рукой халат на груди. В венце металлических трубочек лицо ее кажется мертвенно-бледным, словно у приговоренной к смерти.
— Ему тут нравится! — радостно сообщает Жан-Мари.
Армель чуть вздрагивает.
— Я не успела подготовить договор, — говорит она. — Я немного устала. Извините. Мы все оформим перед обедом. Жан-Мари сейчас покажет вам гараж и служебные помещения.
— Идемте, идемте! — дружески приглашает Жан-Мари. — Вы ведь еще ничего не видели.
Ван Лоо бессильно разводит руками, не отводя глаз от Армели, словно давая ей понять, что ничего не может против такого рвения, хотя оно ему скорее приятно. Они выходят.
— Неужели я стал причиной того, что…
— Ну что вы! — восклицает Жан-Мари. — Она часто впадает в такое состояние, как будто живет где-то в другом мире. Но будьте уверены, она очень рада, что у нас постоялец.
Они проходят через комнату, заставленную разнокалиберными ящиками и заваленную всяким хламом.
— Это все валялось на чердаке! — объясняет Жан-Мари. — Но он начал протекать, и нам пришлось месяц назад перетащить это сюда. Конечно, это все такое барахло, что и старьевщику не нужно, но мы из-за старой дамы не выбрасываем ничего. Тут есть даже древние ружья, конечно полурассыпающиеся, и всякий мусор… Если вам захочется покопаться в этом старье, не стесняйтесь. Вот мы и пришли.
Обе служанки при их появлении встают. Ван Лоо здоровается. А он умеет здороваться, думает Жан-Мари. Рукой он как будто стирает дистанцию между собой и другими, в то же время как раз ее и подчеркивая. Наверное, мы кажемся ему крестьянами! Особенно я.
Минуя кухню, они выходят во дворик, где при их появлении разбегаются куры, а потом идут в винный подвал. Ящики с бутылками плотными рядами стоят вдоль стен.
— Дедова работа! — говорит Жан-Мари. — Он все умел, дед. А вот гараж.
Ван Лоо замирает, не в силах скрыть удивления.
— Да здесь можно хоть десять машин поставить! — восклицает он. — А что это там, в глубине? Честное слово, это коляска!
— Да, это старинная коляска. Маркиза не захотела с ней расставаться. Дед время от времени наводил на нее лоск.
Теперь Ван Лоо обходит вокруг коляски, трогает дерево, поглаживает кожу.
— Невероятно! — шепчет он.
Отступив на несколько шагов, он колечком складывает пальцы, как будто смотрит в глазок кинокамеры.
— В кадре она будет смотреться великолепно! — решительно заявляет он. — Нет, я должен работать здесь! Кильмер, Герледан — чего здесь только нет! Впрочем, кое-чего действительно нет. Мне нужен катер.
— А у нас есть! — говорит Жан-Мари.
— То есть как?
— Правда есть. Прогулочный катерок. Мы раньше устраивали на нем экскурсии для постояльцев.
— И где же он?
— На пристани, тут рядом. Там у нас что-то вроде маленького порта, и настоящие туристские компании держат там свои прогулочные суда. Конечно, у них настоящие яхты, не чета нашему. Мы потому и бросили эту затею.
Ван Лоо топает ногой.
— Вот это зря! Никогда ничего нельзя бросать! Пойдемте посмотрим!
Аллея выводит их на тропинку, которая бежит, теряясь среди деревьев.
— Вот так прямо и надо идти, — говорит Жан-Мари.
— И выгодное дело эти экскурсии?
— Да так себе. Вот если бы у нас было судно побольше, тогда да. Это начинает приносить прибыль, начиная примерно с двадцати пассажиров.
— И вы не смогли бороться с конкурентами?
— Не смогли. И не только из-за размеров судна. Еще из-за нехватки персонала. На каждый рейс надо кроме капитана нанимать двух помощников. Потом надо договариваться с владельцами окрестных ресторанчиков, потому что на остановках туристы хотят пить. Надо делать остановки в местах, где есть туалет. В общем, получалось, что мы на такси соревновались с автобусом. Но мы уже пришли. Наш катер называется «Сент-Ив».
Ван Лоо подходит ближе к причалу, где на приколе стоят лодки и шаланды. «Сент-Ив» — довольно старая самоходная баржа, наверное, в прошлом служившая тяжеловозом. Потом поверх трюмов настелили палубу, а на ней выставили в ряд стулья, как в кинотеатре. От дождя и солнца пассажиров должен был спасать выцветший полотняный тент. Стоящий рядом «Сен-Жеран» выглядит настоящим пароходом — такой он новенький, белый, с двумя палубами, просторной застекленной кабиной, весь обшитый сияющими деревянными панелями.
— Ну конечно! — заключает Ван Лоо. — И сколько же тянет такой красавец?
— Да уж не один миллион и не два! Компания, которая его купила, сразу приобрела исключительное право на навигацию по озеру и каналам.
— Правильный ход! — одобряет Ван Лоо. — Делать дело — это в первую очередь душить конкурентов. Но мне кажется, все-таки можно было выиграть эту партию.
Забыв про Жана-Мари, он вышагивает вдоль берега и рассуждает вслух:
— Ошибка в том, что вы пошли по проторенному пути, занявшись общедоступным туризмом и снижая цены. Теперь представьте, что вы предлагаете клиентам не обычную программу для отпускников, а нечто совершенно новое — настоящий речной круиз, который стоит очень дорого и предназначен для очень небольшого круга привилегированной публики.
Он покусывает губы. Видно, что мысленно он уже что-то комбинирует, прикидывает и организует. Он берет Жана-Мари за руку.
— Представьте себе, малыш! Это не шаланда, наскоро переделанная в речной трамвай, а нечто небывалое, что будит воображение, притягивает любопытство. Это не просто отпуск — это приключение! Вот что нужно людям!
Он шагает туда-сюда. Он опять забыл про Жана-Мари и опять разговаривает сам с собой:
— Я бы сделал так. На достаточно просторной палубе ставим ферму. Настоящую ферму. Пусть здесь даже белье сушится на веревке. Ставим беседку, всю в цветах. Пусть куры под ногами бегают — почему нет? И пусть мои фермеры, если пожелают, надевают синий фартук и соломенную шляпу, пусть берут в руки секатор и гуляют себе по садику, проверяя, как там розы. Естественно, цены на это удовольствие как в первоклассном отеле, естественно, обслуга — на высшем уровне, причем весь персонал набирается исключительно из настоящих бретонцев.
— Вы шутите! — говорит Жан-Мари.
— Вовсе не шучу. Надо уметь смотреть широко. Если бы у меня голова не была занята этим фильмом, я бы обязательно занялся вашим прекрасным озером. Не так, так как-нибудь еще. — Он проводит рукой по лицу, словно снимая с него паутину, а потом массирует пальцами веки.
— Не будем пока об этом, дорогой мой Жан-Мари. А вам нравится ваше имя? Ведь в нем, как в кофе с молоком, смешались два рода — мужской и женский!
— Вопрос привычки. Меня могли бы звать Венцеславом или Станиславом.
Они идут обратно к замку, и легкий туман придает всему вокруг удивительную поэтичность.
— Вы откроете мне эту тайну как-нибудь в другой раз. Ведь это тайна, я не ошибся?
— Да, одна из
