Ознакомительная версия.
– Он всегда со мной.
– А ну, покажи!
Шурупова достала из сумочки блистер. Пилипенко выхватил его из рук женщины.
– Блистер! Видите? – он развернулся на месте, показывая всем упаковку. – А в кабинете был маленький пенал. Я этот блистер еще третьего дня заметил. Именно он и навел меня на подозрение.
Пилипенко рассмотрел таблетки, поднеся их близко к глазам и сдвинув очки на лоб. Прочитал:
– Произведено в Севастополе, фирмой «Золотая пчела». Такие у нас продаются, в аптеке на Боткинской.
– Ну и что? – повела плечами Шурупова. – В Ялте и купила. Потому что мои кончились.
– Они потому кончились, что ты их в унитаз выбросила, а в пенальчик отлила ядику. Пенальчик-то был полон позавчера, а валидол такими дозами только лошади жрут. А все началось вот как. Ты пришла в управление как раз в тот момент, когда доблестный лейтенант Клюев показывал талантливому журналисту Жарову адреса тех людей, которые узнали по фотографии твоего пропавшего мужа... Ты ведь сначала хотела застрелить своего мужа, имитируя корпоративную разборку, но когда увидела яд, завладела пузырьком и запиской, поняла, что можешь отравить его, а всю вину спихнуть на эту девушку. Попросившись в туалет в гостинице, ты перелила часть яда в пенал от валидола, а флакон спрятала в бачке, как раз для того, чтобы мы его там нашли. Так что, уникальный случай: орудие убийства подброшено еще до совершения убийства! В то самое время, как мы Жаровым, чисто по мужской привычке, начали поиски с самой дальней квартиры, в Гурзуфе, ты, именно по своей женской логике, выбрала самую ближнюю, на улице Руданского. Когда ты нашла мужа, то исполнила свой новый план. Затем приступила ко второй его части. Ведь девушка могла дать показания. И дело не в яде, который мы в любом случае бы нашли, по твоему замыслу, в унитазе... Гм! В унитазном бачке. Дело в предсмертной записке, которую ты отобрала у девушки. Мы должны были найти труп Шурупова и записку. Найти на улице мертвую девушку, а в ее номере – флакон с ядом. Пистолет – у этого нетрезвого человека, который тоже одессит и якобы киллер, действовавший по заказу каких-то одесских бизнесменов. Все это выглядело бы так, будто девушка имитировала самоубийство своего бой-френда, а затем ее саму застрелили. Вот и все. Только одна беда. Деньги-то покойный Шурупов перевел на имя Евстигнеева, также покойного. И ты не получила бы того, что хотела.
– Но зачем? – вскричала Шурупова с явным страданием. – Зачем он перевел все свои деньги какому-то Евстигнееву?
– А вот об этом нам особых дел мастер, некогда подававший большие надежды художник Бакунин расскажет. Только покороче, пожалуйста, будь другом!
Пилипенко посмотрел на Бакунина. Тот глубоко вздохнул.
– Я это... В двух словах оно трудно... В общем, бывают случаи, когда человеку надо исчезнуть. И начать новую жизнь. Я всего лишь делаю документы. Остальное – другие сотрудники фирмы.
– Не фирмы, а банды, – уточнил следователь.
– Как пожелаете. Я и не знал толком, что происходит, когда меня брали на работу. Я делаю документы на указанное имя. Когда-то и вправду надежды подавал как художник... Затем выбирают какого-нибудь человека, как этот несчастный Евстигнеев. Документы на имя Евстигнеева, а фото – Шурупова. Евстигнеев якобы продает свою квартиру и покупает новую, в другом городе. Евстигнеев исчезает. А в этом городе появляется человек под его именем, но с другим лицом.
– Вот что хотел сделать твой муж, – обратился Пилипенко к Шуруповой. – Он перевел все деньги на счет своего будущего аватара. Которого убили, между прочим.
– Еще нет...
– Вот ты и раскололся. Знаешь все же гораздо больше, чем прикидываешься. Ответишь, разумеется, за это. Евстигнееву повезло, не успели его закопать. Сам умрет от водки через год-другой. А кому-то – нет. Человек двадцать уже таких счастливчиков через твои руки прошло. Желающих начать новую жизнь. Без старой жены. Без надоевшей любовницы. Без поборов и правил со стороны уважаемых людей. Шурупов Сергей именно этого и хотел. Он тщательно подготовился. Положил на видное место флакон с ядом, наврал этой девушке, что должен его отдать там кому-то. Вот и вещественное доказательство. Ее выбрал в свидетели всего процесса. Яхта должна был придти пустой, а в судовом журнале – предсмертная записка. На палубе – мобильник, чтобы всем стало ясно, кому он звонил и писал. Единственный прокол Шурупова – не стер из памяти его звонок.
Пилипенко кивнул на Бакунина.
– Все мы иногда ошибаемся, – философски заметил тот. – Все мы порой...
– Молчать! Замысел Шурупова должен был получиться, если бы девушка не была столь усердной христианкой. Если бы жена, съедаемая ревностью, не прикончила его на самом деле.
Шурупова вскочила с дивана. Она уже кричала, размахивая руками:
– Зато я разобралась и со своим мужем, и его девкой! Да, я сделала это! И ни секунды не жалею. Пусть ты и осталась жива, милочка, но не носить тебе больше таких шикарных волос. В парике всю жизнь ходить будешь.
Минин пробурчал тихо и мрачно:
– Пуля прошла по краю черепа, между костью и кожей, словно обруч поставила. Навсегда.
– Мыши заведутся в твоем парике! – никак не могла остановиться Шурупова.
Лейтенант Клюев мягко взял ее за плечо и усадил на диван. Груздева непроизвольно потрогала свою повязку. Ее лицо страдальчески сморщилось, и стало вдруг отталкивающим, неприятным и жалким.
* * *Шурупову взяли под стражу и увели, бесцеремонно запихнув в одноместную мобильную камеру «Уазика», пополам с особых дел мастером Бакуниным. Лейтенант Клюев повез Груздеву обратно в Ливадийскую больницу, Минин просто ушел домой, к своей многодетной семье. Киллер-неудачник отправился на все четыре стороны – заливать стресс таврическим портвейном.
В редакции остались двое – Пилипенко и Жаров. Они сидели у темного камина, потягивая из стаканов яванский ром. Именно рома хотел отведать следователь по окончанию дела о яхте «Леокадия» – традиционного напитка моряков.
– Мы с самого начала встали на ложный путь, – сказал он, протянув ноги к пустому камину. – Я решил, что кофейник был полон, когда его поставили на плиту, и кипел более получаса. А на самом деле, воды было на донышке, и закипела она через минуту после включения. А еще через несколько минут ты его заметил и выключил.
– Уж лучше бы «Мария Целеста», – с грустью сказал Жаров и отхлебнул глоток традиционного.
– Думаю, что и сто пятьдесят лет назад, на «Целесте», произошло что-то в этом роде, – сказал Пилипенко, – Какой-то криминал плюс желание его скрыть. Не было тогда мобильных телефонов. Негде было достать особых дел мастера Бакунина.
Жаров с грустью смотрел в черный портал камина.
– Уж лучше бы «Мария Целеста», – тихо повторил он.
Ознакомительная версия.
