— Простите, что вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются. Но мне известно, что в последние дни вы совершили ряд необъяснимых поступков. Они еще не внушают опасения: их можно отнести за счет кратковременной нервозности…
Ж. П. Г, слушает это убаюкивающее мурлыканье, пытаясь угадать, откуда надвигается опасность. Доктор, попыхивая сигарой, придает лицу добродушное выражение и с дружеской фамильярностью кладет руку на плечо спутника.
— Между нами говоря, такое могло произойти и по другой причине. Например, из-за увлечения, которое вы переживаете в данный момент. Оно меня не касается.
Я не желаю о нем знать. Но я ведь тоже мужчина и…
Их подошвы одновременно вдавливаются в гравий, городские огни становятся ярче, а по сторонам сгущается мгла.
— Во всяком случае, мой долг — предупредить вас об опасности. Вам давно пора отдохнуть, полечиться. Я не решаюсь произнести слово «неврастения», но должен сказать, что лечить запущенную болезнь — нелегкая задача для врача. Вы — человек серьезный, глава семьи, занимаете видное положение, на вас лежит ряд обязанностей…
Пока Дигуэн произносит свою тираду, Ж. П. Г, смотрит на две темные фигуры, прижавшиеся к изгороди казино. Это влюбленная парочка.
— У вас должны быть родные в Юра. Ничто не ставит человека на ноги быстрее, чем горы. На вашем месте я съездил бы туда на недельку-другую, один, без детей, без всякого дела. У вас достаточно взрослая дочь — она присмотрит за домом.
— А моя жена?
— Разумеется, поедет с вами.
Доктор заговорил о Юра! Ж. П. Г, не ошибся, когда почуял опасность. Вопрос о его семье, о родных местах вставал после свадьбы десятки раз, но Ж. П. Г, неизменно выходил из положения, заявляя, что рассорился с близкими и не желает туда возвращаться.
Итак, новая атака.
— Вы из горной местности или из долины?
— Поговорим о чем-нибудь другом, — предлагает Ж. П. Г.
— Заметьте, я даю лишь дружеский совет. Поскольку в таких случаях рекомендуется перемена обстановки, я полагал…
— Дигуэн!
Ж. П. Г, так странно произносит фамилию врача, что тот вздрагивает.
— Что?
— Моя жена внушила вам, что я не в своем уме, так ведь?
Больше всего доктора удивляет, что подобное предположение словно приводит собеседника в восторг.
— Уверяю вас, нет.
— Лжете.
— Ее лишь поражают некоторые ваши причуды.
— А вас?
Они уже раз десять промерили набережную Майль по всей ее длине, воздух свежеет, и каждую минуту, отбеливая кусок небосвода, над их головами проскальзывает ослепительный луч маяка.
— Не пора ли нам домой?
Ж. П. Г, сам не знает, чего хочет. Он устал. Понимает, что ему необходимо все обдумать.
Он невозмутимо вставляет ключ в замочную скважину и открывает дверь. В кухне и столовой горит свет.
В гостиной темно. Значит, доктора не ждут.
Ж. П. Г, вешает шляпу и входит в столовую со словами:
— Сюда, пожалуйста, доктор. Сейчас зажгу свет в гостиной…
Жена, дочь и сын еще на несколько секунд сохраняют вид захваченных врасплох заговорщиков. Они не знают, что сказать, как поступить, да и застали их не на обычных местах. Легко догадаться, что перед приходом отца они вполголоса обсуждали, что с ним случилось.
— Элен, принеси нам по рюмочке аперитива.
Замешательство усиливается. Г-жа Гийом пытается подать мужу знак.
— Разве ты забыл? — говорит она наконец, — Аперитив кончился.
Доктор то закидывает ногу на ногу, то снимает. Стол накрыт на четверых. Кухонный запах разносится по всему дому.
— Подай что есть.
— Есть только водка. Ах да! По-моему, у меня осталась мадера…
Этой мадерой пользуются при готовке. Бутылка раскупорена месяца три тому назад, если не больше, но, несмотря на мутный осадок, ее подают к столу.
Ваше здоровье, доктор!
Ж. П. Г, замечает все. От него ничего не скроешь.
Жена вопросительно поглядывает на врача, Дигуэн всем видом как бы отвечает: «Не волнуйтесь и предоставьте действовать мне».
— Элен, — обращается Ж, П. Г, к дочери, — поставь прибор для нашего друга.
При этих словах обе женщины теряются еще больше.
Видимо, бифштексы к обеду куплены на четверых.
Это предположение вызывает у Ж. П. Г, улыбку. Он держит в руке рюмку с мадерой и маленькими глотками отхлебывает вино. Антуан, вопреки привычке, не уходит к себе наверх готовить уроки.
Во всей атмосфере чувствуется что-то неестественное, но что именно — сказать невозможно. Если бы столовая освещалась керосиновыми лампами, Ж. П. Г, решил бы, что они не в порядке: ему кажется, что в комнате темнее, чем обычно. Но ведь электрические лампочки всегда дают ровный свет.
