В пятницу в одиннадцать часов коридор наконец-то опустел. Мегрэ в это время как раз беседовал с Люка, который вернулся из больницы и рассказывал, что знаменитый хирург намерен провести операцию раненому, когда кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — нетерпеливо буркнул Мегрэ.
Вошел Фумель, но когда он понял, что пришел не вовремя, весь съежился, стал как бы меньше ростом. Он был явно простужен, глаза у него слезились, нос покраснел..
— Может быть, я приду попозже?
— Входи!..
— Мне кажется, я напал на след… Точнее, не я лично, а люди из следственной бригады обнаружили… Я знаю, где жил Кюэнде в течение последних пяти недель.
Мегрэ слушал его со вздохом облегчения: наконец-то он сможет узнать что-то новое о таинственном швейцарце.
— В маленьком, довольно дрянном отелике на улице Нев-Сен-Пьер…
— Где это? В каком районе?
— В том самом, где он жил и раньше. Сен-Поль.
— За церковью святого Павла?
— Это маленькая улочка, очень старая, между набережной Сены и улицей Сент-Антуан. Там есть пара магазинчиков и почти никакого автомобильного движения.
— Рассказывай дальше.
— Гостиничка не наилучшей репутации, вроде бы из тех, где комнаты сдаются на часы. Но живут там и дольше, у них есть несколько комнат, снятых на длительный срок. Кюэнде жил там почти месяц, мало кто его видел, он почти не выходил, разве только затем, чтобы перекусить в ресторанчике, который называется «Пети-Сен-Поль».
— Что находится напротив этой гостинички?
— Дом восемнадцатого века, несколько лет назад его отремонтировали.
— Кто там живет?
— Одинокая особа, если не считать прислуги. Некая мадам Вильтон.
— Ты собрал сведения о ней?
— Начал собирать, но в районе о ней никто ничего не знает.
С недавнего времени — лет примерно десять тому назад — стало модным среди людей, конечно, очень богатых покупать старые дома в районе Маре, на улице Фран-Буржуа, например, и восстанавливать, придавая им тот же вид, какой они имели в семнадцатом или восемнадцатом веке.
Мода на реставрацию старых домов или маленьких дворцов началась с острова Святого Людовика, и теперь все еще был спрос на здания этого типа, даже если они находились на улицах очень безлюдных.
— Перед этим домом очень большой двор, — сообщал дальше Фумель, — посредине высокое дерево… В этом районе деревья, пожалуй, редкость.
— Хозяйка вдова?
— Разведенная. Я видел ее с одним журналистом, которому время от времени оказываю мелкие услуги, сообщаю пораньше некоторую информацию, конечно, не секретную, а лишь такую, которую можно сообщать… А на сей раз он мне оказал услугу. Рассказал об этой женщине. Разведена и, хотя не живет с мужем, часто с ним видится, они даже вместе ходят в гости…
— Как фамилия ее мужа?
— Вильтон. Стюарт Вильтон. С его согласия она после развода оставила фамилию мужа. Ее девичья фамилия — как я проверил в районном комиссариате — мадемуазель Ленуар. Флорен Ленуар. Мать ее была гладильщицей, отец — полицейским. Они жили на улице Де-Ренн. Сама она не то актриса, не то балерина. Мой журналист утверждает, что она была танцовщицей в «Казино де Пари». Стюарт Вильтон влюбился в нее, развелся со своей первой женой и женился на ней…
— Когда это было?
Мегрэ рисовал какие-то каракули карандашом на промокашке, а перед глазами его был образ Оноре Кюэнде, сидевшего у окна гостинички с подозрительной репутацией.
— Лет десять — двенадцать назад… Дом купил Вильтон. У него есть еще второй, не менее шикарный, в Отейе, а также маленький замок в Бесс, неподалеку от Мезон-Лафитт…
— Он играет на скачках?
— Насколько мне известно, постоянно посещает скачки, но собственной конюшни у него нет.
— Американец?
— Нет, англичанин. Но очень давно живет во Франции.
— Откуда у него столько денег?
— Я говорю только то, о чем узнал сам. Он происходит из семьи крупных промышленников и получил в наследство ряд патентов и лицензий. Это приносит много денег без всяких усилий с его стороны. Он путешествует почти по полгода, на лето снимает виллу на мысе Антиб или Ферра, состоит в нескольких фешенебельных клубах. Мой журналист утверждает, что человек он очень известный, но в кругах скорее закрытых, и поэтому его имя редко можно встретить в прессе.
Мегрэ встал, шею обернул шарфом, надел пальто.
— Идем! — бросил он коротко. А Люка сказал:
— Если кто-нибудь будет меня спрашивать, я буду через час.
