Когда они обыскивали, например, гостиную, Серр не шелохнулся и стоял неподвижно, прислонившись к камину из коричневого мрамора.
Теперь он смотрел на Мегрэ, как будто спрашивая себя, скорее с любопытством, чем со страхом, что бы это комиссар мог искать в его карточках.
— У вас очень мало пациентов, месье Серр.
Тот не ответил, только пожал плечами.
— Я вижу, что пациенток гораздо больше, чем пациентов.
Зубной врач, казалось, посмеивался: «Ну и что с того?»
— Я вижу также, что вы познакомились с Марией Ван Аэртс благодаря вашей профессии зубного врача.
На карточках было помечено пять посещений в течение двух месяцев и подробно записано лечение, которое получила Мария Ван Аэртс.
— Вы знали, что она богата?
Серр снова пожал плечами.
— Вы были знакомы с доктором Дюбюком?
Он кивнул.
— Если не ошибаюсь, это был врач, лечивший вашу жену. Это вы его ей рекомендовали?
Смотри-ка! Он наконец заговорил!
— Доктор Дюбюк лечил Марию Ван Аэртс еще прежде, чем она стала моей женой.
— Когда вы женились на ней, вы знали, что у нее болезнь сердца?
— Она говорила мне об этом.
— Она была серьезно больна?
— Дюбюк проинформирует вас, если сочтет это своим долгом.
— Ваша первая жена тоже страдала болезнью сердца, не так ли?
— Вы найдете в папках среди документов свидетельство о ее смерти.
Больше всех не по себе было Жанвье. Он обрадовался, когда прибыли специалисты из отдела опознания личности: они внесли в дом какое-то оживление.
Когда у ворот остановилась их машина, Мегрэ сам пошел открыть дверь и тихо сказал Мерсу:
— Работайте на всю катушку. Прочесывайте весь дом.
И Мере, который сразу все понял, тихо проговорил:
— Вы думаете, это припугнет его?
— Может, в конце концов кого-нибудь и припугнет.
Люди из уголовной полиции обшаривали все углы, снимали со стен портреты и картины, отодвигали рояль и кресла, чтобы посмотреть под коврами, нагромождали друг на друга выдвижные ящики шкафов, раскладывали бумаги.
Сначала в дверь просунула голову мадам Серр: она пришла взглянуть на то, что здесь делается, и снова удалилась с глубоко огорченным видом. Потом появилась Эжени, она пробормотала:
— Надеюсь, вы поставите все это на место?
Ее ворчание усилилось, когда дошла очередь до кухни и даже до чуланов, где она держала половые щетки.
— Если бы вы мне только сказали, что вы ищете?
Они ничего определенного не искали. Может быть, Мегрэ вообще ничего не искал. Он наблюдал за человеком, который ходил за ними по пятам, оставаясь все таким же невозмутимым.
Пока его люди работали, Мегрэ снял телефонную трубку и вызвал доктора Дюбюка.
— Вы пробудете дома еще некоторое время? Можно мне к вам зайти? Нет, ненадолго. Я скажу вашей работнице. Спасибо.
У Дюбюка в приемной сидело пять пациентов, и он обещал комиссару впустить его через заднюю дверь.
Жил он в двух шагах, на набережной. Мегрэ отправился туда пешком, прошел мимо москательной лавки, и молодой продавец, с которым Мегрэ говорил накануне, поздоровался с ним.
— Вы не будете фотографировать нашу книгу?
— Сейчас сфотографируем.
Дюбюк был человек лет пятидесяти, с рыжей бородкой, в пенсне.
— Вы лечили мадам Серр, доктор?
— Да, молодую мадам Серр. Словом, ту, что помоложе.
— А вы никогда не лечили никого другого в этом доме?
— Постойте! Лечил! Уборщицу, которая порезала себе руку, два или три года назад.
— Мария Серр в самом деле была больна?
— Да, ей нужно было лечиться.
— Сердце?
— Гипертрофия сердца. Кроме того, она слишком много ела и жаловалась на недомогание.
— Она часто вас приглашала?
— Примерно раз в месяц. Иногда сама приходила ко мне.
— Вы прописывали ей какое-нибудь лекарство?
— Успокоительное, в таблетках. Ничего токсического.
— Вы думаете, сердце могло ее подвести?
— Ну, нет, конечно. Может быть, лет через десять — пятнадцать…
— Она не старалась похудеть?
— Каждые четыре или пять месяцев она садилась на диету, но выдерживала всего несколько дней.
— Вы встречались с ее мужем?
— Случалось.
— Что вы о нем думаете?
— С какой точки зрения? С профессиональной?
Одна из моих пациенток ходила к нему и говорила, что он работает очень искусно и совсем не причиняет боли.
— А как человек?
