— Это все инспектор виноват.
— То есть инспектор Зануда, как ты его называешь?
Это были самые неприятные минуты в жизни старика. Еще никогда он не испытывал такой нервозности в присутствии полицейского. Едва он вошел в комнату, как с присущей ему фамильярностью попытался пристроиться в одном из старинных кресел, обитых зеленым шелком, и тут же ему было велено подняться с места.
— Встать! — жестко скомандовал ему Люка.
Но Мышь, все еще продолжая корчить шута, схватил с письменного стола ножик для бумаг. И снова старший инспектор пресек его невинную попытку пофамильярничать: он мгновенно выхватил ножик из рук старика и положил его на стол.
— Так говоришь, в четверг. В три часа дня? Уверен, что именно в три часа?
— Да. Или около трех. В небольшом баре на улице Вашингтон. Вы должны знать этот бар. Там обычно перекусывают водители всяких важных господ, облаченные в ливреи.
Да, видно, здесь все его ужимки, ухмылки, шуточки и прочие фокусы без надобности. Господину Люка нужны факты, и только факты. А потому и долбит в одну точку: время и место действия.
В среду там-то и там-то, в такое-то время конверт…
В четверг фотография…
В четверг вечером…
Ну, и так далее. Их собеседование прервал телефонный звонок. Старший инспектор вышел в другую комнату, намереваясь поговорить без свидетелей. Но Мышь услышал, как он сказал кому-то в трубку:
— Скажите ему, чтобы ехал в отель «Кастильоне». Да, я его обязательно дождусь.
Потом допрос возобновился, и старик продолжил свой рассказ.
— Ну да, я был заинтригован, и пошел на авеню Парк-Монсо. Мне стало интересно, зачем инспектору понадобилось делать копию с фотографии, которую я спрятал в шляпе. Я просто решил вернуть фотографию ее владелице. Вот все, что я знаю…
Еще минут пятнадцать Люка, пристроившись возле окна, терпеливо слушал болтовню старика ни о чем. А может, погрузившись в свои мысли, он и вовсе забыл о его присутствии. Потому что очень удивился, когда, оторвавшись от созерцания городских пейзажей за окном, обнаружил, что бродяга все еще торчит в комнате.
— Пока свободен!
— Разве вы не хотите знать, где можно меня найти в случае чего? Знаете, порой люди слышат такое…
В этот момент дверь отворилась, и на пороге возник инспектор Логно, и вид у него был еще более мрачный, чем обычно. Но Люка не дал им времени на разглядывание друг друга. Он тут же вытолкал старика за дверь, где тот немедленно попал в плотное кольцо фотокорреспондентов, а сам жестом пригласил Логно проследовать за ним в номер.
Логно освободился через полчаса. К его удивлению, старика в холле уже не было, а не мешало бы перекинуться с ним парой слов. Тот же в это время развлекал своими байками всех кухонных в надежде на вознаграждение в виде бесплатной трапезы. Но, как говорится, на нет и суда нет, а потому Логно поспешил домой.
В гостиной громоздилась гора чемоданов. Жена стояла возле окна уже в шляпке. Сынишка, облаченный в выходной костюмчик, слонялся по комнате, не зная, куда себя деть.
— Поторопись! Иначе мы можем опоздать на поезд, — бросила ему жена. — Ну, как все прошло?
— Мы никуда не едем.
Мадам Логно раздраженно повела плечами. Она потратила несколько дней на подготовку к отъезду, ходила по магазинам, докупала нужные мелочи, потом паковала вещи. И вот вам, пожалуйста! В самую последнюю минуту ей сообщают, что отдых на море отменяется.
— Вы можете ехать вдвоем. А мне нужно остаться в Париже. Дела!
— Это все тот противный старик, да?
— И он тоже. Но есть и другие дела, — уклончиво ответил Логно. Он не любил распространяться о своей работе даже дома, всегда помня о том, что секретность информации в его профессии превыше всего.
— Надеюсь, это не опасно? — тут же встревожилась мадам Логно.
— Так ты едешь или остаешься дома? — задал ей встречный вопрос муж.
— А ты как думаешь? — моментально взвилась женщина.
— Я вообще ничего не думаю. Поступай как знаешь! А я возвращаюсь на работу. У меня ночное дежурство с восьми вечера.
— Вот так всегда! — раздраженно бросила мадам Логно, снимая шляпку. — Дежурство, работа! А семья, жена, это не в счет! Попробуй возразить и сказать мне, что я не права! Уверена, это они упросили тебя остаться!