Мороз и гололед привели к тому, что улицы были почти такие же, как это случается в августе, пустые. На узкой улочке Нев-Сен-Пьер никого не было видно, далее играющих детей.
Над полуоткрытыми дверями отеля «Ламбер» висел шар из молочного стекла с лампочкой внутри, а на месте портье в холле, где пахло затхлостью, сидел старый человек, который, Опершись спиной о калорифер, читал газету.
Он сразу узнал инспектора Фумеля и, вставая, буркнул себе под нос:
— Начинается… Я с самого начала знал, что будут неприятности!
— У вас не будет никаких неприятностей, если вы умеете держать язык за зубами. Комната Кюэнде еще никем не занята?
— Нет. Он заплатил за месяц вперед. Я мог бы, правда, сдать комнату после 31 января, но поскольку этот господин оставил свои вещи, я решил подождать.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Сейчас, постараюсь вспомнить… Если не ошибаюсь, то в субботу… а может быть, в пятницу… Лучше всего спросить горничную.
— Он предупреждал вас, что надолго оставляет комнату?
— Он мне ничего не говорил. Он вообще никогда ничего не говорил.
— А в ту субботу или пятницу… во сколько он ушел?
— Не знаю. Это не я, а моя жена его видела. Ночью, когда кто-нибудь из наших жильцов приходит с девушкой, им не нравится, чтобы их видел мужчина… Это их смущает. Поэтому ночью дежурит моя жена.
— Она вам ничего не говорила?
— Вы можете сами с ней поговорить. Через минуту она придет.
В холле воздух был нагретым, застоявшимся, спертым и при этом насыщенным каким-то странным запахом, и все это вместе напоминало запах, царящий в метро.
— Если не ошибаюсь, жена говорила, что в тот вечер он вообще не выходил.
— Это часто случалось?
— Иногда. Он покупал себе что-нибудь поесть и возвращался наверх в свою комнату. Мы видели, как он поднимался по лестнице с газетой и покупками. Он говорил «спокойной ночи» и не показывался до утра.
— А в тот вечер он выходил и не вернулся?
— Трудно сказать, на следующее утро его в комнате не было. Ага, вспоминаю: жена говорила, что видела его ночью. Она провожала какую-то пару в их комнату на первом этаже, в глубине коридора. Пошла принести им чистые полотенца и услышала, что кто-то спускается по лестнице.
— Во сколько это было?
— Сразу после полуночи. Жене даже стало интересно, кто выходит в такое время, но, когда она вернулась с полотенцами, этот кто-то был уже внизу.
— Когда вы узнали, что он не ночевал в своей комнате?
— На следующий день. Часов здак в десять-одиннадцать, когда горничная постучала в его дверь, чтобы убрать номер. Никто не ответил, поэтому она вошла и заметила, что постель не была разобрана на ночь.
— Вы не сообщили в полицию, что жилец вышел и до сих пор не возвратился?
— А зачем? Разве постоялец не может делать то, что ему нравится? Он заплатил. Всегда платил вперед. Часто случается, что жильцы выезжают и никого заранее не предупреждают…
— Выезжают и оставляют свои вещи?
— Чего там они стоят, эти вещи?
— Проводите нас в его комнату.
Владелец гостинички, шаркая туфлями, потащился за ними наверх. Он был еще не старым, но передвигался с трудом, и на лестнице почувствовал одышку.
— Это на четвертом этаже, — выдохнул он.
На лестничной площадке лежала целая гора постельного белья, двери нескольких комнат были открыты, видимо, на время уборки.
— Это я, Роза! Иду с господами на четвертый этаж.
Чем выше они поднимались, тем больше в воздухе чувствовалась затхлость. На четвертом этаже в коридоре не было даже дорожки. Из какой-то комнаты доносились звуки губной гармоники.
— Это здесь…
На двери виднелся номер 33, криво написанный черной краской.
Воздух в комнате был спертым, как бывает в закрытых, непроветриваемых помещениях.
— Здесь все так, как он оставил.
— Вы ничего не трогали?
— Я был уверен, что он вернется… Выглядел прилично… Я даже подумал, что за дело у него в таком районе! Он всегда был хорошо одет, и денег ему наверняка хватало.
— Откуда вы знаете, что у него были деньги?
— Два раза, когда он мне платил, я видел толстую пачку банкнот в его бумажнике.
— Он не принимал гостей?
— Не видели ни я, ни моя жена. А один из нас всегда внизу.
— Сейчас, например, там никого нет.
— Верно, так может произойти, но только на несколько минут, и, как господа слышали, я предупредил горничную…
— Письма он никогда не получал?
— Никогда.
