Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

– Ну-ну. – Его пламенная речь не вызвала у меня энтузиазма. – Это не для меня. Я так не смогу.

– Знаю, что не сможешь. Тебя зовут Алекс. Это в том случае, если ты идешь со мной. Существует много причин, по которым тебе лучше остаться здесь, но к черту их! Мы слишком давно и тесно связаны. Я слишком завишу от тебя. Однако решение за тобой. Я не имею права подвергать тебя смертельной опасности и вовлекать в ситуацию с неопределенным исходом.

– Да. Мне не очень нравится мое новое имя. Почему, собственно, Алекс?

– Мы можем выбрать другое. Может быть, риска было бы меньше, если бы мы оставили тебе твое собственное имя, Арчи, но следует проявлять осмотрительность. Ты мой сын, родившийся в Соединенных Штатах. Я должен просить тебя принять это допущение, потому что иначе никак нельзя объяснить, чего ради я привез тебя в Галичник. Ты мой единственный ребенок. Твоя мать умерла, когда ты был маленьким. Это уменьшит подозрения, если мы встретим кого-нибудь, кто говорит по-английски. До недавнего времени я подавлял в себе тоску по родине, поэтому не научил тебя сербохорватскому языку и сербским обычаям. Сначала, пока готовил ужин, я решил выдать тебя за глухонемого, но потом передумал. Это создаст больше трудностей, чем разрешит.

– А что, недурная идея, – оживился я. – Почему бы и нет? Я же по сути и есть глухонемой.

– Нет. Кто-нибудь может услышать, как мы разговариваем.

– Пожалуй, – неохотно уступил я. – Не возражал бы в это поиграть, но считаю, что вы правы. Итак, мы собираемся в Галичник?

– Слава богу, нет. Было время, когда я шутя отмахивал шестьдесят километров по этим горам, но сейчас вряд ли на это решусь. Мы отправимся в одно знакомое мне место или, если там что-то не так, туда, куда Паоло…

Зазвонил телефон. Я машинально вскочил, но тут же осознал всю свою никчемность и стал ждать, пока Вульф сам подойдет и снимет трубку. Через минуту он заговорил. Значит, на проводе был Телезио. После короткого разговора Вульф повесил трубку и повернулся ко мне:

– Это Паоло. Он ждал, когда Гвидо вернется из плавания. Говорит, что ожидание может затянуться до полуночи или даже дольше. Я сообщил ему, что мы составили план, который хотим обсудить с ним. Он сейчас приедет.

Я сел.

– Так, что касается моего имени…

Суда бывают разные. Этим словом называют, например, «Куин Элизабет»[13]. А еще ту утлую посудину, на которой погожим августовским днем я на спор прокатил по озеру в Центральном парке Лили Роуэн, возлежавшую на корме. Лоханка Гвидо Баттисты, выбранная нами для путешествия через Адриатику, занимала промежуточное положение между ними, ближе к парковой скорлупке, нежели к царственному лайнеру.

В длину она достигала всего двенадцати метров, то есть тридцати девяти футов. И ее явно не мыли с тех самых пор, как римляне ввозили в ней контрабандой пряности из Леванта. При всем том она имела современный двигатель и гребной винт. Тем не менее все то время, что длилось наше плавание, я пытался представить, где на такой посудине размещались скамьи для галерных гребцов, но эта задача оказалась мне не по силам.

Мы отчалили в понедельник, в три часа пополудни, чтобы подойти к противоположному берегу в полночь или чуть позже. Это представлялось мне вполне возможным, пока я не увидел «Чиспадану», как называлось старушка. Мысль о том, что архаичное сооружение способно преодолеть сто семьдесят миль в открытом море за девять часов, выглядела такой фантастичной, что я буквально онемел и даже не попытался заговорить. Тем не менее все путешествие заняло девять часов двадцать минут.

Мы с Вульфом сами не вылезали из нашего оштукатуренного убежища, но Телезио пришлось изрядно помотаться и ночью, и днем.

Прослушав план Вульфа, возразив по ряду пунктов и в конце концов согласившись, потому что Вульф упрямо стоял на своем, он уехал за Гвидо и привез его. А когда Вульф договорился с моряком, отбыл вместе с этим последним.

В понедельник, еще до полудня, Телезио вернулся с вещами. Мне он принес на выбор четыре пары брюк, три свитера, четыре куртки, кучу рубашек и пять пар ботинок и примерно тот же набор доставил для Вульфа. Все вещи, за исключением обуви, были не новые, но чистые и целые.

Я примерил их – в основном желая убедиться, что они подходят по размеру, и не обращая внимания на цвет – и в итоге остановил свой выбор на синей рубашке, каштановом свитере, темно-зеленой куртке и светлых брюках. Вульф, облаченный в желтое, коричневое и темно-синее, выглядел еще живописнее.

Рюкзаки были старые и грязные, но мы их выстирали и начали упаковывать вещи. Поначалу у меня случился перебор с нижним бельем. Пришлось пойти на попятный и начать все сызнова. Покатываясь со смеху, Телезио дал мне разумный совет: выкинуть все нижнее белье, ограничиться двумя парами носков и забрать весь шоколад. Вульф перевел мне его слова, совет одобрил и сам ему последовал.

Я ожидал новой ссоры из-за оружия, но получилось ровно наоборот. Мне не только было разрешено взять с собой «марли», но я еще получил в придачу «кольт» З8-го калибра, который выглядел как новенький, и пятьдесят патронов к нему. Я попробовал засунуть его в карман куртки, но револьвер был слишком тяжелым, и я пристроил его на бедре.

Кроме того, мне предложили восьмидюймовый нож, блестящий и острый, но я не согласился. Телезио и Вульф настаивали, утверждая, что бывают ситуации, когда нож полезней пистолета, однако я сказал, что скорее проткну им себя, чем противника.

– Если нож так нужен, – заявил я Вульфу, – что же вы не возьмете его себе?

– Я беру два, – ответил он и показал.

Один, в чехле, он засунул за пояс, а второй, покороче, привязал к левой ноге пониже колена.

Тут я стал лучше представлять, на какое дело мы собрались. Насколько я знаю Вульфа, он никогда не носил другого ножа, кроме маленького перочинного, сделанного из золота.

Ситуация еще больше прояснилась, после того как Телезио вынул из кармана две маленькие пластиковые трубочки и протянул одну Вульфу, а другую мне. Вульф нахмурился и что-то спросил, они заспорили.

Вульф обернулся ко мне:

– Он говорит, что в трубочке находится капсула с «колыбельной песенкой» – так они в шутку называют цианистый калий. Он сказал – на крайний случай. Я ответил, что нам это не нужно. А он рассказал, что в прошлом месяце несколько албанцев, агентов русских, поймали черногорца, три дня держали его в погребе и бросили там умирать. Когда его нашли товарищи, у него были перебиты все суставы на пальцах рук и ног, выколоты глаза, но он все еще дышал. Паоло говорит, что, если мы хотим, он нам расскажет еще с десяток таких же случаев. Ты знаешь, как пользоваться капсулой с цианистым калием?

– Конечно. Кто этого не знает?

– Куда ты собираешься ее спрятать?

– Господи, помоги. У меня никогда ее не было. Зашить в свитер?

– Свитер могут отнять.

– Прикреплю под мышкой.

– Слишком заметно. Ее могут найти и отобрать.

– О’кей, ваша очередь. Куда вы положите свою?

– Во внутренний карман. При угрозе ареста и обыска я зажму ее в руке. В случае более явной опасности выну капсулу из трубочки и отправлю в рот. Ее можно держать во рту очень долго. Главное – не раздавить зубами. Вот, кстати, почему не слишком-то хочется брать ее с собой. Есть риск в панике употребить ее преждевременно. Но я, пожалуй, рискну. – Он положил трубочку в карман. – В любом случае, использовав ее, ты никогда не узнаешь, что поспешил. Так что волноваться не стоит.

«Колыбельные песенки» дополнили наше оснащение.

Было решено, что Телезио не стоит светиться с нами в порту. Поэтому прощание за бутылкой вина состоялось в доме, а затем он отвез нас на «фиате» в центр города, высадил и уехал. Нам пришлось пройти квартал до стоянки такси. Судя по всему, мы не так бросались в глаза, как я предполагал, но ведь жителям Бари не с чем было сравнивать.

Я привык видеть Вульфа за столом, в огромном кресле, сделанном на заказ. Он открывает бутылку пива. Слева от него стоит лелиокаттлея Джакетта с четырьмя цветками, а справа благоухает дендробиум благородный.

И теперь, глядя, как он бредет по улице в синих брюках, желтой рубашке и коричневой куртке, с синим свитером на руке и рюкзаком за плечами, я не переставал удивляться, почему никто не оборачивается ему вслед.

На мой взгляд, в своем походном обмундировании и я был достаточно хорош, но никто не обращал на нас внимания.

Водитель также не проявил к нам интереса, когда мы залезли в его машину и Вульф сказал, куда ехать. Таксист относился к встречным препятствиям с той же небрежностью, что и Телезио, но тем не менее довез нас до старого города, а затем по его узким улочкам доставил к концу причала, ни с кем не столкнувшись.