– Нездоровое любопытство толпы в подобных случаях просто возмутительно, – заметил я. – Будьте любезны доложить мисс Эстей, что мистер Гудвин хочет проконсультироваться с ней по поводу цветов.
– Сюда, прошу вас.
Он сделал пять шагов по вестибюлю к распахнутой настежь двери, жестом пригласил меня войти и попросил подождать. Комната не имела ничего общего с тем, что я предполагал встретить в городской резиденции миссис Деймон Фромм. Она была меньше моей спальни, и почти всю ее занимали два письменных стола, два столика с пишущими машинками, несколько стульев и шкафы с картотекой. Стены были увешаны плакатами и фотографиями. Я еще разглядывал их, когда послышались шаги, и я обернулся.
В дверях стояла мисс Эстей, обратив на меня взор зеленовато-карих глаз.
– Что там с цветами? – спросила она.
Не могу сказать, что ее глаза были воспалены от слез, но во всяком случае они не были и радостными. При более счастливых обстоятельствах я дал бы ей меньше тридцати лет, но только не сейчас. Да, она была хороша собой. Никаких сережек на ней не было, не заметил я и следа царапины на щеке, но ведь прошло уже четыре дня с той минуты, как Пит увидел женщину в автомобиле, а он ничего не сказал о том, глубока ли была царапина. Поэтому было мало надежды обнаружить ее следы на лице Джин Эстей или на чьем-либо другом.
– Мисс Джин Эстей? – спросил я.
– Да. Так что там с цветами?
– Я и пришел, чтобы сказать вам об этом. Вам, возможно, приходилось слышать про Ниро Вульфа?
– Это детектив?
– Да.
– Конечно.
– Очень хорошо. Меня прислал он. Я Арчи Гудвин и работаю у него. Он хочет прислать цветы на похороны миссис Фромм и просил узнать, не будет ли каких-нибудь возражений против орхидей чисто белого цвета.
Секунду она не сводила с меня пристального взгляда, а потом вдруг захохотала. Плечи у нее затряслись, и она рухнула на стул, опустив голову и сжав виски ладонями. Дворецкий подошел к раскрытой двери посмотреть, что случилось. Я сочувственным тоном сказал, что мне приходилось иметь дело с подобными истериками (это было истинной правдой) и лучше ему не вмешиваться. Он согласился и притворил за собой дверь. Вскоре мисс Эстей начала успокаиваться, я пододвинул стул и сел. Наконец она выпрямилась и вытерла глаза носовым платком.
– Меня смутил ваш костюм, – сказала она. – Это же нелепо – так одеться ради того, чтобы прийти и спросить, нет ли возражений против орхидей. – Она замолчала и перевела дух. – Цветов не надо. А теперь можете идти.
– Я оделся так, чтобы получить возможность попасть в дом.
– Понимаю. Под ложным предлогом. Зачем?
– Чтобы встретиться с вами. Послушайте, мисс Эстей. Я очень сожалею, что мой маскарад вывел вас из равновесия, но теперь прошу вас посидеть спокойно несколько минут и прийти в себя; а я тем временем, если позволите, объясню цель моего посещения. Надеюсь, вы знаете, что миссис Фромм вчера была у мистера Вульфа и выдала ему чек на десять тысяч долларов?
– Да. Я в курсе всех денежных дел миссис Фромм.
– Она говорила вам, зачем этот чек?
– Нет. Только написала на корешке «аванс».
– Я тоже не могу сказать вам, на что предназначались эти деньги, но сегодня миссис Фромм снова должна была встретиться с мистером Вульфом. Чек вчера был засвидетельствован в банке, и деньги по нему будут получены в понедельник: мистер Вульф сознает свою ответственность перед миссис Фромм и считает, что он должен провести расследование обстоятельств ее смерти.
Она заметно успокоилась.
– Но этим занимается полиция. Два человека оттуда ушли от меня меньше часа назад.
– Понятно. Что ж, отлично, если им удастся чего-нибудь добиться. Но если нет, это сделает мистер Вульф. Вы желаете, чтобы он занялся этим?
– Не кажется ли вам, что мое желание не имеет здесь никакого значения?
– Нет, вы ошибаетесь, для мистера Вульфа это имеет значение. Полиция может допросить любого человека, имеющего отношение к делу. Мистер Вульф не имеет такого права. Он хотел бы переговорить с вами и прислал меня, чтобы я проводил вас к нему. Я могу выполнить его поручение одним из трех способов. Припугнуть вас – но я не знаю чем. Подкупить – но я не знаю, что использовать в качестве приманки. Остается третье – сказать, что миссис Фромм посетила мистера Вульфа и выдала ему чек на десять тысяч и у него имеются основания думать, что ее смерть связана с делом, ради которого она обратилась к его услугам, и поэтому он чувствует себя обязанным расследовать обстоятельства ее гибели и хотел бы начать расследование с беседы с вами. Вопрос заключается в том, хотите ли вы помочь ему в этом. Естественно, я думаю, что хотите. Наш кабинет помещается на Тридцать пятой улице. Полицейский перед вашим домом остановит нам такси, и через пятнадцать минут мы будет там.
