– Миссис Бидл, я уверен, все это неприятно потрясло вас, – быстро начал суперинтендант, стараясь успеть задать вопрос прежде, чем кухарка снова расплачется. – Я хочу лишь узнать: что было на ужин у вашей покойной хозяйки?
– Могу сказать, ужин был небольшой. Она была хорошим едоком, но постельный режим отнял у нее аппетит. Только небольшой кусочек куриной грудки, немного цветной капусты и картофеля, да бисквит на десерт. Мамочки! – разрыдалась она, вспомнив, что нужно выказывать эмоции. – Я и не думала, что это последний ужин бедняжки! Она так радовалась тому, что сегодня должна была встать с постели…
– Да, никто из нас не может предвидеть будущее, – прервал ее суперинтендант, подумав о том, что кто-то мог хорошо себе представить будущее миссис Лакланд. – В котором часу вы приготовили вечернее молоко для миссис Лакланд?
– Я начала подогревать его как раз перед тем, как мисс Кэрол ушла от меня.
– Хорошо. А о чем она с вами говорила?
– Ну, – миссис Бидл постаралась выразить презрительное изумление от столь явного любопытства, – не понимаю, какое отношение это имеет к бедняжке миссис Лакланд, вот чего не знаю, того не знаю! Но если вам так уж надо это знать, то она пришла рассказать, что Хетти причиняет неприятности, и что за те полгода, что она прослужила здесь, проку от нее было мало, и было бы лучше уволить ее. И я тоже так считаю, – многозначительно добавила кухарка.
– И это все, о чем вы говорили?
– Это все, – важно ответила миссис Бидл.
– Очень хорошо. Можете ли вы вспомнить, в который час мисс Квентин вошла на кухню?
– Ну, нет. Я же не могу постоянно поглядывать на часы. Я уверена, что не знаю, когда она пришла, а вот ушла она без десяти девять – как раз когда она уходила, молоко для бедной миссис Лакланд было готово.
– Ну, это уже что-то, – сердечно заметил Литтлджон. – Не хочу совать нос в то, что не касается расследования, но уточнение времени, когда кто где был, все значительно облегчает.
Суперинтендант полагал, что это объяснение устроит скорее миссис Бидл, чем его самого. И, судя по всему, это сработало – теперь кухарка казалась намного спокойней.
– Не могли бы вы предположить, сколько времени длился ваш разговор? – добродушно спросил Литтлджон.
– Нет, не могу. В расчётах такого рода я не сильна. Может, десять минут, а может, и двадцать – знаете, за разговором время бежит так непредсказуемо.
– Хорошо, это не так уж важно, – равнодушно ответил суперинтендант. Он не хотел, чтобы кухарка или кто-либо еще начали заострять внимание на какой-либо конкретной части расследования. Насколько это возможно, он не желал оставлять впечатления, что сосредоточен на каком-то определенном вопросе. – А во сколько мисс Херншоу пришла сказать вам, что ее бабушка уснула?
– В каком-то смысле это забавно. Я как раз приготовила молоко и собралась относить его, как вошла Дженни и сказала, что ее бабушка уснула, и не стоит ее беспокоить и относить ей молоко.
– Дженни выглядела взволнованно или возбужденно?
– Возбужденно? Дженни? – удивилась миссис Бидл. – Нет. С чего бы ей возбуждаться? Все было, как обычно. Она была, как всегда, серьезна. Она всегда спокойна.
– Не обеспокоена, например?
– Нет. Почему? Никто не знал, что ночью бедной старушке станет плохо. По правде говоря, никто из нас не расстроился оттого, что миссис Лакланд уснула. Пускай себе спит. Сон улучшает настроение.
– С ее настроением было что-то не так? – доверительно спросил Литтлджон.
Но кухарка решила не выносить сор из избы.
– Да, но кто из нас, имея власть, не стал бы прихотлив? – упрек в ее голосе говорил о том, что даже к диктаторам можно отнестись с нисхождением.
– Верно. Ну, миссис Бидл, на этом все. Спасибо за помощь. Кстати, кто вчера отнес чай миссис Лакланд?
– Вы имеете в виду вечерний чай?
– Да.
– О, это была Эдит…
– А Хетти когда-либо ухаживала за хозяйкой?
