— Я смертельно устал.
— Я тоже. К счастью, перед тем, как выйти из корабля, я ввел всю информацию, необходимую для полета на Землю. Понимаешь?
— Если бы ты этого не сделал, она бы не смогла попасть домой?
— Вот именно. У тебя голова твоего отца, сынок. Так держать! Она стартовала с Мироны без помех и сейчас все вы летите на Землю… Только у вас ничего не выйдет. Когда я вводил информацию, она была правильной, а сейчас уже нет, потому что на борту не хватает меня. С каждой секундой разгона корабля учитываются лишние семьдесят три килограмма, которых на нем нет. Они здесь, со мной, их волокут через гору.
— А это плохо? Не считая, конечно, тебя. Значит ли это, что мы попадем на Землю, двигаясь с повышенной скоростью?
— Нет, сынок. Это значит, что ВЫ НИКОГДА НЕ ПОПАДЕТЕ НА ЗЕМЛЮ. Корабль летит по гиперболе и, хотя мой вес составляет всего лишь одну восьмитысячную от общего веса корабля, эта ничтожная ошибка, когда вы долетите до Солнечной системы, превратится в пару световых лет.
— Я стараюсь, но весь этот разговор о расстоянии мне не понятен. Расскажи еще раз.
— Там, где ты находишься, нет ни света, ни пространства. Как же я объясню тебе, что такое световой год? Ты просто должен запомнить главное, то, что вы промчитесь мимо Земли.
— А разве мы не можем лететь дальше, пока не попадем на какую-нибудь другую планету?
— Можете, если ничего не удастся сделать. Но посадку придется отложить на несколько тысяч лет.
— Тебя слышно все хуже. Слишком большое напряжение. Должен мммм.
Снова рыба, и вода вокруг нее, и глубина. Только нет уже спокойствия в пруду. Он холоден, он жесток, этот пруд, пруд… Воду закручивает в воронку и несет к берегу.
Я — рыбий зародыш. Я, наверное, спал? Со мной разговаривал какой-то голос? Навряд ли. А если он и говорил со мной, то говорил ли он правду? Что-то надо было спросить у него, что-то ужасно важное. Что-то… А, не помню. Если бы вспомнил, все вернулось бы на свои места.
Может быть, никакого голоса и не было? Может, я стал развиваться не в том направлении в этой темноте: ошибся в выборе между здравым рассудком и больным? Тогда, должно быть, верной была моя первая мысль. Я есть все и я — ненормальный!
На помощь! Говори со мной, говори!
Нет ответа. Только пульсация. Ага, вот о чем я хотел спросить…
— …слава богу… в ручье горячая вода…
— Эй! Отец?
— Долго они меня продержат в этой луже? Должны же они понять, что мне не прожить в этом их мире, да и в любом другом тоже.
— Я не сплю и готов отвечать!
— Только дайте мне полежать здесь. Самое первое удовольствие для человека, сынок, — лежать и мокнуть в горячей воде. Если б я мог дожить и увидеть тебя… Однако, за работу. Чтобы выбраться из этой переделки, ты должен сделать вот что.
— Бессилен. Ничего не могу сделать.
— Не бойся. Кое-что у тебя уже получается, и очень неплохо — передача мыслей на расстоянии.
— Непонятно.
— Мы разговариваем друг с другом, хотя расстояние между нами все время увеличивается, при помощи так называемой телепатии. Наполовину это — врожденная способность, а наполовину — дело навыка. Сейчас это единственное средство связи между отдаленными планетами, если не считать звездолетов. Но звездолету требуется время, чтобы долететь куда-нибудь, а мысль срабатывает мгновенно.
— Понял.
— Молодец. К несчастью, звездолет может со временем долететь куда угодно, а радиус действия мысли связан с определенными границами. Дальность связи так же строго ограничена, как… ну, как размеры растений, например. Когда ты будешь на расстоянии пятидесяти световых лет от Мироны, связь между нами прервется.
— Что останавливает мысль?
— Не знаю. Точно так же, кстати, как не знаю и того, что ее порождает.
Другой очевидный вопрос: как далеко мы сейчас друг от друга?
— Нам осталось сорок восемь часов, не больше. Потом связи не будет.
— Не оставляй меня. Мне будет скучно!
— Мне тоже будет скучно. Правда, недолго. Но ты, сынок, уже на полпути к Земле или что-то около этого, по моим подсчетам. Как только связь между нами прекратится, ты должен вызвать ТЦЗ.
— Что значит?
— Телепатический Центр Земли. Это центр общего контроля и информации, он всегда настроен на прием, на всякий случай. Ты можешь их вызвать, я — нет.
— Они меня не знают.
— Я дам тебе их позывной. Свяжешься с ними — они тебя и узнают. Если хочешь, дашь им мой позывной. Ты должен объяснить, что случилось.
— А вдруг не смогу?
