Она села и, наклонив голову набок, посмотрела на меня.
– Вы правы. Они спрашивали и об этом. Зачем?
Я пожал плечами:
– Просто я показываю вам, что знаю, какие вопросы может задавать полиция.
– Но все-таки, при чем тут вечер вторника?
– Сперва скажите, как вы ответили на этот вопрос.
– Я сначала не могла на него ответить, а потом вспомнила. В этот день миссис Фромм отправилась на собрание в АСПОПЕЛ. Она разрешила мне взять ее машину, и я весь вечер гоняла по городу в поисках двух парней, которым АСПОПЕЛ собиралась оказать помощь. Мне так и не удалось их разыскать, и около полуночи я вернулась домой. Мне трудно дать отчет о каждой минуте того вечера, и я даже не пыталась все вспомнить. Почему я должна об этом думать? Но что все-таки случилось во вторник между шестью и семью часами?
Я посмотрел на нее:
– Давайте договоримся так: вы скажете мне, где была миссис Фромм вчера между тремя пятнадцатью и пятью часами, какие письма она продиктовала от пяти до шести и кому звонила по телефону, а я тогда расскажу вам, что случилось во вторник.
– Опять пример вопросов, которые задавала полиция?
– Естественно. Но эти вопросы меня больше интересуют.
– Миссис Фромм никому не звонила. Она дала мне список и просила обзвонить всех, кто там был – их было двадцать три человека, – и распространить среди них билеты на театральное представление в пользу Майлстоунской школы. Этот список есть в полиции. Письма она продиктовала самые обычные, деловые. Мистер Горан и мистер Каффнер посоветовали мне снять с них копии для полиции, так я и сделала. Если вы хотите, чтобы я попробовала их вспомнить, то мне кажется…
– Оставим это. Что делала миссис Фромм после того, как ушла из АСПОПЕЛ, и до того, как вернулась домой?
– Я знаю только, что она была в магазине на Мэдисон-авеню и купила несколько пар перчаток, – она их мне показала. И что она звонила в контору Пола Каффнера. Что она делала еще, я не знаю. Так что же произошло во вторник?
– На углу Девятой авеню и Тридцать пятой улицы остановилась на красный свет машина, и женщина, сидевшая за рулем, попросила мальчика позвать полицейского.
Она нахмурилась:
– Ну и что?
– Я вам все рассказал.
– Но при чем тут это?
Я покачал головой:
– Этого не было в условиях нашего договора. Я обещал вам рассказать, что случилось во вторник, и только. Это очень запутанное дело, мисс Эстей. Если хотите, можете сообщить полиции, что рассказал вам Арчи Гудвин. Им не понравится, что я рассказываю подозреваемым о том, как…
– Но я не подозреваемая!
– Простите. Я подумал, что вы подозреваемая. Во всяком случае, я…
– Но почему я должна находиться под подозрением?
– Если нет других причин, то хотя бы потому, что вы были близки к миссис Фромм и знаете, где она была вчера вечером и где она могла оставить свою машину. Возможно, что мистер Вульф посмотрит на это иначе. Если вы измените ваше намерение и приедете повидать его сегодня после ужина или завтра утром – скажем, в одиннадцать часов, когда он будет свободен, – то он, если будет в настроении, выложит вам все. Он гений, поэтому никогда нельзя предсказать, что он сделает. Если вы…
Дверь распахнулась, и я замолчал. В комнату вошел человек. Едва показавшись в дверях, он начал что-то говорить мисс Эстей, но, увидев, что она не одна, замолчал, остановился и уставился на меня.
Когда стало ясно, что она не намерена нас познакомить, а сам он не собирается спросить, кто я такой, я взял инициативу на себя.
– Меня зовут Арчи Гудвин. Работаю у Ниро Вульфа.
Увидев выражение его лица, я добавил:
– Я в отчаянии.
Он направился ко мне с протянутой рукой, я встал и пожал ее.
– Пол Каффнер, – представился он.
Он был небольшого роста – на полголовы ниже меня, и его узкие темные усики над толстыми губами были коротко подстрижены. Я не сказал бы, что он производил внушительное впечатление: внешне он никак не был похож на человека, занимающегося рекламой. Правда, должен признаться, что я терпеть не могу усов, которые пытаются выдать за выщипанные брови.
Он улыбнулся, выразив своим видом, что одобряет все мной сказанное или сделанное и всецело меня понимает.
– Сожалею, что помешал вам, но я вынужден увести мисс Эстей. Есть кое-какие срочные дела. Пойдемте наверх, мисс Эстей.
