Волосок ликоподия вяло шевелился в трубке. Должно быть, внутрь попала влага, он был явно не в порядке. Она продолжала есть, хмуро думая о будущих поколениях: сколько важнейших достижений человечества поглотит эта оболочка глухоты?
По инструкции, ей надо бы, увидев подергивание волоска, хватать Паулину и бежать куда-нибудь на открытое место. Когда включалась сирена, все выбегали из дома и терпеливо ждали под открытым небом, и, если звук слизывал их дома, людей только осыпало пылью, не причиняя никакого вреда. Миссис Сноуден больше не интересовали эти глупости.
Это унизительно, считала она, стоять на холоде и безропотно ждать чего-то. Если бы над головой кружили вражеские самолеты, желание поступить наперекор, бросить им вызов, выгнало бы ее из дома, но во время современных налетов было только безмятежное небо, вечная тишина, а потом — внезапная пульверизация и отбой, и тогда покорным стадом люди брели назад, в свои постели.
Она отнесла тарелку на кухню, а когда вернулась в гостиную, репродукция «Египтянки» Меллора вдруг сорвалась со стены и бесшумно упала на пол, рама и стекло разбились вдребезги.
Миссис Сноуден подошла и некоторое время смотрела на нее. Потом, будто ее кто подтолкнул, она кинулась к окну и выглянула. Все соседние домишки исчезли.
Она бросила занавеску, взбежала наверх, схватила Паулину и стала ее трясти, а опомнившись, уже не знала, то ли волнение, то ли ужас заставили ее метаться по дому.
— Дома исчезли! Дома исчезли!
В абсолютной тишине девочка начала медленно просыпаться.
Миссис Сноуден схватила ее и бросилась по лестнице вниз, потом на улицу, на лужайку перед домом. Из открытой двери по голым клумбам полоснул яркий луч света. В беззвучной темноте над головой мог висеть самолет-корректировщик, но миссис Сноуден в лихорадке уже ни на что не обращала внимания.
По странной случайности уцелел только их дом. На целые мили вокруг простиралась новая пустыня, клубилась, оседая, пыль. Новизна, необычность этого зрелища были прекрасны, это была не катастрофа, это было освобождение.
Потом они увидели великанов.
На расстоянии их очертания просматривались очень смутно, но выглядели они вполне реально, хотя и неправдоподобно. Они были очень высокие. Сколько футов? Десять, пятнадцать, больше? «Солдаты противника», — с ужасом подумала миссис Сноуден. Новейшее применение звука. Он теперь увеличивал уже человеческие клетки, как раньше — растительные. На мгновение у нее мелькнула мысль: она где-то читала, что человеку-великану не выжить, что это невозможно или еще что-то, но потом все мысли исчезли. Остался ужас.
Великаны все росли и росли. Они были уже выше дома, футов по тридцать, а то и больше. Они стали подергиваться, как пьяные танцоры.
Фантастика, бред! Паулина заплакала.
Вдруг миссис Сноуден почувствовала, как странный холодок лизнул ее ноги. Она невольно задрожала. Ее тело забило тревогу, она с ужасом чувствовала, как что-то забирается в кровь. Она хотела прикрыть глаза рукой, но рука вдруг замаячила далеко-далеко. Рука вытянулась. Она росла.
Теперь она поняла, что великаны — не солдаты противника, это жертвы. Сначала выкуривают всех из домов, один тип ВД стирает в порошок дома, другой — вздувает людей, раздувает их как неуклюжие резиновые куклы. Просто. Научно. Гуманно.
Миссис Сноуден раскачивало как жердь. Чтобы удержать равновесие, она неуклюже шагнула вперед. У нее кружилась голова, она оглянулась на пустые окна своей спальни, отпрянула, чтобы не упасть на дом. Боли не было. Прервались нервные связи. Только тупость во всем теле, тупость и непрерывный бешеный рост.
Как в кошмарном сне, она еще видела танцующих великанов. Теперь она поняла, почему они танцуют. Пытаются приспособиться. Прежде чем им это удавалось, прекращался обмен веществ. Они неуклюже падали посреди пустыни — гигантские пыльные трупы, наполненные звуком и тишиной.
Забавно, подумала она, впервые за столько лет такой трам-тарарам. Потом, не выдержав нагрузки, остановилось сердце.
Она рухнула во весь рост, картонка с «ПЕРЕСТАНЬ!» весело выпорхнула из джемпера и, быстро вращаясь, полетела вниз, мелькая в клубах пыли.
Паулина уже переросла бабушку. Молодой организм жадно бросился в рост. Она вскрикнула от изумления, когда голова ее взлетела вверх, к темному небу. Она увидела, как упала бабушка. Увидела слабый пучок звукосвета, выбивающийся из двери их маленького домика. Чтобы удержать равновесие, она шагнула вперед, в пустыню. Потом побежала. Земля уходила вниз, вниз. Она ощущала тепло звездного света, плавный изгиб Земли.
