— Как же так, — опять удивился я, — ведь он был убит 24 мая?
— На письме стоит штемпель от 23 мая. Письмо пришло ко мне через неделю, побывав сначала в Испании. Оттуда оно было переслано в Ньюкасл и уже затем попало ко мне. У него была мания заметать следы.
— О чем в нем говорилось?
— О том, что ему угрожает опасность, но сейчас он находится у друга, что он собирается написать мне еще до 15 июня. Видимо, он не думал, когда писал это письмо, что на другой день будет убит. Он не сообщал своего адреса, но в письме говорилось, что он живет недалеко от Портленд-плейс. По-видимому, это был намек на вас. Так что, побывав на дознании, я заключил, что вы были его другом. Я посетил Скотленд-Ярд и после наведенных о вас справок стало ясно, что вы не имеете к убийству никакого отношения. Когда я получил письмо от Гарри, стало ясно, почему вы были вынуждены бежать. В течение этой недели я ждал вас со дня на день.
Я поблагодарил его за все, что он для меня сделал.
— Давайте-ка посмотрим его записную книжку, — предложил сэр Уолтер.
Я объяснил ему, как закодирована информация, и он, к немалому моему удивлению, все очень быстро понял и, приступив к чтению, нашел в моей дешифровке пару ошибок, но в остальном я был абсолютно точен. И он, и я очень устали после двух с лишним часов напряженной работы. Помолчав, сэр Уолтер сказал:
— Мне очень трудно судить обо всем этом. Несомненно, что-то готовится и, быть может, послезавтра произойдут какие-то ужасные события. Но в целом все выглядит несколько мелодраматично. Кстати, Скаддер был романтиком и повсюду видел какие-то тайны, которые ему помогал раскрыть сам Господь Бог. Кроме того, он был начинен, как фаршированная рыба, всякого рода предрассудками: например, евреи действовали на него, как красная тряпка на быка, особенно, евреи-финансисты. Что же касается «Черного камня», по-немецки, значит, der Schwarze Stein, то это звучит как название какого-то дешевого романа. То же самое могу сказать о Каролидесе. Никто не собирается его убивать, и я думаю, он переживет и вас, и меня. Недавно он был с визитом в Берлине и Вене и так заигрывал с ними, что вызвал возмущение моего шефа. Нет, Скаддер здесь явно что-то напутал. Я охотно верю, что он напал на разветвленную шпионскую организацию, что она жаждет получить диспозицию наших военно-морских сил, но и только.
В кабинет вдруг вошел дворецкий.
— Мистер Хит звонит по междугородному телефону из Лондона. Он хочет говорить с вами, сэр Уолтер.
Через несколько минут он вернулся. Его лицо заметно побледнело.
— Господи, прости мне мое недоверие к покойному, — сказал он. — Сегодня в семь часов вечера Каролидес был убит выстрелом из револьвера.
Глава 8
«Черный камень» дает о себе знать
Глубокий, без каких-либо сновидений, сон освежил меня. Я спустился к завтраку и нашел сэра Уолтера сидящим за накрытым столом и занимающимся шифровкой телеграммы. По его лицу было видно, что он плохо спал эту ночь. Он жестом пригласил меня садиться.
— После того как вы ушли, надо было позвонить первому лорду адмиралтейства, потом министру обороны и договориться с ними, чтобы они вызвали Руайе на день раньше. Он прибудет в Лондон в пять часов вечера. В шифрованной телеграмме Руайе, занимающий должность заместителя начальника генерального штаба, будет фигурировать как Поркер.[13] Смешно, не правда ли? Я, впрочем, сомневаюсь, что эта мера будет эффективной: уж раз они знают о его визите, то наверняка узнают и о том, что он перенесен на день раньше. Я ломаю себе голову над тем, как они об этом узнали. Ведь только пять человек знали о его визите, а во Франции, вероятно, еще меньше, потому что там умеют хранить секреты.
— Но ведь диспозицию, наверное, можно изменить? — предположил я.
— Конечно, можно, — ответил мне сэр Уолтер, — но это очень и очень нежелательно. Она результат тщательной и долгой разработки и, конечно, можно что-то изменить, но в целом ничего уже сделать нельзя. Мне не дает покоя мысль, что нашим врагам известны все детали диспозиции, как будто они выкрали пакет с документами. И, конечно, они знают, что мы практически ничего не можем сделать.
— Надо увеличить охрану Руайе, пока он будет здесь с визитом, и сделать то же самое в Париже.
— Руайе приглашен на ужин к моему шефу, а затем у меня состоится совещание, на котором будут присутствовать Руайе, министр обороны сэр Артур Дру, начальник генерального штаба генерал Уинстенли, Уиттекер из адмиралтейства и ваш покорный слуга. Первого лорда адмиралтейства не будет на совещании, он болен. Уиттекер передаст Руайе бумаги, а затем он под охраной поедет в Портсмут, где его ожидает эсминец, на котором он прибудет в Гавр. И Уиттекер, и Руайе будут все время находиться под усиленной охраной, и я не понимаю, как наши враги могут перехватить документы. Я просто не нахожу себе места, а тут еще это убийство Каролидеса. Вся Европа сейчас — как разворошенный муравейник.
Когда мы вышли из-за стола, он спросил меня, умею ли я водить машину. Я ответил, что, приехав в Лондон, любил раскатывать на взятой напрокат машине по окрестностям Лондона.
— Ну вот и хорошо, — сказал сэр Уолтер, — поедете со мной в Лондон. Вы уже имели дело с этими людьми, так что я рассчитываю на вас. Наденьте кожаную куртку, чтобы все принимали вас за моего шофера.
Июньское утро было восхитительно. Вся природа цвела и благоухала. Быстро промелькнули чистенькие маленькие города и деревеньки, и вот мы уже мчались по пригородным улицам Лондона. Я остановил машину у подъезда дома на Куинн Анн-гейт ровно в половине двенадцатого. Дверь нам открыл суровый дворецкий, который прибыл сюда с ранним поездом.
Сэр Уолтер решил, что мы первым делом должны посетить Скотленд-Ярд. Мы были приняты сухопарым чопорным джентльменом с каменным лицом.
— Позвольте представить вам убийцу с Портленд-плейс, — начал сэр Уолтер.
На каменном лице появилась едва заметная улыбка.
— Я знаю, как вы любите сюрпризы, Балливант. Но мистер Ханней, которого вы мне, очевидно, представляете, уже не вызывает у нас того интереса, какой он возбуждал две недели назад.
— Мистер Ханней может рассказать вам много такого, что будет не только интересно, но и, я уверен, весьма поучительно. К сожалению, сейчас у него очень мало времени, но завтра он обязательно расскажет вам о своих приключениях. Мне бы очень хотелось, чтобы вы удостоверили, что власти не имеют к нему никаких претензий.
— Разумеется, вы свободны от каких-либо обвинений в убийстве, — обратился ко мне чопорный джентльмен. — Считайте, что ничего не произошло. Если хотите, можете снова поселиться в той же квартире. Но я думаю, вам это будет неприятно. Поскольку дело не дошло до суда, то, следовательно, ваша реабилитация не является необходимой. И, я думаю, вам это весьма и весьма выгодно.
— Имейте в виду, Мак-Гилливри, вы нам еще понадобитесь, — сказал сэр Уолтер на прощание.
Мы вышли на улицу, и здесь сэр Уолтер со мной простился.
— Обязательно приходите ко мне завтра. А пока постарайтесь, чтобы на вас не обращали внимания. Я бы на вашем месте лег в постель и отоспался.
Откровенно говоря, я не знал, что мне с собой делать. Три недели я прожил, постоянно подвергаясь опасности, и вот теперь я был свободный человек: иди куда хочешь, делай что тебе нравится. А мне было что-то невесело, как-то не по себе — не радовала меня эта свобода. Я зашел пообедать в «Савой». Все было прекрасно: и обед, и сигара, но всякий брошенный на меня взгляд мне был почему-то неприятен. «Может быть, потому, что я не могу отделаться от мысли, что все меня считают убийцей?» — думал я.
Выйдя из ресторана я взял такси и попросил отвезти меня на северную окраину Лондона. Часа два я бесцельно бродил по невзрачным улицам, трущобам и пустырям. Чувство беспокойства еще усилилось. «Руайе уже, наверное, высадился в Довере. Вскоре он вместе с сэром Уолтером и другими высокопоставленными лицами начнет обсуждать вопросы, имеющие жизненно важное значение, — думал я, — а меня, сообщившего им бесценную информацию, на это совещание не пригласили. Конечно, я не первый лорд адмиралтейства, не начальник генерального штаба, но, быть может, именно я могу предотвратить надвигающуюся опасность, помочь разгадать неразрешимую тайну?»
Я опять взял такси и вернулся в центр. Надо было как-то скоротать время, и я зашел поужинать в ресторан на Джермин-стрит. У меня пропал аппетит, я едва притронулся к еде, зато выпил почти всю бутылку бургундского. Но и прекрасное вино меня ничуть не развеселило — настроение у меня было по-прежнему паршивое. Напрасно голос разума говорил мне, что собравшиеся на совещание люди представляют цвет нации, что я не могу тягаться с ними ни в знаниях, ни в опыте, ни в умении решать трудные государственные вопросы. Второй голос все время шептал мне, что без моего участия все непременно погибнет, и мерзавцы из «Черного камня» одержат верх.