– Нет, – сердито выдохнула миссис Бидл. Она чуть ли не поразилась такому невежеству в отношении поведения слуг. – В ее обязанности входила лишь утренняя уборка в ее комнате, и поскольку выполняла она ее не слишком прилежно, то получала от старушки нагоняй.
– Ясно. Ну, когда вернетесь на кухню, попросите Эдит заглянуть сюда на минутку.
Суперинтендант любезно выпроводил кухарку. Позже она возмущенно рассказала Хенесси, что не посмела спросить у сыщика, что он думает о смерти хозяйки.
Эдит Доус притворялась возмущенной своим причастием к полицейском расследованию, в то время как на самом деле она наслаждалась предстоящей публичностью. Ее обуревало чувство превосходства, пока она выслушивала вопрос о том, когда она в последний раз видела миссис Лакланд в относительно добром здравии.
– Ну, если вы хотите это знать, то доброго здравия у миссис Лакланд не было уже около четырех месяцев.
– Тогда спрошу по-другому: когда вы в последний раз видели хозяйку живой? – терпеливо переспросил Литтлджон.
– Вчера, в четыре часа пополудни – когда я принесла ей чай.
– Можете вспомнить, что было у нее на тумбочке?
– О, да, – ответила Эдит, гордившаяся своей наблюдательностью. – Пузырек с лекарством, стакан, бисквиты (думаю, штуки три), блокнот и журнал. Я отодвинула все это в сторону, чтобы поставить поднос.
– Помните, сколько лекарства оставалось в бутылке?
– Ну, немного. На донышке. Думаю, на один раз.
Суперинтендант задумался.
– Эдит, вам здесь хорошо служится? – внезапно спросил он.
– Почему нет? – резко вспыхнула та. – Я делаю свое дело, и мне платят за это.
– Хорошо, – Литтлджон тут же отпустил ее, но когда она обернулась, чтобы уйти, он заметил озадаченное выражение в ее взгляде.
– Странно, – помявшись, сказала она, и пришедшее на смену высокомерию смущение сделало ее более человечной. – Когда вы спросили меня о вещах на столике, мне показалось, что там должно было быть что-то еще. Но я не могу вспомнить… Не знаю. Может, ничего и не было.
Литтлджон перечитал список, но девушка никак не отреагировала. Он знал: тормошить что-то ускользающее из памяти бесполезно, и поэтому не стал подчеркивать значимость вопроса.
– Скорее всего вы вспомните об этом, когда подумаете о чем-то другом, – с улыбкой предположил он. – Дайте мне знать, когда оно вспомнится.
Полицейские ушли почти сразу. У них остались только Эмили Буллен, дворецкий и Хетти. Опрос двоих последних мог немного подождать, а что касается первой, то суперинтендант решил отложить допрос до тех пор, пока она не придет в порядок и не сможет держать себя в руках.
Когда молчаливый Хенесси вывел Литтлджона и Вейла, те вернулись в участок. Суперинтендант был заинтересован отчетом об отпечатках пальцев с пузырька; впрочем, поскольку у него не было причин рассчитывать на какой-либо результат, на многое он не надеялся.
В Минстербридже наступил час ланча, и улочки практически опустели. Никто из полицейских не чувствовал желания общаться: все были заняты прокручиванием собственных мыслей. Но когда они прошли полпути, Литтлджон вдруг обернулся к спутнику и спросил:
– Джимми, обратили внимание на что-то особенное?
– Один – два момента, сэр. Что насчет того, как мисс Херншоу восприняла ваш вопрос об анонимках?
– Хм, – уклончиво ответил Литтлджон.
– А на что обратили внимание вы, сэр? – через минуту спросил Вейл, но суперинтендант не ответил.
Но когда они дошли до участка, он внезапно бросил:
– Не пожалею, если шеф обратится в Ярд, когда врачи подтвердят убийство. Местная семья и все такое. Для меня такое – не очень.
Сержант внутренне был готов согласиться с начальником, да и ему было бы интересно понаблюдать за работой Скотленд-Ярда, но в тоже время он не желал упустить такую возможность закрепить собственные амбиции.
Их ждал отчет дактилоскописта.
На пузырьке был обнаружен только один набор отпечатков, и он явно принадлежал доктору Фейфулу, который последним держал бутылочку в руках.