Дора, облаченная в легкий пеньюар, удобно устроилась в кресле- качалке, и судя по выражению ее лица, была настроена весьма решительно. Она исподлобья бросала враждебные взгляды на инспектора, ее ответы были категоричны и предельно лаконичны. Чаще всего преобладало короткое «нет».
Старший инспектор сам напросился к строптивой венгерке, чтобы задать ей пару вопросов, ибо несколько ранее получил от нее записку, что ей нездоровиться и она не сможет спуститься вниз для беседы с ним.
В комнатах царил полнейший беспорядок. Неприбранная постель, повсюду громоздились горы окурков со следами розовой помады, подносы с полупустыми стаканами и фужерами, рядом со столом тележка с остатками холодного ленча, а на самом столе упаковка таблеток аспирина.
— Вы уверены, что никогда не состояли в интимных отношениях с месье Лоёмом?
Женщина недовольно повела плечами, словно давая понять, что подобное любопытство просто недопустимо.
— Прошу прощения, но я настаиваю на своем вопросе. Видите ли, господин Мюллер утверждает, что так оно и было. В частности, он сказал, что недавно вы вместе с месье Лоёмом ездили в Будапешт. Только вдвоем, без Мюллера.
— То была исключительно деловая поездка.
— Вы не можете рассказать мне более подробно, какие конкретно дела вы там решали?
— Я обязана отвечать вам?
— Нет. Но мы все равно наведем справки и узнаем. Так что не вижу смысла играть в молчанки.
— Я возила Лоёма в Будапешт, чтобы познакомить его со своим отцом.
— Зачем?
— Отцу понадобилась консультация по одному важному делу. Речь идет о какой-то крупной сделке, но подробностей я и сама не знаю. У Лоёма ведь огромный опыт в самых разных сферах бизнеса: самолетостроение, тяжелая промышленность и даже парфюмерия. Он, к примеру, монопольно контролирует торговлю парфюмом в некоторых странах Южной Америки. Такой ответ вас устроит?
— И в итоге сделка была заключена?
— Нет! — с яростью выкрикнула мадемуазель Дора.
— Почему нет?
— Потому что месье Лоём так и не встретился с моим отцом.
— Был в Будапеште и не встретился?
— Да!
— Но почему?
— Он передумал встречаться. Теперь вы довольны?
— Еще один вопрос. Как давно вы являетесь любовницей господина Мюллера?
Женщина с достоинством поднялась с кресла, медленно подошла к столу и, небрежно повернувшись спиной к инспектору, плеснула себе в стакан спиртное.
— Я была его невестой, — проговорила она, нарочито растягивая слова и многозначительно сделав ударение на слове «была».
Ее эскапады раздражали инспектора настолько, что он не удержался от язвительной реплики:
— Может быть, в Венгрии слова любовница и невеста означают одно и то же. Но у нас… Впрочем, идем дальше. Как долго вы были его невестой?
— Год.
— Вы поддерживали тесные отношения одновременно с двумя мужчинами?
— Вы хотите спросить, спала ли я с ними обоими?
— Я хочу спросить, были ли ваши отношения с этими господами настолько доверительными, что вы могли в любое время дня и ночи зайти к ним в номер без стука или даже присутствовать при их обсуждении каких-то деловых вопросов.
— Нет!
— То есть, дела они предпочитали решать без вас?
— Лоём вообще никогда не говорил о делах на людях!
— Тогда почему вы обвиняете Фридриха Мюллера в предумышленном убийстве шефа?
— Потому!!!
— Потому, что?
— Потому что он вполне способен на убийство.
— И это все?
— Потому что ему не оставалось ничего иного! И на этом все! Точка! Больше я не скажу вам ни слова, ясно? Я устала, и с меня довольно! А если вы не оставите меня в покое, то я немедленно позвоню в наше представительство и свяжусь с самим послом.
Мадемуазель снова привела себя в состояние крайнего возбуждения, как это было вчера, когда она закатила истерику в холле отеля.
— Никогда не думала, что французская полиция ведет себя так бесцеремонно. Где же ваша пресловутая галантность?
— Прошу прощения! — поспешил отступить на заданные позиции старший инспектор Люка. — Впрочем, если передумаете и захотите добавить к сказанному что-то еще, то я всегда к вашим услугам. Меня легко найти в Управлении криминальной полиции. Впрочем, если вы в дальнейшем захотите общаться уже непосредственно со следователем, то я тоже не стану возражать.
— Мне больше нечего добавить. Тем более что, судя по всему, вы не собираетесь арестовывать Мюллера.