– Вы хотите отправиться сейчас же?
– Конечно.
Она покачала головой:
– Не могу. Я должна… Нет, не могу.
Она вновь овладела собой, от приступа истерики не осталось и следа.
– Вы спрашиваете, хочу ли я помочь. В этом нет никаких сомнений, вопрос только в том, как я могу помочь? – Она задумалась, пристально глядя на меня. – Пожалуй, я вам кое-что расскажу.
– Буду вам признателен.
– Я уже говорила, что два сотрудника полиции ушли отсюда меньше часа назад.
– Да.
– Так вот, пока они находились здесь, незадолго до их ухода, одному из них кто-то позвонил, и после разговора он сказал, что Ниро Вульф, возможно, через своего помощника Арчи Гудвина сделает попытку связаться со мной. В этом случае меня попросили сообщить полиции все, что будет говорить Вульф.
– Очень интересно. И вы дали согласие?
– Нет. Я не желаю связывать себя никакими обязательствами.
Она поднялась, подошла к столу, достала из ящика пачку сигарет, закурила и сделала подряд две глубокие затяжки, продолжая стоять и глядеть на меня.
– Я рассказала вам об этом из чисто эгоистических соображений. Мне думается, что мистер Вульф умнее любого полицейского. Как бы то ни было, миссис Фромм отправилась к нему и дала ему этот чек, но я не знаю за что. Так как я была ее секретарем, то, естественно, имею к этому отношение. Я никуда не могу деться от этого, но не хочу предпринимать ничего такого, что еще больше вовлекло бы меня в это дело, а так, несомненно, и случится, если я поеду к мистеру Ниро Вульфу. Если я не сообщу полиции, о чем он будет говорить со мной, они от меня не отстанут, а если сообщу? Ведь миссис Фромм, возможно, беседовала с ним конфиденциально и не хотела бы, чтобы о ее разговоре с мистером Вульфом стало известно полиции.
Она сделала еще одну затяжку, подошла к столу, погасила сигарету в пепельнице и вернулась.
– Я вам все рассказала. Я простая провинциальная девушка из Небраски. Десять лет в Нью-Йорке – вполне достаточно, чтобы научиться не попадать под автомобили. Да, я оказалась замешанной в это путаное дело, но я не хочу говорить или делать что-нибудь такое, что еще больше ухудшит мое положение. Я должна искать себе работу. Я ничем не обязана миссис Фромм. Я служила у нее, и она платила мне жалованье, да и не такое уж большое.
Мое лицо, если только оно меня слушалось, выражало сочувствие и понимание. Крахмальный воротничок резал шею.
– Я не буду с вами спорить, мисс Эстей, – заверил я. – Я тоже прожил в Нью-Йорке десять лет. Вы говорите, что в полиции вас просили сообщить о том, что скажет Ниро Вульф. Ну а как насчет Арчи Гудвина? Просили они вас пересказать им, что буду говорить я?
– Пожалуй, нет.
– Вот и хорошо. Тогда мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, если только вы сядете.
– Я сидела и отвечала на вопросы целый день.
– Ну ладно. Например, такой вопрос – где вы были вчера вечером, от десяти до двух часов ночи?
Она воззрилась на меня:
– Это вы всерьез спрашиваете?
– Нет, просто привожу пример тех вопросов, которые задавали вам в течение сегодняшнего дня.
– Ладно, вот вам пример ответов, которые я давала. Вчера, между пятью и шестью часами, миссис Фромм продиктовала мне с полдюжины писем. Вскоре после шести она ушла переодеться к ужину, а я по ее поручению сделала несколько телефонных звонков. В восьмом часу, после того как она уехала, я поужинала в одиночестве, затем перепечатала письма, которые она продиктовала, и пошла опустить их в почтовый ящик на углу. Это было около десяти часов вечера. Я сразу же вернулась, сказала Пекему, дворецкому, что устала, отправилась в свою комнату, включила радио (передавали какую-то музыку) и легла в постель.
– Отлично. Значит, вы живете здесь?
– Да.
– Другой пример. Где вы были во вторник от шести до семи вечера?
Она села и, наклонив голову набок, посмотрела на меня.
– Вы правы. Они спрашивали и об этом. Зачем?
Я пожал плечами:
