— Я? С чего это мне бояться? Я и мухи не трону.
— Я имею в виду Потрошителя.
В ее голосе послышались скулящие нотки.
— Ты просто хочешь напугать меня. А я не боюсь.
Она глотнула джина, но глаза ее бегали по сторонам. Потом они остановились на какой-то точке позади моего плеча, и я осознал, что она посматривала в ту сторону во время всего нашего разговора. Я повернул голову и увидел самого мерзкого типа, какого только можно себе представить.
Он был невероятно грязен. Одну его щеку пересекал безобразный шрам, от чего рот его был искривлен как будто в усмешке, а вздутый синяк под левым глазом делал его вид еще более отталкивающим. Никогда мне не приходилось видеть такое злобное лицо.
— Он прикончил Энни, Потрошитель, — прошептала Полли. — Изуродовал бедняжку черт-те как. И за что? Энни тихая была, никого не трогала.
Я снова повернулся к ней.
— А может, то страшилище со шрамом — он и есть?
— Кто знает? — И горестно воскликнула: — Зачем только он это делает!
Это был он!
Трудно объяснить, почему я был так в этом уверен. В прошлом я одно время играл в азартные игры, как это нередко случается с молодыми людьми, и, бывало, у меня появлялось какое-то необъяснимое предчувствие, не основанное на доводах рассудка, инстинкт, шестое чувство — назовите как хотите, — но оно иногда появляется, и игнорировать его невозможно.
Именно такое чувство возникло у меня, когда я разглядывал человека, сидевшего сзади. Он в упор смотрел на девицу, и мне была видна слюна в уголках его отвратительно искривленного рта.
Что было делать?
— Полли, — спросил я тихо, — видела ли ты этого человека раньше?
— Я, котик? Никогда. До чего же отвратный, верно?
Но тут в силу неустойчивости, свойственной распущенным женщинам, настроение Полли изменилось. Верх взяла ее природная бесшабашность, еще усиленная большой дозой спиртного. Она вдруг подняла свою рюмку.
— За твое счастье, милок! Ты хороший дядечка, и я тебе желаю всего самого…
— Спасибо.
Она встала и пошла, покачивая бедрами. Я наблюдал за ней, ожидая, что она подойдет к другому столику. Но она быстро прошла через зал и направилась к двери. Я подумал, что в этот вечер ей, очевидно, не везет в «Ангеле и короне», и поэтому она решила попытать счастья на улице. Не успел я почувствовать облегчение, как увидел, что отвратительное существо позади меня вскочило и бросилось за ней. Можно понять, какая тревога меня охватила. Что мне было делать, как не последовать за этим человеком!
Когда глаза привыкли немного к темноте, я обнаружил, что мужчина все еще находится в поле моего зрения. Он крался, прижимаясь к стене в конце улицы.
Я знал, что иду по опасному пути. Но это был он, Потрошитель, и он выслеживал Полли. Я судорожно сжал в кармане револьвер. Человек завернул за угол, и я, боясь упустить его, поспешил следом.
Улицу освещал только один газовый фонарь. Я вглядывался в темноту. Но человек, по пятам которого я шел, исчез.
Меня охватило мрачное предчувствие. Быть может, злодей уже затащил несчастную девушку в какой-нибудь подвал! Если бы я догадался взять с собой карманный фонарик! Я побежал вперед. Тишину улицы нарушал только звук моих шагов.
Даже скудного света было достаточно, чтобы увидеть, что улица на другом конце переходит в узкий проход. Именно туда я и ринулся, и при мысли о том, что я могу там обнаружить, сердце мое бешено заколотилось.
Вдруг я услышал приглушенный крик. Я натолкнулся на что-то мягкое. Испуганный голос пролепетал:
— Пощадите! Умоляю, пощадите!
Это была Полли, прижавшаяся к стене в темноте. Опасаясь, что ее крик может спугнуть Потрошителя, я зажал ей рот рукой и прошептал ей на ухо:
— Все в порядке, Полли. Тебе ничего не угрожает. Я тот джентльмен, который сидел с тобой.
В это время сзади на меня обрушилась какая-то огромная тяжесть, меня отшвырнуло назад, в проход. Коварный злодей, за которым я шел по пятам от «Ангела и короны», перехитрил меня. Он спрятался в темноте и пропустил меня вперед. Теперь в ярости от того, что добыча ускользает, он напал на меня, как дикий зверь.
Я ответил тем же, отчаянно отбиваясь, и пытался вытащить револьвер из кармана. Мне надо было держать его в руке, но во время моей службы в войсках ее величества в Индии я был военным врачом, а не солдатом, и не был обучен приемам рукопашного боя.
Поэтому я не мог тягаться с чудовищем, с которым схватился. Под его натиском я упал и радовался лишь тому, что девушке удалось убежать. Я ощутил, как цепкие руки сжимают мое горло, и тщетно махал свободной рукой, все еще пытаясь достать из кармана револьвер.
