А юная Цинция? Подозревает ли она Альфреда? Девушка выглядела очень усталой и болезненной, ее слабость сразу бросалась в глаза. Я спросил мисс Мердок, не заболела ли она.
— Да, возможно, у меня страшная головная боль, — откровенно призналась Цинция.
— Может быть, налить вам еще чашечку кофе, мадемуазель, — галантно предложил Пуаро. — Он вернет вас к жизни. Нет лучшего средства от головной боли, чем чашечка хорошего кофе. — Он встал, взял ее чашку и потянулся за сахарными щипцами.
— Не надо, я пью без сахара.
— Без сахара? Это что, тоже режим военного времени?
— Что вы, я и раньше никогда не пила кофе с сахаром.
— Черт побери, — тихо пробормотал Пуаро, наполняя чашечку Цинции.
Никто больше не слышал этих слов моего друга; он старался не выдать своего волнения, но я заметил, что его глаза, как обычно в такие минуты, сделались зелеными, словно у кошки. Несомненно, он увидел или услышал что-то экстраординарное, но что же?
Обычно мне трудно отказать в сообразительности, но признаюсь, что в данном случае я просто терялся в догадках.
В это время в столовую вошла Доркас.
— Сэр, вас хочет видеть мистер Уэллс, — сказала она Джону.
Я вспомнил, что это был тот самый нотариус, которому миссис Инглторп писала накануне вечером. Джон немедленно встал из-за стола и сказал: «Пусть он пройдет ко мне в кабинет», — затем, повернувшись к нам с Пуаро, он добавил:
— Это нотариус моей матери и… и местный следователь. Может быть, вы хотите пойти со мной?
Мы вышли из столовой вслед за Джоном. Он шел немного впереди, и я успел шепнуть Пуаро:
— Это означает, что все-таки будет следствие?
Он рассеянно кивнул. Мой друг был всецело погружен в какие-то мысли, что еще больше подстегнуло мое любопытство.
— Что с вами, Пуаро? Вы, кажется, сильно взволнованы?
— Да, меня беспокоит один факт.
— Какой же?
— Мне очень не нравится, что мадемуазель Цинция пьет кофе без сахара.
— Что?! Вы шутите?
— Нисколько. Я более чем серьезен. Что-то здесь не так, и интуиция меня не подвела.
— В чем?
— В том, что я настоял на осмотре кофейных чашек. Но ни слова больше.
Мы зашли в кабинет Джона, и он запер дверь.
Мистер Уэллс был человеком средних лет с приятным лицом и умными проницательными глазами. Джон представил нас, пояснив, что мы помогаем расследованию.
— Вы, конечно, понимаете, мистер Уэллс, что мы не хотим лишнего шума, так как все еще надеемся избежать следствия.
— Я понимаю, — мягко произнес мистер Уэллс, — и хотел бы избавить вас от неприятностей, связанных с официальным дознанием. Боюсь, однако, что оно стало неизбежным, ведь у нас нет медицинского заключения.
— Увы, я так и думал.
— Какая умница доктор Бауэрстайн, к тому же, говорят, крупнейший токсиколог.
— Да, — сухо подтвердил Джон. Затем он неуверенно спросил:
— Вы думаете, всем нам придется выступить в качестве свидетелей?
— Во всяком случае вам и… э-э… мистеру Инглторпу.
Возникла небольшая пауза, и мистер Уэллс мягко добавил: «Показания остальных свидетелей будут просто небольшой формальностью».
— Да, я понимаю.
Мне показалось, что Джон облегченно вздохнул, что было странно, так как в словах мистера Уэллса я не услышал ничего обнадеживающего.
— Если вы не против, — продолжал юрист, — я хотел бы назначить дознание на пятницу. Мы уже будем знать результаты вскрытия, ведь оно состоится, кажется, сегодня вечером?
— Да.
— Итак, вы не возражаете против пятницы?
— Нет, нисколько.
— Думаю, нет нужды говорить вам, дорогой мистер Кавендиш, как тяжело я сам переживаю эту трагедию.
— В таком случае, мсье, я уверен, что вы поможете нам в расследовании. — Это были первые слова, произнесенные Пуаро с момента, как мы зашли в кабинет. — Я?
— Да, мы слышали, что миссис Инглторп написала вам вчера вечером письмо. Вы должны были его получить сегодня утром.
— Так и есть, но вряд ли оно вам поможет. Это обыкновенная записка, в которой миссис Инглторп просила меня зайти сегодня утром, чтобы посоветоваться по поводу какого-то очень важного дела.
— А она не намекнула, что это за дело?
— К сожалению, нет.
— Жаль, очень жаль, — мрачно согласился Пуаро. Мой друг о чем-то задумался, и наступила долгая пауза. Наконец он взглянул на нотариуса и сказал:
— Мистер Уэллс, я хотел бы задать вам один вопрос, конечно, если это позволительно с точки зрения профессиональной этики. Словом, кто является наследником миссис Инглторп?
