Компания уселась за столик. За другими столиками все приумолкли, рассматривая их. Жожо, потратившая все свои нервные силы на разговор о сыне, чувствовала себя опустошенной.
— Кстати, ты о Блини ничего не слышал? — внезапно спросила Жанна Владимира, что было для него полной неожиданностью.
— Нет…
— Так ему и надо, идиоту…
— Но…
Владимир чувствовал потребность выступить на защиту приятеля. Ему было неприятно, что Жанна отзывается о Блини с такой грубостью.
— А я тебе говорю, что он идиот. Пришел бы ко мне и все толком рассказал…
Она требовала заменить коктейли, сочтя их недостаточно сухими, но сделала это, скорее, в назидание.
— Вообще-то я довольна, что он уехал. Держу пари, что у него еще кое-какие грешки были на совести…
На мгновение глаза Владимира сверкнули, и тотчас же он опустил голову. Ведь у него были основания думать, что Жанна говорит так именно потому, что у нее смутно на душе, как и у него. На свою беду, в разговор вмешалась Жожо.
— А я понимаю этого парня. Все его обвиняют в краже, а он слишком горд, чтобы остаться…
— Дура! — буркнула Жанна.
Владимир хотел подать Жожо знак, чтобы она помолчала, но было уже поздно.
— Почему же дура? Неужели вы считаете, что я стерпела бы, если бы меня обвинили в воровстве? — Еще как!
Та покраснела. Но все же сказала:
— Нет!
— Стерпела бы, деточка. Боялась бы, что придет конец шикарной жизни… Все люди трусы, я первая. Это видно из того, что я тут сижу с вами обоими…
Она иногда целыми неделями никому не говорила дурного слова, но внезапно в ней что-то вскипало и все ее слова словно порождены были отвращением к себе и к другим.
— Вы только взгляните на эту девицу, как ей хочется услышать, о чем мы говорим…
Она уставилась пристальным взглядом на девушку, то ли машинистку, то ли продавщицу, сидевшую с молодым человеком за соседним столиком, и нарочно громким голосом произнесла эти слова. Та просто не знала, как себя держать. Ее спутник был смущен еще больше, но не решился вмешаться.
— Ну, в чем дело, официант? Где коктейли? Потом она спросила:
— Пообедать здесь можно?
Она отлично знала, что нет. Но настаивала. Сердито ворчала. Рассматривала посетителей, будто стояла где-то на недосягаемой высоте, а они копошились у ее ног.
— Что, окно открыть невозможно? — И без перехода:
— Хочу сегодня напиться! Рассыльный.., сбегай-ка к «Паскалю». Закажешь три хороших обеда для мадам Жанны. Запомнишь? Мадам Жанны! И чтоб шампанское как следует заморозили… Вот, возьми!
Она протянула ему стофранковую купюру и не взяла сдачи. Что не помешало ей потом ври расплате с барменом точно все сосчитать, проверить цену каждого коктейля и дать на чай всего два франка.
— А вы-то все ничего интересного рассказать не умеете?
Вечерело. Лодки Старого порта и катера, возившие посетителей в замок Иф, возвращались одна за другой. Семейства разъезжались по домам, останавливались по дороге в мясных магазинах, закупить что-нибудь к обеду. Другие задерживались возле ресторанных меню и вполголоса обсуждали их, а ребятишки, которых они держали за руку, торопили родителей и получали за это оплеухи.
— Ну, пошли поесть чего-нибудь! Вы только тоску на меня наводите!
У «Паскаля» она была королевой. Персонал бросился ей навстречу. Хозяин спросил, как она поживает.
— Что ж, сейчас в Марселе вовсе никого нет? — спросила она, усаживаясь на диванчик.
Ведь в городе могло быть два миллиона человек, и все же там никого не было. Хозяин это понимал.
— Мисс Долли вчера заезжала, но, кажется, уже уехала нынче утром…
Эта очаровательная англичанка год назад была еще рядовой танцовщицей в каком-то мюзик-холле, а в общество ее ввел старик американец. Самым удивительным оказалось то, что американец-то был педерастом!
— А Джон был с ней?
— И еще каких-то двое, мне незнакомых… Постойте-ка… Нет, никого не припомню… Кроме сэра Лонбэрри, он сегодня в полдень завтракал как раз за вашим столиком.
— Полковник?
— Да… Вот уже два дня, как он в Марселе… Кажется, приехал посмотреть какую-то яхту, которую здесь продают…
В час ночи они сидели вшестером за столиком в «Пеликане», в самой глубине зала, возле джаза. Полковник усадил рядом с собой двух молоденьких танцовщиц, Жожо наелась до отвала, поэтому неважно себя чувствовала и смотрела в одну точку с мрачным видом. Владимир сидел рядом с Жанной, после того как ему пришлось несколько раз танцевать с ней.