— Мне показалось, что он сдержанный. А в чем дело?
— Его жена исчезла.
— А-а! — Дюбюку было на это, в общем, наплевать, и он лишь неопределенно махнул рукой. — Всяко бывает, правда? Напрасно он разыскивает ее через полицию, она ему этого не простит.
Мегрэ предпочел не распространяться. На обратном пути он сделал крюк, чтобы пройти мимо гаража, где больше никто не дежурил. Здание напротив было доходным домом. На пороге стояла консьержка и чистила медную ручку двери.
— Окна швейцарской выходят на улицу? — спросил он.
— А вам-то что до этого?
— Я из полиции. Хотел спросить вас, знаете ли вы человека, чья машина стоит в гараже напротив, в первом справа.
— Это зубной врач.
— Вы его иногда видите?
— Вижу, когда он выводит машину.
— На этой неделе видели?
— Послушайте, а кто там возился в его гараже вчера вечером? Это были воры? Я сказала мужу…
— Нет, не воры.
— А кто, ваши люди?
— Не важно. На этой неделе вы видели, как он выводил машину?
— Кажется, да.
— Вы не помните, в какой день? И в какой час?
— Это было вечером, довольно поздно. Постойте. Я легла спать, потом снова встала. Не смотрите на меня так. Сейчас вспомню. Я как раз встала, потому что у моего мужа болели зубы, и дала ему аспирин. Я заметила, что машина месье Серра выезжает из гаража, и даже сказала, что это совпадение.
— Потому что у вашего мужа болели зубы?
— Да. И как раз в это время перед домом оказался зубной врач. Было уже за полночь. Мадемуазель Жермен уже вернулась домой. Ну вот, значит, это был вторник, потому что она не бывает дома только по вторникам вечером, ходит играть в карты к своим знакомым.
— Машина выезжала из гаража? А может быть, наоборот, въезжала в гараж?
— Выезжала.
— В какую сторону она поехала?
— В сторону Сены.
— Вы не слышали, чтобы она остановилась немного дальше, скажем, перед домом месье Серра?
— Я больше не обращала на нее внимания. Я стояла босиком, а пол холодный: мы ведь спим с приоткрытым окном. А что он сделал?
Что мог ей ответить Мегрэ? Он удалился, поблагодарив ее, пересек палисадник, позвонил. Ему отворила Эжени, посмотрев на него с мрачным упреком.
— Ваши люди наверху! — сухо сообщила она.
Значит, покончено с первым этажом. На втором слышались шаги, там передвигали мебель, волоча ее по полу.
Мегрэ поднялся по лестнице и увидел, что мадам Серр сидит на стуле посреди площадки.
— Я уж и не знаю, куда мне деваться, — сказала она. — Можно подумать, что мы переезжаем на другую квартиру. Что же они, в конце концов, ищут, месье Мегрэ?
Гийом Серр, стоя посреди залитой светом спальни, зажигал новую сигару.
— Господи! Зачем мы ее только отпустили! — вздыхала старуха. — Если бы я могла предвидеть…
Она не уточнила, что бы она сделала, если бы могла предвидеть…
в которой Мегрэ принимает решение, поразившее его сотрудников, и в которой его кабинет становится похожим на ринг
Когда Мегрэ принял решение, было три часа сорок минут; допрос начался в четыре двадцать пять. Но все же торжественным, почти драматическим был тот момент, когда он решился.
Для всех тех, кто работал с комиссаром на улице Ла-Ферм, Мегрэ повел себя неожиданно. Уже с утра было что-то необычное в том, как он руководил операцией. Они не впервые производили подобного рода обыск, но этот — чем дальше, тем все больше отличался от прежних. В чем состояло отличие, определить было трудно. Первым это почувствовал Жанвье, который лучше всех знал своего начальника.
Когда по приказанию Мегрэ они принялись за работу, в глазах комиссара горел какой-то радостный, почти свирепый огонек; он привел их в этот дом, как будто пустил свору гончих по свежему следу, и подбадривал их не столько голосом, сколько всем своим видом.
Не приняло ли это дело характер борьбы между ними двумя, Мегрэ и Гийомом Серром! Точнее, так ли протекали бы события и пришел ли бы Мегрэ к тому же решению, если бы человек с улицы Ла-Ферм не был упорнее его и физически, и морально?
Казалось, что с самого начала Мегрэ не терпелось помериться с ним силами.
А порой можно было подумать, что он действует из других побуждений, и заподозрить, что ему доставляет удовольствие перевернуть вверх дном все в этом доме.
Им редко приходилось работать в комнатах, подобных этим, где повсюду царили мир и гармония, приглушенная, тихая гармония, где самые старые вещи совсем не казались смешными, и где, после многочасовых поисков, не было обнаружено ни одной подозрительной мелочи.
