— Вы в деревню? — спросил Великий человек.
— Нет, пойду прокачусь на новеньком мотоцикле. Только вчера доставили, прямо с завода. «Браф Сьюпириор», литровый двигатель, четыре передачи, предельная скорость сто миль в час. Красавец!
Он улыбнулся Великому человеку.
— Чуть не забыл, Гудини. О вас упоминали в сегодняшней «Таймс». И о Мейплуайте тоже. В светской хронике. Ну, если вам что-то понадобится, еда или еще что, обращайтесь к слугам. Остальные скоро вернутся. Чай в четыре. А пока развлекайтесь, а?
Лорд Боб вышел. Великий человек взглянул на меня.
— «Таймс»? — проговорил я.
Он захлопал ресницами.
— Ничего об этом не знаю, — заявил он. Наклонился и взял газету, лежавшую в центре стола. Развернул, полистал. Я ждал.
Он читал про себя. Через мгновение довольно заулыбался. Потом взглянул на меня и нахмурился.
— Я не имею к этому никакого отношения, Фил, — сказал он.
— Покажите.
Он протянул мне газету. Я пробежал глазами светскую хронику и наконец нашел заметку. Маленький параграф в длинной колонке, но и его было более чем достаточно.
«В эти выходные виконт Перли принимает у себя сэра Артура Конан Дойла, создателя такого популярного в Англии, да и во всем мире, литературного героя, как Шерлок Холмс, сыщик-консультант. В Мейплуайте, в Девоне, в имении отца лорда Перли, графа Эксминстерского, также ожидается господин Гарри Гудини, знаменитый американский иллюзионист».
Я закрыл газету, свернул и бросил на стол. Вот почему, подумал я, он был такой добрый.
— Черт бы их всех побрал, Гарри! — сказал я.
Он показал мне свои ладони.
— Я пальцем о палец не ударил, Фил.
— Такого не должно было быть.
— Наверное, это дело рук Карлайла. — Так звали его управляющего.
— Угу. А откуда Карлайл узнал?
— Представить себе не могу. Надо ему позвонить. Я ему все скажу. Меня так и колотит от ярости.
Он схватил газету, начал перечитывать.
— Поздновато будет, — заметил я.
Не отрывая глаз от газетной статьи, он сказал:
— Как по-вашему, почему они упомянули первым сэра Артура?
— Гарри, у нас есть более важные причины для беспокойства.
Он опустил газету и взглянул на меня.
— Но, может, Цинь Су не успел добраться до Англии. А если и успел, может, он еще не читал сегодняшней «Таймс».
— И вы готовы рисковать жизнью в надежде на это?
Он нахмурился.
Я полез в карман и достал часы. Половина одиннадцатого.
— О чем вы, Фил? — спросил он.
— Предположим, Цинь Су уже в Англии. Предположим даже — в Лондоне. Предположим, он прочел утреннюю газету. Хотя до восьми часов утра вряд ли он бы успел. Для верности допустим — не раньше семи. Не знаю, сколько поездов ходит из Лондона в Девон в субботу, но, скорее всего, не много. И ехать сюда не менее шести-семи часов! Значит, у нас в запасе несколько часов.
— Да? И что мы будем с ними делать?
— Вы — ничего. Вы будете сидеть в своей комнате.
— Фил…
— Всего несколько часов, Гарри. Почитайте что-нибудь. Напишите письмо. А я пока здесь осмотрюсь.
— Зачем, Фил?
— Чтобы понять, как он может до вас добраться.
И снова мы с Великим человеком отправились в путь по лестницам и коридорам. Он ничего не говорил, но губы были капризно сжаты, и я понимал, что меня ждут неприятности. Когда я закрыл дверь в наши апартаменты, он повернулся ко мне. И набросился на меня.
— Фил, — заявил он. — Это же несправедливо! Вы обращаетесь со мной как с ребенком.
— Для вашей же пользы, Гарри.
— Так вы же сами сказали, что у нас есть несколько часов в запасе.
— Похоже, вы что-то задумали.
Он выпрямился.
— Не желаю сидеть здесь, в этой комнате под замком.
— Под замком? Гарри, вам же нравится замуровываться в гробах.
— Откуда я могу выбраться, когда захочу. — Гарри вдруг стал выше ростом. И покачал головой. — Нет, — сказал он, — не желаю.
— Гарри, вы сказали…
Он сунул руки в карманы. Поднял крепкий подбородок.
— Я знаю, что сказал. Что готов делать все, что вы скажете, когда дело касается безопасности. Но сейчас все иначе. Вы настаиваете, потому что хотите наказать меня за эту глупую статью в «Таймс».
Возможно, в том, что он сказал, и была доля истины.