Я обомлел, услышав вдруг знакомый голос, который вскричал:
— Посмотрим, какого зверя я вспугнул!
Еще до того, как вспыхнул огонек фонарика с увеличительным стеклом, я понял, как жестоко ошибся. Отвратительный тип, сидевший позади меня в трактире, был не кто иной, как Холмс, переодетый и загримированный!
— Уотсон!
Он был поражен не меньше, чем я.
— Холмс! Господи помилуй, да ведь если бы мне удалось вытащить револьвер, я мог застрелить вас!
— И поделом было бы, — проворчал он. — Уотсон, можете считать меня ослом.
Он оторвал от меня свое гибкое тело и, схватив за руку, хотел помочь мне встать. Даже в тот момент, уже зная, что это мой старый друг, я не мог не подивиться его великолепному гриму, изменившему до неузнаваемости его лицо.
У нас не было времени для взаимных упреков. Когда Холмс поднимал меня, мы услышали пронзительный крик, разорвавший тишину ночи. Холмс отпустил мою руку.
— Меня опередили! — вскричал он и ринулся в темноту. Пока я поднимался на ноги, вопли усиливались. И вдруг они оборвались. В жуткой тишине отчетливо слышался топот ног бегущих людей — Холмса и еще кого-то.
Должен признаться, что я проявил себя в этом деле не лучшим образом. Некогда я был чемпионом полка по боксу в среднем весе, но, видимо, те времена миновали безвозвратно. Я прислонился к кирпичной стене, стараясь справиться с тошнотой и головокружением. В этот момент я не смог бы откликнуться, даже если бы на помощь звала наша милостивая королева.
Головокружение прекратилось — окружающие строения выпрямились, и я, пошатываясь, побрел назад, нащупывая путь во тьме. Мне удалось пройти не более двухсот шагов, когда меня остановил спокойный голос.
— Здесь, Уотсон.
Я повернулся налево и обнаружил проем в стене.
Снова послышался голос Холмса:
— Я уронил фонарь. Не поищете ли вы его, Уотсон?
Его спокойный голос особенно пугал меня, так как скрывал мучительную внутреннюю борьбу. Я знал Холмса: он был глубоко потрясен.
Я сделал шаг и наткнулся на фонарь ногой. Я зажег его и отшатнулся, увидев перед собой страшную картину. Холмс стоял на коленях, согнувшись и повесив голову, — олицетворение отчаяния.
— Я потерпел неудачу, Уотсон. Меня надо отдать под суд за преступную глупость.
Потрясенный кровавым зрелищем, я едва слушал. Джек Потрошитель дал волю своему отвратительному безумию, на этот раз избрав жертвой бедную Полли. Жуткая картина расплывалась перед моими глазами…
— Но у него было так мало времени! Каким образом?..
Холмс ожил и вскочил на ноги.
— Пошли, Уотсон! Следуйте за мной!
Всю дорогу он намного опережал меня, но я не терял его из виду, и когда я наконец нагнал его, то обнаружил, что он изо всех сил стучит в дверь ломбарда Джозефа Бека.
— Бек, — кричал Холмс, — выходите! Я требую, чтобы вы немедленно вышли! — Он снова и снова колотил кулаком в двери. — Откройте дверь, или я вышибу ее!
Наверху появился освещенный прямоугольник. Открылось окно. Из него высунулась голова. Джозеф Бек крикнул:
— Вы что, с ума сошли? Кто вы такие?
В свете лампы, которую он держал в руке, были видны ночная сорочка с высоким воротником и ночной колпак с красной кисточкой.
Холмс отошел и громко прокричал ему в ответ:
— Сэр, я Шерлок Холмс, и если вы не спуститесь немедленно, я взберусь на эту стену и выволоку вас за волосы.
Бек, естественно, был ошарашен: Холмс все еще был в гриме.
Я попытался помочь делу.
— Герр Бек, вы помните меня, не правда ли?
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Вы один из двух джентльменов…
— И уверяю вас, что это мистер Шерлок Холмс.
Ростовщик колебался. Но потом сказал:
— Очень хорошо. Сейчас спущусь.
Холмс нетерпеливо шагал, пока свет не показался в ломбарде и входная дверь не открылась.
— Выходите, Бек! — скомандовал Холмс грозным голосом.
Испуганный немец повиновался. Сильная рука моего друга схватила ростовщика, который тщетно пытался увернуться. Холмс разорвал перед его ночной сорочки, обнажив голую грудь, покрытую мурашками от холода.
— Что вы делаете, сэр? — спросил ростовщик дрожащим голосом. — Я не понимаю.
— Помолчите! — резко сказал Холмс, и в свете лампы Бека стал тщательно рассматривать его грудь.
— Куда вы отправились, Бек, после того как ушли из «Ангела и короны»? — спросил Холмс, отпустив ростовщика.
