Двенадцать кварталов до дома на Шестьдесят третьей улице, в котором Лили занимает роскошный пентхаус, я преодолел пешком.
Ввиду того, что дело это вел не Ниро Вулф и, следовательно, клиентские интересы не страдали, и поскольку сама Лили по моей просьбе опекала Сью, я рассказал ей все без утайки. Советы Лили вкратце свелись к следующему: во-первых, обвинять Сью не стоит, напротив, я должен чувствовать себя польщенным, что девушка сослалась именно на меня; во-вторых, мне нужно каким-то образом исхитриться и вызволить Сью из передряги, не выдав того славного парня, что избавил мир от такого отпетого мерзавца, как Кеннет Фабер; и, в-третьих, если уж мне придется изобличить и выдать полиции настоящего убийцу, то она будет молиться, чтобы им оказался не Карл Хийдт, ибо во всем Нью-Йорке больше некому кроить для нее модные платья, не говоря уж о костюмах. Лили также поведала мне, что посланный ею к Сью адвокат, Бернард Росс, уже успел повидаться с девушкой и около часа назад позвонил, известив, что она арестована без права освобождения под залог, но к утру он выработает план действий.
Такси доставило меня к нашему старому особняку на Западной Тридцать пятой улице в начале второго. Войдя в кабинет и включив свет, я обнаружил на своем письменном столе сюрприз — под пресс-папье находилась записка, начертанная рукой самого Вулфа:
«АГ, утром Сол заберет машину, возможно, на весь день. Своим автомобилем он воспользоваться пока не может».
Тогда я прошел к сейфу, отпер кодовый замок, извлек бухгалтерскую тетрадь и убедился, что наш бюджет похудел на сто долларов.
Я вернул тетрадь на место, прикрыл дверцу сейфа, установил код на замке, сел на стул и задумался. Итак, Вулф вызвал Сола и поручил тому некое задание, для выполнения которого потребовалась наша машина. Я бы дорого отдал, чтобы узнать, что затеял Вулф. Может, он отправил Сола в округ Путнам за кукурузой, которую мы заказали на пятницу? Но зачем тогда давать ему сотню долларов на расходы?
Вдобавок если дело мы ведем совместно с Вулфом, то почему он не известил меня о своих планах или не соизволил хотя бы посоветоваться? Впрочем, когда я поднялся в свою комнату и начал готовиться ко сну, все обиды и сомнения меня оставили, и только любопытство распирало: что все-таки затеял Вулф и куда он послал Сола на нашей машине?
Согласно многолетней традиции, Вулф завтракает в своей комнате, куда Фриц приносит еду на подносе, поэтому встречаемся мы, как правило, лишь в одиннадцать, когда он спускается в кабинет из оранжереи. При наличии срочных дел Вулф вызывает меня наверх через Фрица. В тех случаях, когда дела не срочные, он сам звонит мне по внутреннему телефону.
Утром в пятницу Фриц и телефон хранили молчание, поэтому я неспешно позавтракал, убедился, что в газетах по поводу расследования «Кукурузного убийства» (так один из репортеров окрестил это дело) нет ничего нового, а потом прошествовал в кабинет и принялся просматривать почту. На душе у меня скребли кошки. В конце концов я решил, что коль скоро Вулф не счел возможным поделиться со мной своими планами насчет Сола, то пусть отныне употребляет в пищу перезревшие початки, сваренные в подсоленном кипятке, а я не стану унижаться и расспрашивать его. Вынашивая план мести, я отправился на кухню предупредить Фрица, что собираюсь прогуляться, но в эту минуту задребезжал телефон.
Я снял трубку, и приятный женский голос проворковал, что со мной разговаривает секретарша мистера Бернарда Росса, поверенного мисс Сьюзен Маклеод. Мистер Росс хочет переговорить с мистером Вулфом и мистером Гудвином в удобное для них время, и еще мистер Росс будет крайне признателен, если они как можно быстрее позвонят в его контору и согласуют время, когда могут к нему приехать, желательно не откладывая дела в долгий ящик.
Меня так и подмывало поведать Вулфу, что Бернард Росс, знаменитый адвокат, не слыхал, что Ниро Вулф, знаменитый сыщик, никогда не выходит из дома по делам, но, поскольку я решил с ним не разговаривать, мне пришлось отказаться от этой затеи. Я ответил секретарше, что Вулф не сможет уважить просьбу мистера Росса, зато я готов подъехать немедля, после чего прошел в кухню, известил Фрица, что постараюсь вернуться к обеду, сунул в карман свое отпечатанное на двенадцати страницах заявление и распрощался.