Это было проделано превосходно. Конечно, на самом деле он хотел сказать: «Убирайтесь из этого дома и дайте возможность расспросить мисс Эстей, какого черта вам тут понадобилось». Но нет, я был ему слишком симпатичен, чтобы он позволил себе чем-нибудь оскорбить мои чувства.
Когда мисс Эстей поднялась со стула и вышла, он последовал за ней, но в дверях обернулся:
– Мне было очень приятно познакомиться с вами, мистер Гудвин. Я много наслышан о вас и мистере Вульфе. Весьма сожалею, что наша встреча произошла в столь тяжкий момент.
Он исчез за дверью, но до меня донесся его голос:
– Пекем, Пекем! Мистер Гудвин уходит. Спроси, не нужно ли остановить для него такси.
Отличная, чистая работа!
Я вернулся домой как раз вовремя, чтобы присутствовать при инструктаже. Сол и Орри были уже у нас, ожидая, когда появится Фред. Поздоровавшись с ними, я обратился к Вульфу, восседавшему за своим столом:
– Я видел ее и имел с ней беседу, но…
– Какого дьявола ты так нарядился?
– Я гробовщик.
Он состроил гримасу:
– Что за отвратительное слово! Рассказывай.
Я сделал подробный доклад, но на этот раз у него появились вопросы. Ни один из них ничего не прояснил, так как я изложил ему все факты, а мои впечатления о Джин Эстей и Поле Каффнере никак не могли помочь Вульфу, и когда Сол вышел открыть дверь и привел Фреда, босс тут же оставил меня в покое и велел им придвинуться ближе к столу.
На вид эта троица не представляла собой ничего особенного. Сол Пензер, с его крупным носом, выделявшийся на узком лице, и в коричневом костюме, который не мешало бы отутюжить, мог показаться постороннему глазу мелким служащим или даже подметальщиком улиц. В действительности же Сол был искуснейшим оперативником, лучшим в городе, и его мастерство слежки, которое Ниро Вульф восхвалял в разговоре с Питом Дроссосом, было лишь одной из граней таланта. Любое сыскное агентство в городе согласилось бы платить ему тройное жалованье.
В грузном Фреде Даркине могло бы уместиться два Сола, но только о его способностях этого нельзя было сказать. Фред вполне мог вести слежку, был исполнителен, настойчив, в рядовых делах на него можно было положиться, однако звезд с неба он не хватал.
Что касается Орри Кетера, то, когда вы видели доверчивый взгляд его темно-карих глаз и самодовольную улыбку, у вас не возникало никакого сомнения, что больше всего его интересует одно – поняли ли вы, как он красив. Конечно, это кого угодно могло сбить с толку: казалось, в присутствии Орри нет никакой необходимости следить за каждым своим словом. Но это была роковая ошибка, потому что Орри никогда не забывал о своем долге детектива.
Вульф откинулся назад, положив руки на подлокотники кресла, глубоко вздохнул и шумно выдохнул.
– Джентльмены, – начал он, – я увяз по горло. Обычно, когда я прибегаю к вашим услугам, у меня хватает данных, чтобы дать вам точные поручения, но сейчас это невозможно. Я должен проинформировать вас о ситуации во всей ее сложности. Но сначала вопрос о деньгах. Меньше чем через двенадцать часов после того, как клиент выдал мне чек на десять тысяч долларов, он был убит. Больше я от него ничего не получу. Если придется, я готов, по сугубо личным мотивам, истратить большую часть, а то и всю эту сумму на расследование, но не более того. Я не призываю вас скупиться на расходы, но должен предостеречь от расточительности. Так вот, суть дела в следующем…
Начав рассказ с того, как я во вторник, во время ужина, привел в столовую Пита Дроссоса, Вульф закончил его моим отчетом о беседе с Джин Эстей – и не упустил ничего. Все трое сидели, вникая в его слова – каждый по-своему. Сол слушал расслабившись, как будто это его не интересовало, Фред был весь в напряжении и не спускал глаз с Вульфа, а Орри принял изящную позу и сжал виски пальцами, словно позируя для портрета. Что касается меня, то я все поджидал, что Вульф упустит какую-либо деталь и, таким образом, доставит мне удовольствие поправить его, когда он закончит, однако этого не произошло. Я сам не мог бы точнее и подробнее обрисовать положение.
Вульф взглянул на часы:
– Двадцать минут восьмого. Ужин уже готов. Сегодня у нас жареная курица под белым соусом с маисовой кашей. За столом мы не будем говорить о деле, но прошу вас не забывать о нем.
Было около девяти, когда мы вернулись в кабинет. Вульф, устроившись в своем кресле, угрюмо посмотрел на меня, затем на них:
