— Сперва было известно лишь, что есть хромой, который приходит по субботам.
— Несчастный случай: упал с лошади в семнадцать лет.
— У вас есть проездной…
— А, понимаю. Владелец проездного. Абонент линии Париж — Бордо, хромой…
— Одно меня удивляет, господин Ламотт. Проживая в отеле «Скриб», вы могли бы в любом близлежащем баре подцепить нестроптивую красотку.
Господина с Шартронской набережной не так легко было смутить, он терпеливо, но намеренно высокомерно отвечал на вопросы. Не является ли Шартронская набережная для Бордо тем же, чем Сен-Жерменское предместье для Парижа, и не там ли гнездятся подлинные династии?
Для Ламотта Мегрэ был всего лишь одной из ищеек.
Конечно, они нужны для охраны собственности граждан, но сам он впервые имел дело с представителем этой профессии.
— Господин… как вас?..
— Не важно. Мегрэ, если угодно.
— Так вот, господин Мегрэ, я сторонник порядка, человек, воспитанный в определенных принципах, которые сегодня уже не имеют хождения. Не в моих правилах посещать всякие там бары. Каким бы странным это вам ни показалось, ноги моей не было в бордоских кафе, за исключением студенческой поры. С моей точки зрения, просто неприлично и, помимо всего прочего, опасно привести в «Скриб» одну из тех женщин, о которых вы говорите.
— Говоря «опасно», вы имеете в виду шантаж?
— В моем положении это рискованно.
— Однако вы каждую неделю навещали Жозе.
— Риск был меньшим, не так ли?
Мегрэ стал проявлять признаки нетерпения.
— Но вы были весьма плохо осведомлены на ее счет.
— Вы предпочли бы, чтобы я сперва у вас навел справки о ее персоне?
— Где вы познакомились?
— В вагоне-ресторане.
— Она ехала в Бордо?
— Возвращалась оттуда. Мы оказались за одним столиком на двоих друг напротив друга. Она выглядела весьма добропорядочно и, когда я протянул ей корзинку с хлебом, недоверчиво взглянула на меня. Случилось так, что мы к тому же ехали в одном купе.
— До Жозе у вас была уже любовница?
— Вы не находите, что ваш вопрос дерзок и не имеет отношения к делу?
— Вы предпочитаете уклониться от ответа?
— Мне нечего скрывать от вас. Да, у меня была любовница, одна из моих давнишних секретарш, я поселил ее в квартирке на авеню Гранд-Арме. За неделю до той моей поездки она объявила мне о своем скором замужестве.
— Так что место было вакантным.
— Мне не по душе ваша ирония, и я склонен перестать отвечать на ваши вопросы.
— В таком случае вы рискуете задержаться здесь на более продолжительный срок, чем вы того желаете.
— Это угроза?
— Предупреждение.
— Я даже не стану утруждать себя вызовом своего адвоката. Задавайте ваши вопросы.
Тон его становился все более высокомерным и сухим.
— Как скоро после знакомства нанесли вы Жозе первый визит?
— Недели через три-четыре.
— Она сказала вам, что где-то служит?
— Нет.
— А на какие средства, по ее словам, она жила?
— На небольшую пенсию, назначенную ей одним из дядей.
— А она сказала, откуда родом?
— Из-под Гренобля.
Видно, Жозефину Папе одолевала та же потребность лгать, что и Флорантена. Каждому следующему она называла новое место рождения.
— Много ли вы платили ей?
— Вопрос не очень тактичен.
— Прошу вас ответить.
— Я давал ей две тысячи франков в месяц, в конверте или скорее оставлял его на камине.
Мегрэ улыбнулся. У него возникло ощущение, что он вернулся в ту пору, когда только начинал свою карьеру в полиции: тогда еще можно было увидеть, как господа в почтенном возрасте — лакированные штиблеты, белые гетры, монокль в глазу — увиваются на Больших бульварах за хорошенькими женщинами.
То была эпоха меблирашек и женщин на содержании, которые, должно быть, отличались тем же кротким нравом, скромностью и добрым расположением духа, что и Жозефина Папе.
Виктор Ламотт не был влюблен. Жизнь его протекала в основном в Бордо, в кругу семьи, в строгом родовом особняке, а частично — в отеле «Скриб» и в конторе на улице Обера.
Но и ему тоже был нужен оазис, где бы он мог сбросить маску респектабельности и поговорить с кем-то по душам. С такой женщиной, как Жозе, можно ведь позволить себе расслабиться, так что это не будет иметь никаких последствий.
— Вы не знакомы с кем-либо из других ее близких друзей?
— Не имел чести.
— Вы могли случайно столкнуться с одним из них.
— Этого не произошло.
— Вы где-нибудь бывали вместе?
— Нет.
— Пока вы были у нее, шофер дожидался на улице?
Он пожал плечами, словно его поражала наивность Мегрэ.
— Я всегда добирался к ней на такси.
— Известно ли вам, что она приобрела дом на Монмартре?
— Впервые слышу.
Все эти вопросы не представляли для него интереса, и потому он оставался безразличен.
— Кроме того, в ее квартире было обнаружено сорок восемь тысяч франков.
— Какая-то часть этих денег, по-видимому, исходила от меня, но будьте спокойны, я не потребую их назад.
— Вы были огорчены ее смертью?
— По правде сказать, нет. Столько людей умирает каждый день…
Мегрэ встал. С него было довольно. Если бы допрос продлился, ему трудно было бы скрыть охватившее его отвращение.
— Не должен ли я подписать свидетельское показание?
— Нет.
— Ожидать ли мне вызова судебного следователя?
— Сейчас я не могу вам ответить.
— Если дело будет передано в суд присяжных…
— Оно будет туда передано.
— При условии, что вы найдете убийцу.
— Мы найдем его.
— Предупреждаю: я ни за что не стану выступать в роли свидетеля. У меня есть друзья наверху…
— Не сомневаюсь.
С этими словами комиссар направился к двери и широко распахнул ее; перед тем как переступить порог, Ламотт обернулся, поколебался, стоит ли прощаться, и в конце концов вышел, не промолвив ни слова.
Вот и третий. Остается Рыжий. Мегрэ был не в духе, и, чтобы успокоиться, ему потребовалось некоторое время. Дождь давно кончился. Муха, может быть вчерашняя, влетела в кабинет в тот момент, когда он вновь уселся за стол и стал машинально чертить что-то на листе бумаги.
Черточки превратились в слово:
«ПРЕДУМЫШЛЕННОСТЬ».
Если, конечно, убийцей является не Флорантен, предумышленность маловероятна: преступник пришел без оружия. Это был не чужой жертве человек, поскольку ему было известно о существовании заряженного револьвера в ящике ночного столика.
А не строил ли он свой расчет как раз на этом револьвере?
Если по-прежнему допустить, что Флорантен находился в стенном шкафу, почему убийца около четверти часа оставался в спальне, где мог передвигаться, только переступая через труп?
Искал ли он деньги? Почему он не нашел их, ведь достаточно было взломать нехитрый замок?
А может быть, письма? Или какой-нибудь документ?
Ни высокий чин Франсуа Паре, ни кубышка Фернан Курсель, ни надменный Виктор Ламотт не нуждались в деньгах.
Но все трое, несомненно, весьма бурно отреагировали бы на шантаж.
И вновь все замыкалось на Флорантене, том самом, которого бы следователь, будь он в курсе дела, непременно заставил арестовать.
Мегрэ возлагал надежды на разговор с Рыжим — Жаном Люком Бодаром, но инспектор, отправленный на его поиски, вернулся ни с чем. Страховой агент был в отъезде и должен был вернуться только вечером.
Он снимал комнату в небольшом отеле «Босежур» на бульваре Батиньоль, питался там же, в ресторане.
Мегрэ не находил себе места, словно в ходе расследования что-то не ладилось. Он был недоволен собой, чувствовал себя не в своей тарелке. Ему недостало духу приняться за накопившиеся на его рабочем столе досье.
Приоткрыв дверь в кабинет инспекторов, он позвал:
— Лапуэнт, зайди ко мне. Пойдем покатаемся.
И только когда они уже выехали на набережную, пробурчал:
— На Нотр-Дам-де-Лоретт.
Ему казалось, что он упустил что-то важное, прошел мимо истины. За все время пути он не проронил ни звука и так грыз свою трубку, что ее эбонитовый мундштук раскололся.
— Попробуй припарковаться и приходи.
— В квартиру?
— К привратнице.
Мегрэ просто не давал покоя безобразный облик привратницы и ее неподвижный взгляд. Он застал ее на том же самом месте, что и накануне: стоя за дверью, она раздвигала тюлевую занавеску на окошке и отпрянула только тогда, когда он толкнул дверь.
Ни о чем не спрашивая, она лишь с осуждением взглянула на него.
У нее была очень белая, нездорового оттенка кожа.
А не из тех ли она «придурковатых», как говорят в деревнях, тех безобидных идиоток, что когда-то встречались там?
Ему надоело смотреть, как она, словно башня, торчит посреди комнаты.
— Сядьте, — раздраженно приказал он.
Она с невозмутимым видом отрицательно покачала головой.
— Я еще раз задам вам вчерашние вопросы. Но предупреждаю: на сей раз вас могут привлечь к ответу за дачу ложных показаний, если вы будете умалчивать о том, что вам известно.
