Эдвард Джонс был в конечном счете выгнан из моего дома, и это стало следствием его дурного поведения и целого ряда злоупотреблений с его стороны. Правда ли, нет ли – не знаю, но говорят, что Джонс отправился в Америку или собирался туда ехать. Но, когда этот человек работал в моей конторе, он завязал дружеские отношения с Овеном, который был его земляком, и оказывал разрушительное влияние на слабохарактерного и нерешительного приятеля. А теперь слушайте с особым вниманием. Эдвард Джонс, который, как все предполагают, находится в Америке, был замечен дня три тому назад одним из моих управляющих близ Темпл-бара.
Негоциант прервал свой рассказ, снял очки и продолжал, сделав знак, чтобы я прекратил делать пометки.
– Я полагаю, господин Уотерс, что колебание, предшествующее преступлению, когда преступление это замышляется человеком слабохарактерным, очень быстро превращается в расчет, если этот человек, чтобы найти опору, подчиняет свою нерешительность упрямой воле закоренелого преступника. Я сказал вам это для того, чтобы подвести к моему убеждению. Оно заключается в том, что, доведенный нищетой до крайности и поддавшийся воздействию Джонса, Овен Ллойд, управляющий честный и трудолюбивый, сделался мошенником.
– Итак, сударь, по вашему мнению, один из виновников преступления, совершенного в вашем доме на Бок-стрит…
– Да, я так думаю, скажу даже больше: я уверен в этом. И вот почему: третьего дня в моей библиотеке, за книжной полкой, нашли бумажник. Поскольку воры из этой комнаты ничего не похитили, то осмотр недвижимости был произведен довольно быстро и весьма поверхностно. Я же знаю, что этот бумажник – да вот, взгляните, вот он, – принадлежит Овену Ллойду, я несколько раз видел его в руках несчастного, и как доказательство моего заявления, что именно он был владельцем этой вещицы, – две вытесненные на сафьяне заглавные буквы О. и Л. Сверх того, в нем найдено банковское обязательство на пятьсот фунтов стерлингов, которое, как вам известно, принадлежит банку графства Гемпшир.
Я взял бумагу из рук господина Шмидта.
– На билете значится 1831 год, – заметил я.
– Именно это и доказывает виновность Овена, а сверх того я имею самые убедитель– ные причины предполагать, что он бывает или проживает в Гемпшире.
Негоциант вынул из кармана бумажку, исписанную мелким почерком.
– Я буду откровенен, – продолжал он, – и сообщу вам весьма важные сведения, но такие, которые следует знать лишь вам одному.
Я поклонился в знак признательности. Господин Шмидт помолчал немного, а затем сказал:
– Овен Ллойд женат, жена его, еще молодая женщина, отличается здравым умом и отменной рассудительностью, вкупе с замечательной красотой; дочь, их единственное дитя, наследовала все лучшие качества своей матери. Жена моя обожала Каролину, и, вполне естественно, кроткая и очаровательная девушка постоянно посещала дом на Бок-стрит. Я находил, при всем моем уважении к этой девице, неприличными ее ежедневные беседы с моим сыном.
Сын мой, господин Уотерс, – скажем об этом мимоходом, – только на четыре года старше мисс Каролины, которой едва минуло шестнадцать лет.
В то время, когда, под бременем своего неисполненного обязательства, Овен Ллойд вынужденно покинул Лондон, Артур – так зовут моего сына, – Артур и Каролина были влюблены друг в друга.
– Как вы узнали об их взаимной привязанности?
– Из письма, несколько строк которого дали понять, что Каролина и он уже давно состоят в любовной переписке. Оба они выжидают более удачного времени для осуществления их общих желаний, а это время, вероятно, наступит, – прибавил господин Шмидт с улыбкой, исполненной грусти и горечи, – когда меня не будет в живых.
– Если мисс Каролина проживает в доме своего отца, то, значит, вы знаете место его жительства.
– Не совсем. Овену неизвестно о страстной любви наших детей, равно как и о возникшей между ними переписке. В письме, которое попало мне в руки, молодая девушка, в ответ на вопрос моего сына, говорит, что ее отец никогда не простит ей нескромное признание об истинном месте ее жительства. Вы понимаете причину, господин Уотерс, не так ли? Вследствие этого она умоляет его не пытаться узнать место ее пребывания. Надо вам сказать, сэр, что сын мой ныне стал совершеннолетним и, благодаря средствам, отошедшим ему по завещанию от умершей тетки, вполне независим и имеет достаточное состояние.
– Какой штемпель вы заметили на письме мисс Ллойд?