В итоге получилось, что я и в самом деле возвратился домой перед самым обедом. Визит к Россу отнял у меня два с половиной часа, включая время, которое ушло у него на первичное знакомство с документом и на подробное его прочтение. К завершению нашей встречи Росс знал почти столько же, сколько и я, не считая нескольких несущественных для него мелочей. В частности, я умолчал о том, что Вулф отрядил Сола Пензера неведомо куда и непонятно зачем. Какой был смысл упоминать то, что самому мне представлялось сплошным вопросительным знаком?
Чем садиться за один стол с Вулфом, я предпочел бы обедать в другом месте, например в «Рустермане», хотя смысла в этом и не было — Вулфа вряд ли огорчило бы мое отсутствие.
Войдя в дом, я услышал голоса в столовой — Вулф беседовал с Фрицем — и сразу прошел в кабинет. Первое, что бросилось мне в глаза, были четыре десятидолларовые банкноты, лежавшие под пресс-папье на моем письменном столе. Я не стал к ним прикасаться, а прошествовал в столовую и сказал «доброе утро», хотя мне оно добрым вовсе не казалось.
Вулф кивнул, продолжая накладывать на свою тарелку креветки из кастрюльки, над которой клубился пар.
— Добрый день. Сорок долларов, что лежат на твоем столе, можешь вернуть в сейф. Никаких расходов Сол не понес, и я заплатил ему шестьдесят долларов за шесть часов работы.
— Но ведь он меньше восьмидесяти в день не берет! — изумился я.
— В данном случае не захотел. Поначалу он вообще отказывался от денег, поскольку дело это наше личное, но я настоял. Кстати, этот креветочный салат приготовлен не с луком, а с чесноком. На мой взгляд, это придает ему более тонкий вкус, но Фриц хочет знать и твое мнение.
— С радостью. Что ж, запах и правда восхитительный.
Я уселся.
Наверное, у нас с Вулфом в тысячный раз возникла ситуация, в которой требовалось определить, кто кого переупрямит. Вулф наверняка рассчитывал, что я взорвусь, начну качать права и настаивать на том, что должен знать, где, почему и зачем Сол пропадал в течение шести часов, и тогда Вулф снисходительно объяснит, что вчера вечером его осенила очередная гениальная догадка, но он не знал, где я пропадаю, а потому был вынужден обратиться к услугам Сола. Хотя меня так и распирало, я сдержался, чтобы не доставлять толстяку удовольствия. Взамен я решил полакомиться креветочным салатом с чесноком вместо лука, который, как и любое творение Фрица, оказался восхитительным. Вдобавок я успокоил себя мыслью, что затея Вулфа потерпела крах, поскольку Сол уже вернулся, отчитался в содеянном и получил свой гонорар. Должно быть, Вулф предпринял этот ход, осознав, что вчера вечером зря проявил ослиное упрямство и отказался принять делегацию поклонников Сью.
Итак, мне оставалось лишь терпеть и не сдавать своих позиций. Тем более что я и сам вовсе не горел желанием отчитываться перед этим упрямцем о том, чем занимался накануне вечером и этим утром.
Покончив с обедом, Вулф протопал в кабинет, устроился в своем слоновьем кресле и уткнулся в «Мою жизнь в судах», а я выдвинул картотечный ящик и принялся заносить в карточки свежие данные о сроках проращивания луковиц. Без одной минуты четыре Вулф отложил книгу в сторону и вознесся на лифте в оранжерею на вечернее свидание с орхидеями.
Я с трудом подавил в себе желание выхватить из ящика «морли» и всадить ему пулю в ягодицу.
Сидя за своим столом, я просматривал вечерний выпуск «Газетт», когда услышал до боли знакомый скрежет. Я даже не поверил собственным ушам. Быть такого не может! Лифт? Я кинул взгляд на циферблат: так и есть, половина шестого… Неужто рак на горе свистнул?
Когда Вулф переступал порог оранжереи, он торчал в ней ровно два часа, кто бы ни дожидался его внизу, хоть сам мэр Нью-Йорка. В случае, если ему что-то срочно требовалось, он звонил по внутреннему телефону мне либо Фрицу, когда я отсутствовал. Но покинуть оранжерею в половине шестого… Неслыханно!
Я отложил газету в сторону, встал и вышел в прихожую. Спускающийся лифт задребезжал, остановился, и Вулф, отворив дверцу, выбрался в коридор.
— Что с кукурузой? — осведомился он. — Привезли?
Я чуть не подпрыгнул от возмущения. Есть, конечно, чревоугодники, которые не способны думать о чем-либо, кроме жратвы, но нельзя же настолько переходить рамки приличия!
— Нет, — ядовито ответил я. — Если только Сол не доставил.
Вулф только хрюкнул в ответ. Потом, чуть помолчав, сказал:
— Мне пришла в голову одна мысль. Когда привезут кукурузу… — Он чуть помолчал, потом продолжил: — Если ее, конечно, привезут… — Он вновь задумался. — Впрочем, нет, лучше я сам этим займусь. Возможность невелика, но было бы…