Все в доме серо, словно всюду легла пыль. Г-жа Гийом замечает, что скатерть несвежая, вызывает дочь в коридор и шепчется с ней.
— Почему вы настаиваете, чтобы я пообедал с вами?
Почему? Не оставаться же одному с семьей, черт побери! Женщины открывают две коробки консервов — сардины и тунца, чтобы добавить закуски к обеду. Антуана зовут на кухню, и немного спустя входная дверь два раза хлопает: мальчишку послали в магазин за сыром.
Время от времени г-жа Гийом появляется в гостиной с улыбкой, которую всегда изображает при гостях.
И вот так Ж. П. Г, заставит ее улыбаться до самого вечера! Тем хуже для доктора.
Его считают сумасшедшим? Он докажет им противное! Ж. П. Г, в прекрасном настроении, разговаривает без умолку и не боится намекать на самые серьезные опасения близких. Заявляет, к примеру:
— Готов биться об заклад, что наш милейший директор не решится применить санкции и предложит мне две недели, а то и месяц отдыха.
— Это я добилась для тебя отпуска, — уточняет г-жа Гийом. — Но директор настаивает, чтобы ты обязательно лечился.
— Лечился? От чего?
— Полно! Полно! — вмешивается доктор, понимая, что дело принимает скверный оборот. — Мы прекрасно понимаем друг друга. Небольшая перемена обстановки…
Через несколько минут Ж. П. Г, опять берется за свое:
— Кстати, я забыл вернуть тебе две тысячи франков, что взял в банке.
Г-жа Гийом столбенеет, не находит, что сказать, встает и прячет деньги в железную коробку — старую коробку из-под галет, которая лежит в ящике буфета и заменяет сейф.
«Они хотят упрятать меня в психиатрическую лечебницу, — размышляет Ж. П. Г. — Для них это великолепный выход. Они получат мою пенсию. Ее хватит на безбедную жизнь, и бояться им будет нечего».
Ж. П. Г, устремляет на жену иронический взгляд.
Смущенная г-жа Гийом обращается к врачу:
— Вы ничего не едите, доктор. Простите, что так плохо принимаю вас. При мысли, что муж, возможно, болен…
На улице еле слышный звук. На него никто не обращает внимания, кроме Элен и ее отца. Их взгляды встречаются. Элен краснеет. Ж. П. Г, доброжелательно улыбается, словно хочет ее подбодрить.
Это в подвальное окошко влетело письмо и упало на уголь.
— Элен!
Девушка испуганно вздрагивает.
— Пойди в погреб, принеси бутылку бургундского.
Она во втором ящике слева.
— Я схожу, — вмешивается дуралей Антуан.
— Я сказал, пусть сходит Элен.
Тем не менее Ж. П. Г, невесел. Он чувствует, что все вокруг него неустойчиво, что его куда-то несет.
Элен возвращается с вином. Корсаж ее между грудями натянут туже, чем обычно, и она не решается смотреть на отца.
Думает ли еще Мадо о мужчине, приславшем ей две тысячи франков? Не жалеет ли, что вернула их?
«Еще один оригинал. Их немало в провинции», — говорит она себе. Нет, Мадо не скажет «оригинал».
Она всегда говорила: «Чокнутый».
Доктор скажет: «Больной».
А вот г-жа Гийом…
За столом один Ж. П. Г, ест за четверых.
В тот же вечер у жандармского капитана на улице Вильнев играли в бридж. На чайном столике громоздились ломтики кекса, испеченного хозяйкой дома.
Женщины рассматривали альбом с фотографиями.
За игральным столом сидели капитан, директор лицея, комиссар железнодорожной полиции и г-н Мартен, страховой агент, живущий по соседству: достаточно постучать в стенку, и он придет.
— Мне, кажется, знакомо это лицо, — сказала жена комиссара, маленькая толстушка, указывая на фотографию, снятую во время загородной экскурсии и запечатлевшую человек двадцать сразу.
Капитан, разливавший гренаш[6], наклонился над альбомом и стал всматриваться в карточку.
— По-моему, это кто-то из лицейских учителей, — продолжала жена комиссара.
— Уж не господин ли Гийом? — бросил с места директор.
— У него густые каштановые усы.
— В таком случае это он.
Несмотря на неприступный вид и волосы, подстриженные бобриком, директор держался у жандармского капитана непринужденно. Он отхлебнул из рюмки и, тасуя карты, признался:
— Я как раз размышлял, не помешался ли Гийом.
Сначала, несколько дней тому назад, он беспричинно набрасывается на ученика и яростно трясет его. Вчера возобновляет в лицее занятия и перед всем классом зажигает папиросу, хотя никогда раньше не курил. Его жена приходила ко мне, поделилась своими опасениями, и я решил послать Гийома на несколько недель в Юра, откуда он родом.