– Чаринг-Кросс. Каролина предупреждала моего сына, что письмо должен был доставить на почту один приятель, и я не сомневаюсь, что этот приятель – соучастник ее отца, то есть Эдвард Джонс. Теперь самые важные слова этого письма: «С отцом моим несколько дней тому назад случилось в лесу несчастье, но благодаря нашим заботам он совершенно поправился». Вы можете заметить, господин Уотерс, что неосторожно написанное слово «в лесу» зачеркнуто, но недостаточно сильно, чтобы его нельзя было разобрать. Сопоставьте эти два обстоятельства, соседство леса и место жительства Овена Ллойда, с тем фактом, что он обладает банковским билетом графства Гемпшир, и тогда скажете, как и я, что преступник обитает там в какой нибудь лесной глуши.
– Ценю точность ваших замечаний, сэр, – сказал я негоцианту, – и, соглашаясь с вами, считаю их основанными на фактах.
– Вы должны понять, господин Уотерс, из сообщенных мною сведений, что я нисколько не забочусь о том, чтобы мне были возвращены вещи, у меня похищенные. То, чего я желаю, и желаю искренно и страстно, – это положить непреодолимую преграду между моим сыном и мисс Каролиной и прервать во что бы то ни стало завязавшуюся между ними переписку. Самое же надежное средство разрушить их связь – обвинить Овена Ллойда в краже и предать его суду.
В эту минуту наш разговор был прерван вошедшим управляющим. Он явился известить о визите господина Уильяма Ллойда. Это был тот самый человек, которого ожидал господин Шмидт и который скрывался за литерами X, Y, Z.
– Попросите господина Уильяма Ллойда войти, – распорядился негоциант, поспешно убирая газеты в один из ящиков стола. – Вы понимаете, по схожести имен, – обратился ко мне господин Шмидт, – что долгожданный гость, должно быть, родственник Овена. Не говорите ни слова, но будьте настороже и слушайте внимательно.
Господин Уильям Ллойд вошел. Это был мужчина высокого роста, худощавый; его бледное исхудалое лицо свидетельствовало о нравственных муках или совсем недавно перенесенных страданиях. По-видимому, он уже переступил пятидесятилетний рубеж, но движения его еще были довольно развязны, как у мужчины лет тридцати. В его поведении сквозило врожденное чувство собственного достоинства, которому еще больше прелести придавали кротость и доброта во взгляде.
Господин Уильям Ллойд выглядел взволнованным и растроганным. Отвесив поспешный поклон, он торопливо обратился к господину Шмидту.
– Из этого письма, полученного мной сегодня утром, я узнал, – он держал в руке упомянутое письмо, – что вы можете дать мне сведения о моем брате, Овене, с которым я уже столько лет разлучен. Где он, сударь? Будьте так добры, скажите мне!
Задав умоляющим голосом этот короткий, но важный для него вопрос, Уильям Ллойд внимательно осмотрел все углы комнаты, бросив на меня беспокойный взгляд, потом, вновь обратившись к господину Шмидту, взволнованно прибавил:
– Не умер ли Овен, сударь? Умоляю вас, скажите мне всю правду, не терзайте мое сердце минутами неизвестности!
– Садитесь, милостивый государь, – ответил негоциант, пододвинув своему посетителю кресло. – Ваш брат на протяжении нескольких лет состоял у меня главным управляющим по торговле.
– Состоял! – с возрастающим волнением вскрикнул Ллойд. – Стало быть, его уже нет у вас? Значит, он вас оставил?
– Да, сударь, уже три года тому назад. Не перебивайте меня. Совсем недавно я получил окольными путями известия о вашем брате. Этих сведений, при личном подтверждении, которое вы, без сомнения, в состоянии нам дать, будет достаточно, чтобы сей господин, – тут негоциант указал на меня, – смог определить его местопребывание в настоящее время.
Я не в состоянии был вынести безмолвного изучающего взгляда, который устремил на меня господин Ллойд. Я поспешно встал, под предлогом того, что нужно запереть полуотворенное окно.
– Какая причина побуждает вас так усердно разыскивать моего брата? – спросил Ллойд с заметным беспокойством. – Быть не может, чтобы… Нет, брат мой, как вы сказали, уже три года как покинул ваш дом. Впрочем, я Овена знаю, и предположить, что… это было бы настолько же несправедливо, насколько и нелепо.
– Если сказать вам истинную правду, сударь, – подхватил негоциант после непродолжительного молчания, – я должен сознаться в моих опасениях. Видите ли, я боюсь, что мой сын совершит безрассудный поступок и сблизится больше, чем я того желаю, с… семейством вашего брата, одним словом, я боюсь, что он без моего согласия даст свое имя вашей племяннице, мисс Каролине. И я желал бы увидеть Овена, чтобы получить от него…
