Была ли она здесь в ночь смерти Бесси? Вероятно, да.
О'Рок шутил, девушка хохотала. Обслужив только что пришедшую парочку, вернулась и опять села рядом с ним.
Похоже, О'Рок за ней приударяет. Лицо у него багровое, рыжие волосы стрижены бобриком.
Почему бы Мегрэ не подсесть к ним? Так бы они и познакомились.
Мегрэ поймал себя на том, что сделал заказ по-французски:
— Un demi![8]
Спохватившись, тут же поправился:
— Бутылку пива!
Пиво было крепкое, как в Англии. Многие пренебрегали стаканами и тянули прямо из горлышка. Рядом с Мегрэ находился автомат для продажи сигарет — в парижском метро в похожем автомате можно купить шоколадку.
Но что же тут все-таки не так?
Рассказывая о тех, кто вербуется в армию, Гарри Коул заметил:
— Среди них много «условников».
Мегрэ не понял, и Коул объяснил:
— Когда у нас приговаривают человека к двум или, скажем, пяти годам тюремного заключения, это вовсе не значит, что он отсидит весь срок. Через некоторое время, чаще всего через несколько месяцев, его, если он примерно ведет себя, освобождают условно. Он живет на свободе, но обязан являться к офицеру полиции и отчитываться в своих действиях сперва ежедневно, потом каждую неделю и, наконец, раз в месяц.
— Рецидивы часты?
— У меня нет под рукой статистики. У нас в ФБР считают, что условное освобождение предоставляют слишком широко. Бывали случаи, когда освобожденный условно совершал ограбление, а то и убийство через несколько часов после выхода из тюрьмы. Многие из них предпочитают вступить в армию: это автоматически освобождает от надзора полиции.
— Уорд из таких?
— Не думаю. Вот у Маллинза, должно быть, немало судимостей за разные мелкие преступления. Главным образом, за драки и телесные повреждения. Он из Мичигана, а там хулиганов пруд пруди.
И еще одно обстоятельство сбивало с толку Мегрэ. Почти никто здесь не живет там, где родился. Тусонский коронер, являющийся одновременно мировым судьей, происходит из Мэриленда, образование получил в Калифорнии. Машинист, который сегодня давал показания, родом из Теннесси. А бармен прибыл сюда прямиком из Бруклина.
В больших городах на Севере существуют трущобы, то есть районы с домами казарменного типа; люди там ожесточены, подростки в каждом квартале сбиваются в гангстерские шайки.
В предместьях южных городов люди живут в деревянных бараках, сколоченных, в основном, из обрезков.
Мегрэ почувствовал: это ничего не объясняет. Дело в другом.
И вдруг подумал: а что, если О'Рок сидит здесь, чтобы присматривать за ним, Мегрэ? Ничего невероятного в этом нет. Гарри Коул, несмотря на легкомысленный вид человека, играющего жизнью и людьми, вполне мог догадаться, что комиссар сегодня вечером придет в «Пингвин». Может быть, они не хотят, чтобы он совал нос в это дело?
Мегрэ почувствовал, что зря выпил так много. Но что было делать? Здесь не принято, как в парижском кафе, целый час сидеть с единственной рюмкой. Не мог же он без конца в одиночестве бродить по улицам. А идти в кино или сидеть, запершись, в номере отеля тоже не хотелось.
Он поступал, как все. Когда стакан пустел, знаком приказывал бармену наполнить. Мегрэ успокаивал себя: завтра утром достаточно будет хлебнуть снадобья из голубого сифона, и все придет в норму.
У него был записан номер дома, где Бесси жила с Эрной Болтон. Выйдя наконец из бара, он неторопливо побрел по городу, внимательно всматриваясь в названия или — здесь это чаще — номера улиц.
Мегрэ миновал торговый центр с освещенными витринами и пошел по темным улицам.
Специально они, что ли, не закрывают ставни и не задергивают занавески?
У всех домов здесь веранды, и почти на каждой, покачиваясь в креслах-качалках, сидят семьи в полном составе.
Сквозь освещенные окна открываются сцены домашней жизни: ужинает парочка, женщина причесывается, мужчина читает газету, и из каждого дома доносятся звуки радио.
Одноэтажный дом Бесси и Эрны Болтон оказался угловым. Домик выглядел почти кокетливо и даже нарядно. В комнатах горел свет. Хэролд Митчелл и музыкант сидели на диване, а Эрна в пеньюаре готовила им виски со льдом.
Мэгги Уоллек не было. Возможно, она на работе в закусочной — приносит водителям сосиски и спагетти.