Немного помедлив, мистер Уэллс произнес:
— Это все равно будет скоро официально объявлено, поэтому, если мистер Кавендиш не возражает…
— Нет, нет, я не против.
— …то я не вижу причин скрывать имя наследника. Согласно последнему завещанию миссис Кавендиш, датированному августом прошлого года, все состояние, за вычетом небольшой суммы в пользу прислуги, наследуется ее приемным сыном мистером Джоном Кавендишем.
— Не считаете ли вы, — простите мой бестактный вопрос, мистер Кавендиш, — что это несправедливо по отношению к ее другому приемному сыну, мистеру Лоуренсу Кавендишу?
— Не думаю. Видите ли, согласно завещанию их отца, в случае смерти миссис Инглторп Джон наследует всю недвижимость, в то время как Лоуренс получает весьма крупную сумму денег. Зная, что мистер Джон Кавендиш должен будет содержать поместье, миссис Инглторп оставила свое состояние ему. На мой взгляд, это справедливое и мудрое решение.
Пуаро задумчиво кивнул.
— Согласен, но мне кажется, что по вашим английским законам это завещание было автоматически аннулировано, когда миссис Кавендиш вторично вышла замуж и стала зваться миссис Инглторп.
— Да, я как раз собирался сказать, что оно теперь не имеет силы.
— Вот так! — Пуаро на мгновение задумался и спросил:
— А миссис Инглторп знала об этом?
— Точно утверждать не могу.
— Зато я могу точно утверждать, что она знала. Только вчера мы обсуждали с ней условия завещания, аннулированного замужеством, — неожиданно произнес Джон.
— Еще один вопрос, мистер Уэллс. Вы говорили о ее «последнем завещании». Означает ли это, что до него миссис Инглторп составила еще несколько?
— В среднем каждый год она составляла по крайней мере одно новое завещание, — спокойно ответил мистер Уэллс. — Она часто меняла свои пристрастия и составляла завещания попеременно то в пользу одного, то в пользу другого члена семьи.
— Предположим, что, не ставя вас в известность, она составила завещание в пользу лица, вообще не являющегося членом этой семьи, ну, например, в пользу мисс Ховард. Вас бы это удивило?
— Нисколько.
— Так, так. — Кажется, у Пуаро больше не было вопросов.
Пока Джон обсуждал с юристом что-то по поводу просмотра бумаг покойной, я наклонился к Пуаро и тихо спросил:
— Вы думаете, миссис Инглторп составила новое завещание в пользу мисс Ховард?
Пуаро улыбнулся.
— Нет.
— Тогда зачем же вы спрашивали об этом?
— Тише!
Джон повернулся в нашу сторону.
— Мсье Пуаро, мы собираемся немедленно заняться разбором маминых бумаг. Не хотите ли вы присутствовать при этом? Мистер Инглторп поручил это нам, так что его не будет.
— Что значительно облегчает дело, — пробормотал мистер Уэллс. — Хотя формально он, конечно, должен был… — он не закончил фразу, а Джон тем временем сказал Пуаро:
— Прежде всего мы осмотрим письменный стол в будуаре, а затем поднимемся в мамину спальню. Самые важные бумаги она обычно держала в розовой папке, поэтому ее надо просмотреть с особой тщательностью.
— Да, — подтвердил мистер Уэллс, — возможно, там обнаружится завещание более позднее, чем то, которое хранится у меня.
— Там действительно есть более позднее завещание, — произнес Пуаро.
— Что?! — хором воскликнули Джон и мистер Уэллс.
— Точнее, оно там было, — невозмутимо добавил мой друг.
— Что вы имеете в виду? Где оно сейчас?
— Оно сожжено.
— Сожжено?
— Да. Вот, взгляните, — и Пуаро показал им обуглившийся клочок бумаги, найденный в камине спальни миссис Инглторп, и в двух словах рассказал, как он попал к нему.
— Но может быть, это старое завещание? — Не думаю. Более того, я уверен, что оно составлено вчера.
— Что?! Это невозможно, — снова хором воскликнули наши собеседники.
Пуаро повернулся к Джону.
— Если вы позовете садовника, я смогу это доказать.
— Да, конечно, но я не понимаю при чем тут…
— Сделайте то, что я говорю, а потом я отвечу на все ваши вопросы, — перебил его Пуаро.
— Хорошо.
Он позвонил в колокольчик, и в дверях появилась Доркас.
— Доркас, мне надо поговорить с Манингом, пусть он зайдет сюда.
— Да, сэр, — ответила Доркас и вышла. Наступила напряженная тишина, один лишь Пуаро сохранял полное спокойствие. Он обнаружил островок пыли на стекле книжного шкафа и рассеянно стирал его. Вскоре за окном послышался скрип гравия под тяжелыми подбитыми гвоздями сапогами. Это был Манинг. Джон взглянул на Пуаро, тот кивнул.