— Это Карлайл, — заявил он. — Я тут ни при чем. Если бы это было моих рук дело, я уж наверняка не ограничился бы таким пустячным замечанием.
Я не очень-то поверил, что он ни при чем, хотя понимал, что сейчас он сам в это верит.
— Так что вы предлагаете?
— Я пойду с вами, осмотрим все вместе.
Я покачал головой.
— Там слишком открытое место.
— Но Цинь Су там нет. И быть не может. Сами говорили. А если и есть? Фил, скажите честно, я что, буду в большей безопасности здесь, в четырех стенах? Забыли про гостиницу «Ардмор»? Разве не вы говорили, что там он меня почти достал? А что если он достанет меня и здесь, в этой комнате, когда вас не будет?
Тут он попал в точку.
Я обошел кровать, сел. И взглянул на него.
— Гарри, послушайте. Может, самое время заявить в полицию?
— Нет. Я уже говорил. Исключено.
— Или, по крайней мере, разрешите послать телеграмму в Нью-Йорк, — сказал я. — Пусть они пришлют сюда еще людей из Лондона.
— И как я их здесь представлю? Скажу лорду и леди Перли, что они тоже мои секретари?
— Почему бы просто не рассказать им правду, сказать…
Гарри покачал головой.
— Нет и еще раз нет.
— Гарри, с чего это вдруг вам, черт побери, приспичило осматривать окрестности Мейплуайта?
— Потому что они знаменитые, Фил. Лес, огромная лужайка, сказочный сад. — Он вытащил руки из карманов и протянул их ко мне. — Как вы можете запретить мне любоваться ими, прикоснуться к их легендарной красоте? И что я отвечу людям, когда они попросят меня рассказать об этом? Неужели придется признаться, что Гудини, мол, ничего не видел, потому что сидел под кроватью в своей комнате?
Я вытащил часы из кармана. Без десяти одиннадцать.
Может, там и правда безопасно. Лучше уступить сейчас, сказал я себе. А коли так, возможно, он послушается меня потом, когда уже не будет так безопасно.
— Только часок-другой, — упорствовал он. — Всего-то ничего. И мигом обратно.
Я снова вздохнул.
— Ладно, — сказал я.
— Вот и чудесно, Фил. — Он подошел к кровати и хлопнул меня по плечу. — Замечательно! — Пока я сидел, его глаза были на одном уровне с моими, и они светились от радости.
Ему легко было угодить. Надо было дать ему то, что он требовал, и только.
— Ладно, Гарри, — сказал я. — Хорошо. Спускайтесь. Я догоню.
— Конечно, Фил, — просиял он.
Когда он вышел, я открыл свой чемодан и поднял второе дно. Достал маленький автоматический «кольт» и запасную обойму. Поставил дно на место, закрыл чемодан, а обойму положил в левый карман пиджака.
Я взвесил «кольт» на ладони. Просто игрушка, да и веса почти никакого. Поэтому я и взял его с собой. Случись его кому-нибудь обнаружить, он вполне сошел бы за пистолет, какой только и может быть у человека, за которого я себя выдавал.
Я потянул затвор на себя и отпустил. Он взвелся — пуля вошла в канал ствола. Я защелкнул предохранитель и положил пистолет в правый карман.
Особняк возвышался посередине стриженой лужайки площадью шесть-семь акров, как одинокий серый утес посреди холмистой зеленой прерии. Кое-где росли деревья, по одиночке или купами; был там и сад с парой-тройкой фонтанов. Но в основном — открытое пространство. Будь у меня возможность посадить по паре человек в каждую башню, никто не смог бы днем подобраться к зданию незамеченным. Но у меня не было людей, чтобы рассаживать их по башням.
Мы с Великим человеком шли по гравийной дорожке, огибающей дом по периметру. Деревья остались слева. Даже в солнечное утро лес казался мрачным и унылым. Высокие сосны нависали над жавшимися к земле тополями и дубами. В серой тени виднелись широкие веерообразные папоротники. В них могла бы укрыться целая армия и вдобавок целая танцевальная труппа со всеми своими родственниками.
Великий человек, шагая рядом со мной, упивался легендарной красотой. Он высоко задрал голову, его широко открытые глаза поблескивали из-под шляпы. Руки он заложил на спину, обхватив левой рукой правую.
Он глубоко вздохнул и несколько секунд что-то весело напевал.
— Какой запах, Фил! — сказал он.
— Угу.
— Дивное место, не находите?
— Угу.
— И день чудесный.
День действительно был чудесный. А воздух — теплый и чистый, насыщенный запахами новых начинаний и замыслов. В ветвях деревьев чирикали и свиристели птицы. Небесная синь и зелень травы были настолько яркими и ровными, что казалось: небо и траву только-только выкрасили. Меня же все это раздражало. Мне было о чем подумать, а яркая красота отвлекала.
