только замолчать, но и чуть ли не силой принять отравленный виски из рук человека, которого тот начал подозревать в отравлении!
Тело Юстаса найдут вечером, может быть, завтра утром. Самоубийство накануне приговора – это самое простое и очевидное объяснение. Будет еще одно дознание, на котором объяснят то, что не было досказано сейчас. А когда страсти поутихнут, вся эта история забудется. Старый лорд Бэрреди протянет в своем северном королевстве при мрачном одиночестве еще один год, от силы два, а когда умрет, все его огромное состояние перейдет к Джулии – дорогой Джулии… Она была так храбра и спокойна перед лицом всех бед и лишений, которые встретились им в супружеской жизни.
Генри вышел из поезда с теплотой в сердце, которую ощутил, только когда его мысли сосредоточились на семье. Теперь, когда ненавистная ему скромная чопорность пригорода уже не являлась приговором на всю жизнь, ее было гораздо легче выносить. Он прошел полпути к своему дому, и мысли его вернулись к самому неприятному моменту его прошлого – убийству бедного Дезмонда. Он искренне любил мальчика. Это был единственный во всем мире человек, кроме Джулии, Элен и Дика – ну да, наверное, и Бланш тоже, – который хоть сколько-нибудь его волновал.
Никаких сложностей с убийством не возникло. Яд имелся у него уже целый год; куда его добавить, было очевидно: едкая мята – это именно то, что нужно для маскировки горечи скополамина. План он разработал задолго до появления Юстаса, и частые визиты к Дезмонду имели под собой вполне конкретную цель; он наблюдал за привычками мальчика. И вскоре понял, насколько они постоянны – Дезмонд всегда ел одну конфету после еды, а делился только с Джулией, Бланш и самим Генри. Риск состоял только в этом – по ужасной случайности отравиться могла одна из женщин. Но когда он подложил отравленную конфету в коробку, риска не было вовсе – Бланш уехала на запад, а Джулия слегла от простуды. Шанс, что отравится кто-то другой, был ничтожен.
Генри отчасти потому и выбрал эту дату, но еще и из-за Юстаса, который вел себя слишком подозрительно. Это неминуемо привлекло бы внимание полиции, которая и без того поставила его репутацию под сомнение (а это значит, что он уже был на полпути к виселице). Только во вторник в квартире Дезмонда Генри узнал, что тем самым утром Юстас тоже был там, то есть он сам совал голову в петлю! Новость о том, что на обед зайдут Уильям с Джорджем, сбивала с толку, однако кое-что о виноторговцах Генри знал, а потому решил, что риска практически нет – есть мятные конфеты они не станут. Да и вообще, если кто здесь и рисковал, так это они – ну и пускай! У Дезмонда Генри сразу попросил конфету для себя и в это время подменил предпоследнюю в наполовину пустом ряду. Ближайшую Дезмонд съест после обеда, а последующую, отравленную, – после ужина. Генри выбрал это время, решив, что доза лекарства перед сном, которая последует вслед за десертом, может на время замаскировать настоящую причину смерти, а потому не будут приняты срочные меры и с отравлением не справятся. Так бедняга Дезмонд и встретил свою кончину – это было благом, иначе ему пришлось бы столкнуться со страшными мучениями, которые спровоцировала его болезнь. И все же Генри был бы рад, если бы яд мальчику принес кто-то другой…
И вот он у «Горочки». Джулия хотела сменить название на что-то поприличнее, но Генри сказал, что видеть эту надпись на двери каждым утром и вечером – то же самое, что подталкивать его на еще более самоотверженную борьбу за возвращение себе приличного положения. Так и порешили. «Горочка»! Это слово красовалось в смертных приговорах для пяти Хендэллов: Говарда, Гарольда, Дэвида, Юстаса и, увы, бедного Дезмонда.
Генри Карр провернул ключ в замке, вошел в дом и позвал жену. Она ответила из гостиной – хорошо, раз она внизу, то с простудой дела получше. Он вошел в комнату и увидел, как она уютно свернулась калачиком на диване перед камином. Приятно вернуться домой.
– Дорогой, как же ты поздно! Тяжелый выдался день?
Генри поцеловал ее и рассмеялся.
– Вечерние газеты не смотрела?
– Ты же знаешь, я читаю газету, когда ты ее приносишь.
Довольно странно, что сегодня он не купил свежий номер.
– Сегодня я за газету, – сказал он. – И у меня только самые важные новости. Вообще-то, я узнал об этом, когда умер бедняга Дезмонд, но сегодня информацию подтвердили официально. Кто, по-твоему, наследник состояния Бэрреди?
Джулия непонимающе уставилась на него.
– Юстас, кто же еще.
Генри снова рассмеялся.
– Я знал, что ты так решишь, – сказал он. – Помнишь то утро, когда мы провожали Юстаса к станции после похорон? Ты еще сказала: надеешься, что ему наследство не достанется.
– Помню. Мы говорили о том, как бедный Дэвид мог бы жениться на Джоан Хоуп-Фординг. Но, Генри… Это же Юстас, да? Если не он, то кто?
Генри Карр опустился на колени и обнял свою жену.
– Где бы ты хотела жить, когда мы переедем из «Горочки»?
Джулия запрокинула голову и вопросительно на него посмотрела.
– Как быстро ты перескочил… Как это связано с тем, что ты говорил раньше?
– Напрямую, моя дорогая. Когда старый Бэрреди умрет…
Тут открылась дверь и в комнату вошла миниатюрная служанка.
– Сэр, к вам пришли, – задыхаясь, проговорила она.
Что-то в ее лице привлекло внимание Генри.
– Иду.
Он поцеловал жену и крепко прижал ее к себе. Затем поднялся и вышел из гостиной, плотно закрыв за собой дверь. В узеньком коридоре стояли старший инспектор Дарнелл и полицейский в штатском.
Имеется в виду Лоуренс Аравийский – легендарный герой Первой мировой войны, английский разведчик, действовавший среди арабских племен. – Здесь и далее примеч. пер.
Хозяйка знаменитого парижского литературного салона.
Направление в англиканской церкви, тяготеющее к католицизму.
Почетное общество; одно из четырех юридических заведений Лондона.
Фонд, куда регулярно зачисляются суммы для последующего стабильного погашения долга.
Стекание крови в нижние части лежащего трупа, отчего появляются трупные пятна.
Известный английский карикатурист.
Город-курорт в Великобритании, на реке Дуглас и канале Лидс.