— Что ж ты, не сумеешь объяснить? Ну, что вы пролетите мимо Земли?
— А они поверят?
— Конечно.
— Они настоящие?
— Конечно.
— Трудно поверить, что есть еще люди кроме нас. Я хотел тебя спросить…
— Одну минутку. Давай выясним все до конца. Сообщишь в ТЦЗ в чем дело, они вышлют за вами скоростной корабль и снимут Джуди и вас, пока вы не улетели слишком далеко.
— Да, теперь я понял. Я все-таки хочу опросить тебя.
Голос…
— Подожди минутку, сынок… Это ты теряешь сознание, или я?.. Чувствуешь этот гангренный запах на таком расстоянии?.. Эти синие чудища собираются вынуть меня из воды, я, наверное, потеряю сознание. Осталось мало времени…
— Отец, что это за «время», которое так много значит для тебя?
— …время, как неудержимый поток, несет своих сыновей… А-а-а-х-х… Времени, сынок, времени никогда не хватает…
— Боль. Боль и молчание. Как все изменилось. Неужели мир и в самом деле так ужасен, как он говорит? Все, как во сне.
Мммм. Только тьма и молчание. Голоса нет. Напрягись. Попробуй.
— …расстояние…
— Голос! Отец! Громче!
— …слишком слаб… Сделал все, что мог…
— Скажи мне только одну вещь, отец!
— Быстро.
— Трудно было будить меня вначале?
— Трудно. В Академии эмбрионовоспитания тренировку и обучение эмбрионов начинают только с семи с половиной месяцев. Но у меня не было другого выхода. Я должен был… ох, как я устал…
— Тогда почему же ты не стал разговаривать с мамой, а разбудил меня?
— Поселок! Мы почти на месте. Только спуститься в долину, и все… Человечество только начинает развивать телепатические способности… Осторожнее, вы!
— Вопрос, ответь на вопрос!
— Это и есть ответ. Полегче вниз по склону, ребята. Вы хотите, чтобы эта громадная ножища лопнула, да? Так вот… У меня были способности, а у Джуди — нет. Она не слышала меня даже на расстоянии одного ярда. А вот у тебя такие способности есть. Полегче, о-х-х!
Сейчас для меня весь мир — моя нога…
— Но почему… твои мысли так путаются… почему?
— Старая добрая теория Менделя… Взять тебя и твою сестру, один слышит, а другая — нет. У великана два глаза, и только один видит нормально… тропинка слишком крута, чтобы… ой-й-й! Циклопы, спокойно, парень, а то выбьешь и другой глаз.
— Не могу ничего понять.
— Понять? Моя нога — как пылающий факел, — выжигай глаз кому угодно. Спокойно, спокойно! Тихонько вниз по склону голубого холма.
— Отец!
— В чем дело?
— Я не могу понять. Ты говоришь о реальных вещах?
— Извини, мой мальчик. Спокойно. Немного забылся, это от боли. Если ты свяжешься с ТЦЗ, с вами будет все в порядке. Не забыл?
— Нет, не забыл. Если б я только мог… Я не знаю. Значит, мама — настоящая?
— Да. Ты должен беречь ее.
— А великан тоже настоящий?
— Великан? Какой великан? А, ты имеешь в виду гигантский холм. Люди взбираются на гигантский холм. К моей гигантской ноге. Прощай, сынок. Я должен поговорить с синим человеком о… ноге… ноге…
— Отец!
— …голубой телячьей ножке…
— Отец! Ты куда? Подожди, подожди, смотри, видишь, я уже могу немного двигаться. Я только что заметил — я могу поворачиваться. Отец!
Ответа больше нет. Только тонкий поток тишины да пульсация. Пульсация. Моя молчаливая сестра. Она не умеет думать, как я. Я должен вызвать ТЦЗ.
Еще успею. Может, если я сначала повернусь… Легко. Он сказал, что мне всего шесть месяцев. Может, связаться будет легче, если я выберусь наружу, в настоящую Вселенную? Если я снова повернусь…
Теперь, если я толкну…
А, теперь легче. Толкну еще раз. Интересно, у меня тоже голубые ноги?
Р-раз!
Хорошо. Что-то поддается.
P-раз…
Джон Браннер
Заглянуть вперед
1
Это сон. Это должен быть сон. Должен! Макс Хэрроу еле слышно застонал, снова и снова повторяя про себя эту фразу. Он знал: стоит ему убедить себя, что он спит, — и кошмар отпустит его, позволит проснуться. Так было всегда.
Но сейчас вырваться не удавалось. Словно две неведомые силы вцепились в него с разных сторон и, как бешеные кони, тянули каждая к себе. Сознание его раздвоилось: одна половина прекрасно помнила, как он ложился спать, как засыпал, а другая, сейчас более сильная, находилась где-то далеко от привычного ему мира.