Изумление и восторг гудели в ее мозгу, как шершни в банке с медом, как пчелы в улье, как мухи под куполом часовни, как комары на плантации, как мошкара в Сахаре, как искры в дымоходе; комета, несущая свой хвост в бесконечную тишину падения, голос, поющий в неведомой Вселенной.
Мммм. Я.
Первая мысль: я есть я. Я есть все. Все и везде. Все, все, все ммммм.
Вселенная состоит из меня, я — это Вселенная. А если нет? Что это так равномерно пульсирует рядом? Нет, это, должно быть, тоже я, просто я еще не все понимаю. Все сейчас в тумане. В тумммане мммм.
Даже я — туман. И во всей моей бесконечности, во всей моей огромной и странной темноте я — тень. Память меня. Но могу ли я быть памятью… не-меня? Парадокс: если я — все, то может ли существовать еще кто-нибудь, не-я?
Откуда у меня берутся мысли? Почему я уже не как раньше, просто мммм?
— Проснись! Проснись! Да проснись же, наконец!
Нет! Не обращать внимания! Вселенная — это я. Раз ты говоришь со мной, значит ты — это я, и я приказываю тебе замолчать. Хочу только убаюкивающее, обволакивающее мммм.
— …Ты не Вселенная! Слушай, что я тебе говорю!
Громче?
— О господи, слышишь ты меня или нет?
Не понимаю. Я должен быть — все. Может ли часть меня, вроде этой пульсации, существовать… отдельно?
— Ты меня слышишь? Отвечай!
— Кто… кто ты?
— Слава богу, наконец-то ты стал принимать. Не бойся.
— Ты еще одна Вселенная?
— Я не Вселенная. Ты не Вселенная. Ты в опасности, и я должен тебе помочь.
Я… Опасность. Нет, свернуться, сжаться, мммм! Во всем мире только я. Не верить ничему, кроме меня.
— …нужно быть осторожнее. Ну и работка, черт возьми! Эй, там, не спи.
Мммм. Хочу мммм…
— …Был бы психоэмбриолог где-нибудь в десятке световых лет отсюда… Ну, надо продолжать. Эй, проснись! Проснись, если хочешь жить!
— Ты кто?
— Я твой отец.
— Непонятно. Где ты? Ты — это пульсация, которая есть не-я?
— Нет. Я далеко от тебя. Много световых лет… О, ч-ч-черт! Ну, как ты ему объяснишь?
— Оставь меня в покое. Когда ты говоришь со мной, я чувствую… боль.
— Держись за эту мысль, сынок, помни о боли. Не бойся ее, но знай, как много боли вокруг тебя. Меня она не оставляет ни на минуту.
— Интересно.
— Хорошо! Сначала — о главном. Самое важное — это ты.
— Я знаю. Это все не настоящее. Это сон, это эхо, которое я как-то улавливаю. Я придумываю, на самом деле есть только я и ничего, кроме меня.
— Постарайся сосредоточиться. Ты — всего лишь один из миллионов себе подобных. Я и ты — одной породы. Мы — люди. Только я уже родился, а ты — нет.
— Бессмысленно.
— Послушай! Твоя «Вселенная» находится внутри другого живого существа. Скоро ты придешь в настоящий мир.
— Так же бессмысленно. Любопытно.
— Не расслабляйся. Я пошлю тебе изображение, чтобы ты понял.
— А…? Расстояние? Свет? Цвет? Форма? Совсем не нравится. Боюсь. Боюсь упасть, страшно… Сейчас же вернуться в спокойное ммм. Мммм.
— Бедный малыш. Лучше оставить его в покое. Что, если он умрет? В конце концов, ему только шесть месяцев. В Академии эмбрионовоспитания их начинают будить и обучать только в семь с половиной. И потом, там работают специалисты. Если б я знал… Осторожнее ногу, ты, синий черт!
— Это изображение…
— А, ты еще здесь. Молодец! Ужасно жаль, что я разбудил тебя так рано, но у меня не было другого выхода.
— Меня хвалят, жалеют. Хорошо. Чудесно. Лучше, чем быть одному во Вселенной.
— Это уже кое-что, сынок. Ха, когда ты так говоришь, я, кажется, представляю себе, что чувствовал Создатель.
— Непонятно.
— Извини, я забылся. Не обращай внимания. Надо поосторожнее. Ты спрашивал про изображение. Послать еще?
— Только понемножку. Странно. Очень странно. Форма, цвет, красота. Это и есть настоящая Вселенная?
— Я просто показал тебе Землю, где я родился и где, надеюсь, родишься и ты.
— Непонятно. Покажи еще… формы, звуки, запахи… А, на этот раз уже не так странно. Другое?
— Да, другое изображение. Вот еще Земля, смотри.