Она была не в духе, опять-таки из-за воскресенья! Слишком много кругом нападу, и в то же время — никого, как и в городе! Совсем не то окружение, какое хотелось бы, какие-то молодые люди, которые хлещут лимонад или пиво и танцуют без устали! Какие-то жалкие бабенки, которые и поторговать-то собой, должно быть, не умеют!
Когда скрипач прошел со своим блюдцем мимо них, Жанна бросила туда сто франков и усадила его.
— Выпей с нами!
На столе стояли три бутылки шампанского.
— Тут всегда такое веселье, как сегодня?
— Бывает иногда… — осторожно ответил музыкант. Он выглядел усталым, глаза глубоко запали»
— В котором часу здесь закрывают?
— Когда все расходятся… Часа в три-четыре…
Владимир заметил на пальце у скрипача обручальное кольцо. Он мог бы поручиться, что у скрипача вдобавок есть и дети, которых он, должно быть, прогуливал сегодня по пыльным набережным, под грохот трамваев, а потом все семейство надолго расселось на террасе, глазея на текущую мимо толпу.
— Мне надо продолжить этот обход, — извинился скрипач и снова взялся за свое блюдце.
— Ты знаешь что-нибудь из русской музыки?
— Да, кое-что…
— Тогда сыграй это со своими ребятами.
— Не очень-то танцевальная музыка. И он посмотрел на остальную публику, которая собралась здесь только ради танцев.
— Ну и что же! Потом потанцуют, — решительно заявила Жанна, положив вторую купюру на блюдце.
Несколько минут спустя оркестр играл отрывок из русской музыки, глядя при этом в ее сторону, а посетители, поняв, в чем дело, терпеливо ждали, когда музыканты кончат играть.
— Владимир… — вздохнула Жанна.
Она еще не совсем опьянела. Только глаза увлажнились.
— Бывают минуты, когда хочется стать бедной… Это было вранье, и он это знал. Она врала самой себе, просто от скуки.
— Как ты думаешь, что сейчас делает моя дочь?
— Спит.
— Полагаешь — одна?
Это его оскорбило, и он застыл, не дыша, словно при нем совершили святотатство. Она же задумчиво продолжала:
— Да, по-моему, она еще девственница…
И засмеялась нарочитым смехом. Выпила еще.
— Вряд ли Блини был способен чего-нибудь добиться! Интересно, что он сейчас делает?
— Какие мы мерзавцы! — вздохнул Владимир, тоже осушив свой бокал.
Жанна бросила на него любопытный взгляд.
— Как ты это произнес!
Полковник за их столиком шутил со своими двумя девицами, а Жожо, казалось, совсем заснула, приткнувшись в уголке, и только по вздрагивающим губам видно было, что ее подташнивает.
— Ты все думаешь о Блини? — спросила Жанна.
Он промолчал.
— Какое тебе-то дело до него? Что-нибудь с ним, наверно, стряслось. Когда-то я людей жалела. Теперь-то уж нет! А то, того гляди, сама начну жаловаться. Посмотри-ка на скрипача.
Он посмотрел. Тот играл, приложившись щекой к инструменту, поглядывая то и дело на посетительницу, отвалившую ему двести франков. Пианистка, молодая черноволосая толстушка лет двадцати, тоже украдкой бросала взгляды на Жанну.
— Теперь поделят между собой эти двести франков — целое состояние! Знаешь, о чем они думают, пока играют? О том, что купят на этот неожиданный доход. Скрипач, может быть, купит жене новую шляпку — вот ей и радость на все лето. А пианистка…
Она, должно быть, опьянела сильнее, чем можно было подумать по ее виду, потому что уже плакала — это был верный признак.
— А мне-то разве кто-нибудь что-то подарит, скажи, Владимир! Чего мне ждать от людей?
Она прервала эту речь и крикнула официанту, чтобы тот принес шампанского.
— Это все твоя поганая русская музыка нагнала на меня тоску! Следовало бы ее запретить!
Жанна вскочила и крикнула музыкантам:
— Хватит! Давайте что-нибудь другое!
— Так вот, мы с тобой сейчас говорили о Блини. Мне его не жаль, ему везде будет хорошо. Не понимаешь? Где бы он ни оказался, найдет себе уголок, устроится по-своему… Вот и моя дочь такая же. Жила до сих пор в предместье, в Буа-Коломб, где отец ее служил помощником начальника станции… Удивляешься? Вот так-то! Когда я за него вышла, он еще и помощником не был… Билеты проверял у выхода… Представь, за двадцать пять лет с этим вокзалом не расстался, даже не знаю, сменил ли квартиру…
— Спать хочу… Тошнит… — простонала Жожо.
— Заткнись! — прикрикнула Жанна, думая совсем о другом.
— Ты же видел Элен… Ведь она сейчас разбогатела… Но по-прежнему живет себе потихоньку, ходит на рынок, стряпает на плитке… Вот такой я хотела бы стать, понял?
