась чуть ли не радость.
Де Йонг, словно заведенная машина, продолжал перечислять:
— Она не знала, покупал ли он лодку, хотя ей известно, что он хорошо разбирался в моторах и всякой технике. Не знала, были ли у него богатые друзья; их общие друзья — те немногие люди, которых они знают в Филадельфии, — бедные люди их круга. У Уилсона, как она считает, не было пороков: он не пил, не курил, не играл в азартные игры, не принимал наркотики. По воскресеньям, если Уилсон не был в отъезде, они ездили на пикники, или отправлялись на машине в Уиллоу-Гроув, или проводили время дома, — в глазах шефа полиции вспыхнул веселый огонек, и он покосился на Люси, — занимаясь любовью. Так, миссис Уилсон?
Билл зашипел:
— Ах вы, чертов...
Эллери схватил его за руку:
— Послушайте, Де Йонг. Не вижу смысла в ваших намеках.
Люси не пошевельнулась. Она была где-то далеко; в глазах ее стояли слезы.
Де Йонг хмыкнул. Потом направился к двери и крикнул:
— Впустите этих газетных ублюдков!
* * *
Через секунду в хижине началось настоящее столпотворение. Это был просто кошмар: в помещении с низким потолком быстро стало нечем дышать от сигаретного дыма, вспышки фотокамер слепили глаза, барабанные перепонки лопались от смеха и гвалта. Время от времени кто-то сдвигал газету, которой Де Йонг прикрыл лицо убитого, и делал кадр с новой позиции. Элла Эмити носилась от группки к группке словно рыжеволосая гарпия, но все время возвращалась к черноглазой женщине, сидящей в кресле наподобие королевы, коронованной помимо своей воли. Эмити крутилась вокруг Люси, что-то ей нашептывала, держала ее за руку, с нежностью гладила по голове. Билл смотрел на все мо со стороны, кипя от негодования.
Наконец газетчики удалились.
— Хорошо, ребята, — проговорил Де Йонг, когда заглох шум последней уехавшей машины. — На сегодня все. Вы нам, разумеется, еще понадобитесь, миссис Уилсон. Тело вашего мужа мы отправим в морг.
— Де Йонг, — подал голос из угла Эллери. — Подождите.
— Подождать? Чего?
— Это крайне важно. — Голос у Эллери был почти суровым. — Подождите.
Элла Эмити со смешком бросила от дверей:
— Ох уж эти детективные штучки! Ну что у вас, выкладывайте, мистер Квин. Малышку Эллу на мякине не проведешь. — Ее огненно-рыжие волосы были всклокочены, она сверкнула зубами и прислонилась к стене, насторожившись как кобра.
Наступила тишина, так что впервые в комнату долетел шум реки.
Наконец Де Йонг проговорил с некоторым раздражением:
— Идет, — и вышел.
Люси вздохнула. А Билл стиснул зубы. Через некоторое время Де Йонг вернулся в сопровождении двоих полицейских в форме; они несли носилки. Подойдя к столу, поставили их на пол.
— Нет, — воспротивился Эллери. — Пока еще не надо. Не трогайте, пожалуйста, тело.
— Подождите снаружи! — рявкнул Де Йонг и недоброжелательно посмотрел на Квина, жуя сигару. Наконец он перестал расхаживать по комнате и сел.
Все остальные тоже расселись, враз оцепенев от бездействия, слишком утомленные, чтобы говорить или протестовать.
И тогда в два часа утра, будто по расписанию, со стороны Ламбертон-роуд раздался шум приближающейся машины. Эллери чуть согнул руки.
— Пойдемте наружу, Де Йонг, — пригласил он шефа полиции и двинулся к двери.
Де Йонг последовал за ним, выпятив губу. Элла Эмити замахала ярко наманикюренными пальцами. Билл Энджел помешкал, бросил взгляд на сестру и тоже вышел.
* * *
Из длинного лимузина с шофером на размокшую после дождя землю вышли три человека. Детективы повели их вдоль наложенных на главную дорожку досок. Троица неуверенно шла по грязи. Все они были довольно высокого роста, и все, несмотря ни на что, держались с подчеркнутым достоинством — женщина средних лет, молодая женщина и мужчина средних лет. Все были в вечерних костюмах — старшая женщина в собольей накидке, из-под которой выглядывало белое платье, отделанное блестками, молодая — в пелерине из горностая поверх длинного ярко-красного платья из шифона, подол которого волочился по грязи, мужчина держал в руке шелковый цилиндр.
Женщины плакали; крупное суровое лицо мужчины было сердито.
Эллери спокойно спросил:
— Миссис Гимбол?
Пожилая женщина подняла на него подведенные голубые глаза. Было видно, что они привыкли смотреть на мир свысока, но сейчас обстоятельства лишили их этой привычной привилегии.
— А вы, если не ошибаюсь, тот джентльмен, который звонил моему отцу? Так вот. Это моя дочь Андреа. А это наш очень близкий друг мистер Гросвенор Финч. Где?..
— Итак? — мягко задал вопрос Де Йонг.
Билл отступил из ярко освещенного дверного проема в комнату. Его глаза, чуть прищурившись, рассматривали изящную левую руку молодой женщины. Он стоял почти вплотную к ней, так что мог дотронуться до ее горностая. Он едва расслышал настойчивый вопрос Де Йонга, правильную речь джентльмена и растерянные слова пожилой женщины. Билл в растерянности стоял в глубокой тени, переводя взгляд с ладони молодой женщины на ее лицо.
Андреа Гимбол. Так вот как ее зовут, думал он, разглядывая лицо, такое юное и неиспорченное, совсем не похожее на лица тех молодых женщин, которых он знал, и даже близко не напоминающее лица молодых женщин из светской хроники. Это было милое лицо, деликатное, нежное, вызывающее в душе что-то доброе. Ему хотелось бы заговорить с ней. Где-то в уголке сознания прозвенел тревожный звонок, но он проигнорировал его. Протянув руку из темноты, он коснулся ее обнаженной руки.