Прошло с полчаса, и всякий раз, стоило в тупике раздаться шуму, Буэн вздрагивал.
Маргарита все время жила в ожидании несчастий и заранее выстрадывала их, даже если они не наступали. К примеру, причиной ее скупости был болезненный страх перед будущим, воспоминание о том, как разорился ее отец и кондитерская фабрика перешла в чужие руки.
Или еще: она может заболеть, оказаться беспомощной. Если бы она могла рассчитывать на то, что за нею будет ухаживать муж, тогда другое дело, но сейчас об этом и речи нет. Короче, ей понадобится сиделка. А будет ли она в состоянии в течение нескольких лет оплачивать ее? Слово “больница” вызывало у Маргариты ужас. Она впадала в панику при одной мысли, что может попасть туда на попечение неведомо кого, оказаться в общей палате под любопытными взглядами десятка больных. Ей нужны были деньги, чтобы в случае необходимости оплатить место в частной клинике.
Об этом она думала уже во времена Фредерика Шармуа, а может, еще при жизни отца.
Маргарита боялась всего — ветра, молнии, но, главное, нищеты, в борьбе с которой изводила себя.
“Она еще меня похоронит…”
Эта мысль не раз приходила Буэну. Он даже высказывал ее Маргарите.
— Надеюсь, да… — буркнула она однажды и тут же холодно пояснила:
— Женщине не так трудно остаться в одиночестве, как мужчине. Мужчины не способны позаботиться о себе. Они куда изнеженней нас.
Что касается его, Буэна, тут она оказалась права. Пожалуйста, доказательство: пока она мужественно идет сквозь холод и снег бог знает куда, он валяется в постели и скулит от отвращения к себе.
Шаги… Подошли двое. Один, похоже, мужчина. В замке повернулся ключ.
— Входите, доктор…
Буэн не мог взять в толк, зачем Маргарита привела врача, тем более что захворал он, а не она. А вдруг жена задумала отправить его в сумасшедший дом и сходила за психиатром?
Маргарита и врач прошли в гостиную, дверь за ними захлопнулась, и до Буэна доносилось только невнятное бормотание. Пробыли они там довольно долго. Как Буэн ни напрягал слух, он все равно ничего не услышал. А ведь, пожалуй, тот, кого она назвала доктором, на самом деле ветеринар. Да, так оно и есть. Буэн не ошибся. Она привела ветеринара, чтобы тот занялся попугаем. Наконец хлопнула дверь гостиной, затем входная; Буэн бросился к окошку и увидел со спины мужчину с клеткой, накрытой платком, тем самым, каким ее накрывали на ночь.
Буэн лег в постель и через некоторое время заснул. Сквозь сон он слышал привычные звуки, но только где-то далеко-далеко, словно в ином мире. Он узнал старческую походку жены, потом о мраморную доску ночного столика звякнула не то тарелка, не то чашка.
Буэн не открыл глаз. Шаги удалялись. Маргарита спускалась по лестнице. А он все так же лежал, не двигаясь, ощущая кожей, как по лбу медленно катятся капельки пота. Незаметно он принялся играть сам с собой в странную игру: пытался угадать, какая капля куда доползет — до виска, до бровей? Одна потихоньку-потихоньку добралась чуть ли не до верхней губы.
Разлепив веки, Буэн обнаружил на столике чашку; над ней еще поднимался парок. Есть ему не хотелось. И вообще, он не прикоснется к еде, которую то ли из чувства долга, то ли из жалости принесла жена. Да и кто знает, не собирается ли она избавиться от него тем же способом, что от кота?
Такая мысль, еще совсем туманная, мелькнула у него впервые, и поначалу он даже не поверил в ее реальность. Она — следствие высокой температуры, да и выпитое сыграло здесь не последнюю роль.
“А ведь это было бы выгодно Маргарите. Унаследует мою пенсию, а терпеть меня в доме больше будет не нужно…”
Правда, тут было одно противоречие, но Буэн предпочитал не замечать его. Если Маргарита вышла за него, чтобы не остаться в одиночестве и иметь в случае нужды бесплатный уход, то какой ей смысл избавляться от него? Но разве она думает, прежде чем что-то сделать? Разве не заскорузла в ненависти к нему? В ненависти, которая родилась не сегодняшним утром, не из-за попугая, а давным-давно, может быть, даже, как это ни глупо звучит, задолго до знакомства с ним.
Буэну припомнился ее холодный, тяжелый взгляд, когда наконец, после долгих колебаний, он решился овладеть ею. И в тот момент, когда он, не без усилий, соединился с ней, все ее тело вдруг напряглось, словно инстинктивно выталкивая его из себя. С минуту Буэн еще надеялся, что Маргарита расслабится, но этого не произошло, и он, смущенно бормоча извинения, улегся рядом.
— Почему? — спросила она каким-то бесцветным голосом.
— Почему я извиняюсь?
— Почему ты прекратил, не получив удовольствия? Я твоя жена. Мой долг терпеть и это.
Слово “и это” много раз всплывало в памяти Буэна. Что, в сущности, оно значило? Что еще терпела она в своем христианском смирении? Его сигары? Его неотесанность? Необходимость спать с ним в одной комнате?
На втором этаже были две нежилые комнаты; одна служила кладовкой, вторая, бывшая девическая комната Маргариты, сохранялась в неприкосновенности вместе со всей обстановкой, оставшейся на тех же самых местах. Маргарита относилась к комнате как к святыне. Всего лишь раз показала ее Буэну, да и то с порога: он не имел права входить туда; дверь всегда была заперта на ключ, и Маргарита, так по крайней мере он предполагал, бывала там только в его отсутствие.
Сейчас Маргарита находилась в кухне. Обедала, несмотря на горе. С трудом сбросив охватившую его вялость, Буэн приподнялся на локте и взял чашку; в ней оказался овощной отвар, уже остывший. Буэн недоверчиво понюхал его, попробовал на язык: вкус у отвара какой-то непривычный.
Может быть, он тоже ломает комедию? Если даже Маргарита решила отравить его, она вряд ли станет это делать сразу после смерти кота и случая с попугаем.
И все-таки Буэн встал, босиком прошел в уборную и вылил содержимое чашки, а вернувшись, съел бисквит, лежавший на тарелке. Голода он не испытывал. Вот грязным себя чувствовал: он ведь не побрился, не принял душ.
Уже после, покопавшись в памяти, Буэн решил, что это самый тяжелый день в его жизни. Он засыпал, просыпался — в последний раз, когда совсем стемнело и в тупике загорелся фонарь.
Буэн напряг слух — в доме было тихо. С четверть часа он прислушивался, пока не понял, что остался один. Почувствовал, что Маргариты нет и он предоставлен сам себе. Тут его охватило беспокойство. В конце концов он решил встать и на цыпочках спустился вниз. Свет в гостиной не горел, камин не топился. Было холодно. Отсутствие клетки подчеркивало пустоту комнаты: она казалась гораздо больше, а рояль вообще огромным. Темно было и в кухне, и в столовой, но всюду прибрано и чисто.
Буэн выпил стакан вина — из чувства противоречия. Жажды он не испытывал. Вино показалось ему горьким. После этого, испугавшись, как бы жена не застала его на первом этаже, он торопливо поднялся наверх. Никогда он не придавал большого значения поведению и действиям Маргариты, но сейчас они оказались для него безумно важными.
Буэн опять задремал, но сквозь сон все-таки услышал: пришла. Оба они так сжились с этим домом, так свыклись с его звуками, с каждым сквознячком! Маргарита не стала растапливать в гостиной камин. Видимо, в подвале не было колотых дров: их запас кончился дня три назад. Она долго пробыла в кухне. Потом поднялась наверх, подошла к кровати и при свете зажженной на площадке лампочки долго смотрела на Буэна. Он притворился спящим. Маргарита забрала чашку и тарелку. Вскоре Буэну захотелось в уборную, и он, чтобы не выдать, что проснулся, не спустил воду.
Потом он снова спал. Она, видно, тоже легла, потому что, проснувшись среди ночи, Буэн услышал ее размеренное дыхание.
Следующий день прошел точно так же. Маргарита дважды выходила: в первый раз за продуктами, во второй, очевидно, к ветеринару — ни дать ни взять поход в больницу навестить больного.
А что, если Коко подохнет? Буэн вовсе не желал этого, хотя с ужасом думал, как они с Маргаритой будут сидеть в гостиной, а рядом в клетке бесхвостый попугай.
Пользуясь отсутствием жены, Буэн спустился в кухню и съел ломоть хлеба. Во второй половине дня почувствовал себя совсем плохо; словно в тумане увидел Маргариту, которая стояла над ним с непроницаемым лицом и такими же холодными глазами, как в тот момент, когда он простодушно попытался овладеть ею.
— Вызвать доктора? Буэн отрицательно качнул головой.
— Тебе что-нибудь нужно?
Он опять качнул головой. Нет, Буэн не ломал комедию. Сейчас он пребывал в каком-то туманном, нереальном мире, далеко от жены.
Около пяти Маргарита опять ушла из дома, и тогда Буэн спустился в кухню перекусить. Ноги были как ватные. Голова кружилась. Он цеплялся за перила, словно тяжелобольной, боящийся рухнуть вниз. В холодильнике нашел ломтик ветчины и стоя съел его, затем прикончил кусок сыра. Это был ужин Маргариты, но Буэн знал, что она может пойти и купить себе что-нибудь взамен.
Назавтра по тишине, царившей в доме, он догадался, что наступило воскресенье. Мир словно застыл, и лишь издалека доносился колокольный звон. Маргарита пошла к мессе. Буэн уже не казался себе больным, и ему страшно хотелось есть. Но, главное, он испытывал потребность избавиться от запаха пота и побриться.