Никаких тайн. Жизнь здесь, похоже, проходит в открытую. Нет подозрительных теней, шныряющих вокруг домов, нет плотных гардин, наглухо закрывающих окна. Только машины выскакивают бог весть откуда, без гудков, мгновенно тормозят на перекрестках, когда в светофоре зеленый свет сменяется красным, а потом срываются с места и уносятся бог знает куда.
В этот вечер Мегрэ так и не поужинал. Аптеки в центре города, где он надеялся перехватить сандвич, оказались закрытыми. Закрыто было все, кроме трех кинотеатров и множества баров.
Тогда, не солоно хлебавши, он заглянул в один бар, потом в другой. По-приятельски, как завсегдатай, приветствовал бармена, взгромождался на табурет.
В каждом баре гремела одна и та же оглушительная музыка. Вдоль стойки были установлены никелированные аппараты, соединенные с проигрывателем; посетители совали в них пятицентовки и поворачивали стрелку указателя на название пластинки, которую хотели послушать.
Может быть, этим все объясняется?
Мегрэ был один и вел себя, как должно вести одинокому человеку.
В отель он вернулся чудовищно усталый, в желчном настроении. Дошел до лифта, вернулся, положил ключ от автомобиля Коула в ящик портье: вдруг его коллеге завтра спозаранку понадобится машина.
— Good night, sir![9] Good night!
У изголовья кровати лежала библия. Точно такие же библии в черных переплетах дожидаются приезжих в сотнях номеров отеля.
Итак, или бар, или библия!
Заседание было назначено на втором этаже и, ожидая сигнала Иезекииля, публика прогуливалась по галерее под лучами уже припекающего утреннего солнца.
Все были в чистых рубашках, все смыли под душем ночной пот.
Так каждое утро они с улыбкой начинают жизнь снова.
При входе в зал Мегрэ слегка оторопел, увидев пятерых гуляк не в авиационной форме, а в мешковатых голубых одеяниях без воротника, несколько смахивающих на пижамы.
Они сразу утратили вид славных мальчишек. Вдруг стала бросаться в глаза не правильность черт, какая-то смущающая асимметричность лиц.
В зале стояла классная доска; на ней все еще оставались нарисованные мелом две линии, изображающие рельсы, а между ними — фигурка.
— Элайес Хансен, представитель Южно-Тихоокеанской железной дороги.
Хансен не принадлежал к поездной бригаде, на вызове которой настаивал Митчелл. Громким, монотонным голосом он невозмутимо разъяснил, в чем состоят его обязанности. По поручению железнодорожной компании он проводит расследование краж, а также несчастных случаев и убийств в поездах.
Внешность Хансена выдавала его скандинавское происхождение, Дело свое он знал. Давать показания ему было не в новинку, и он поворачивался от коронера к присяжным со сноровкой школьного учителя, объясняющего трудную тему.
— Я живу в Ногалесе. Мне позвонили примерно в пять утра, В пять двадцать восемь я на своей машине был уже на месте.
— Вы видели какие-нибудь машины около места происшествия?
— Да, Там стояла скорая помощь и с полдюжины легковых — одни принадлежали полиции, другие проезжающим. Помощник шерифа не пропускал зевак к железной дороге.
— Поезд еще стоял там?
— Нет. Я встретил шерифа Этуотера, который приехал раньше меня.
Хансен указал на одного из сидящих в зале; Мегрэ уже приметил его, но не думал, что это коллега.
— Что вы предприняли?
Свидетель встал, непринужденно подошел к доске, взял мел.
— Позвольте, я сотру.
Потом он нарисовал шоссе, железнодорожные пути, обозначил стороны света и стрелками — направления на Тусон и Ногалес.
— Этуотер сразу же повел меня вот сюда и указал на следы колес, свидетельствующие, что здесь резко затормозила машина, которая после этого встала на обочине. Как известно, грунт там песчаный. От места остановки машины вела четкая цепочка следов, и мы пошли по ним.
— Следы скольких человек?
— Мужчины и женщины.
— Вы не могли бы приблизительно изобразить, как проходили следы?
Хансен нарисовал две пунктирные линии.
— Мужчина и женщина, как мне представляется, шли рядом, но не по прямой. Они неоднократно меняли направление, прежде чем дошли до железной дороги, и, по крайней мере, два раза останавливались. В этом месте — я ставлю тут крестик — они пересекли насыпь. На некотором расстоянии за насыпью следы теряются: там твердый каменистый грунт. Мы прошли обратно до того места, где женщину переехал поезд. Не на самой насыпи, отсыпанной из гравия, а в десяти-пятнадцати футах от нее были обнаружены женские следы.
