Воскресенье прошло в молчаливом перемирии, где Никки играла роль отчаявшегося посредника. Вечером Дерк извинился, и Марта приняла извинение. В понедельник и вторник Дерк уже ходил за ней повсюду, как преданный пес. Марта держалась холодно, но оставалась дома и к вечеру оттаяла.
В среду утром пришло следующее письмо. Кодовым знаком была буква «D», а датой и временем — пятница, 8.15 вечера.
Без четверти восемь Эллери сидел за одним из столиков в заведении мистера Роуза, надеясь, что столик Харрисона окажется в поле его зрения. Он делал вид, что изучает меню, когда без двух минут восемь вошел Вэн Харрисон и его подвели к зарезервированному столику на расстоянии менее дюжины футов. К счастью, он снова сел боком к Эллери, который мог одновременно наблюдать за ним и за входом.
Женщины оборачивались и смотрели на Харрисона. Актер был одет в кремово-серый замшевый костюм с белой гвоздикой в петлице, в манжетах сверкали бриллиантовые запонки, который он старательно демонстрировал, поднимая и опуская бокал с коктейлем. Свой чеканный профиль Харрисон использовал, как рапиру, направляя его в разные стороны с полуулыбкой на губах — добродушной и в то же время властной.
Неужели он не понимал, что здесь их непременно заметят? Или ему было все равно?
Эллери наблюдал за женщинами. Они были потрясены и обрадованы.
Внезапно он осознал, что уже двадцать минут девятого, а Марта все еще не пришла.
Эллери засомневался, правильно ли идут его часы, но увидел, что Харрисон хмурится и тоже смотрит на часы.
Возможно, Марта застряла в автомобильной пробке. В 8.35 он начал сомневаться в этой теории, а в 8.50 отверг ее.
В девять часов Эллери понял, что Марта не придет, и при мысли о Дерке ему стало не по себе.
Харрисон был вне себя от ярости. Столик накрыли на двоих, и публика отлично понимала, что пустой стул останется пустым. Некоторые женщины потихоньку хихикали.
В пять минут десятого актер подозвал метрдотеля и заговорил с ним, указывая на второй стул. Его жесты и выражение лица свидетельствовали, что он разозлен какой-то нелепой ошибкой. Официант подбежал принимать заказ.
Харрисон громко и холодно отдавал распоряжение.
Эллери встал и направился к телефону.
* * *
Трубку на другом конце провода схватили во время первого же гудка.
— Алло. — Голос Марты звучал сухо и напряженно.
Прежде чем Эллери успел ответить, послышался крик Дерка:
— Черт бы побрал этот телефон! Положи трубку, Марта! Кто бы ни звонил, пускай убирается к дьяволу!
— Но, Дерк… Алло?
— Это Эллери, Марта.
— Эллери? Здравствуйте, дорогой!
Эллери передернуло от явного облегчения в ее голосе.
— Как поживаете? Почему мы так давно вас не видим? Откуда вы звоните?
Голос Дерка что-то раздраженно рявкнул.
— Не хочу вам мешать, чем бы вы ни занимались, — сказал Эллери. — Никки дома?
— Никки, это тебя.
— Я возьму трубку в гардеробной, Map, — послышался голос Никки.
— Вот именно, — подхватил Дерк.
— Не обращайте на него внимания, Эллери, — рассмеялась Марта. — Он сейчас поглощен своим романом… Хорошо, Дерк, иду… Почему бы вам не зайти попозже, Эллери? Дерк очень хочет с вами повидаться. И я тоже.
— Может быть, зайду, Марта, если смогу выбраться.
— А вот и я, — произнес запыхавшийся голос Никки, прибежавшей в гардеробную. — Положи трубку, Map! Девушка имеет право на личную жизнь.
— Пока, — засмеялась Марта, и Эллери услышал щелчок.
— Все в порядке, Никки?
— Да. Дерк задержал ее.
— Что произошло?
— Вы в…
— Да.
— А он?
— Все еще здесь — ждет. Значит, это из-за Дерка?
— Да. Ему вечером вдруг приспичило читать свою книгу Марте, и он проявлял такой энтузиазм, что, естественно…
— Больше не объясняйте. Но Марта разве не собиралась уходить?
— Да. Сказала, что на встречу с художником-декоратором. Потом она куда-то позвонила, повернувшись спиной, и передала сообщение, что миссис Лоренс в последний момент выяснила, что не сможет прийти и позвонит завтра договориться о следующей встрече.
— Сообщение он не получил. Хорошо, Ник. А то я забеспокоился…
— Что вы намерены делать?
— Поторчу немного здесь. Может быть, загляну позднее.
— О, пожалуйста, приходите!
Эллери вернулся к столику.
Во время его отсутствия произошли некоторые изменения. Худощавый маленький человечек в смокинге стоял у столика Харрисона, опираясь на него ладонями, и что-то говорил. У человечка были остроконечные уши и мефистофельская ухмылка, а собственные слова его явно забавляли. Однако они не забавляли Харрисона. Он выглядел старым и безобразным. Длинные красивые руки с такой силой вцепились в тарелку, что костяшки пальцев побелели. У Эллери возникло странное чувство, что в этот момент Вэн Харрисон больше всего на свете жаждет швырнуть тарелку в лицо собеседнику.
Когда человечек в смокинге повернул голову, Эллери узнал его. Это был Леон Филдс.
Информационная колонка Филдса «Потихоньку и изнутри» была piece de resistance[33] более чем шестисот ежедневных газет, удовлетворяющим аппетиты миллионов читателей к слухам, сплетням и инсинуациям. Самые сочные абзацы посвящались вчерашним экскурсиям автора по бродвейским супермаркетам и кафе. Как сказал Эллери один остряк однажды вечером в «Колони», где они наблюдали за Филдсом, прыгающим от столика к столику, «один намек на то, что Леон находится поблизости — и никто не сможет спокойно спать».
У Филдса была мрачная репутация человека, никогда не теряющего след. В «Риальто» говорили, что, пока он рыщет вокруг, нельзя быть уверенным ни в чем, кроме смерти и налогов.
Эллери с клиническим интересом следил за его карьерой, и лишь недавно ему пришло в голову, что Филдса бессовестно оклеветали. Доказательства были скрытыми и бессистемными, но все же они имелись. Если рассматривать деятельность Филдса без предубеждений, то она выглядела строго моральной. Он никогда не преследовал невиновных — его жертвы всегда были в чем-то повинны. Никто не мог заставить Филдса проглотить собственные слова, какими бы неприятными они ни были. Все, что он публиковал, соответствовало фактам. Многие мишени других обозревателей Филдс щадил, ибо они были всего лишь жертвами обстоятельств. Он был скор и на обвинение, и на защиту, и некоторые из его самых беспощадных операций предпринимались в интересах беспомощных и обиженных. Однажды Филдс написал в своей колонке: «На прошлой неделе один тип назвал меня сукиным сыном. Спасибо, приятель. Моя мать была забитой собачонкой. А ваша?»
Вероятность того, что Леон Филдс идет по следу Вэна Харрисона, понизила температуру тела Эллери с невероятной скоростью.
Он с беспокойством наблюдал за происходящим.
Внезапно Харрисон вскочил, размахивая кулаками. Он что-то сказал Филдсу, и улыбка исчезла с лица обозревателя. Его рука потянулась к сахарнице. Харрисон начал отодвигать в сторону стол.
Внимание публики было сосредоточено на выступающем ансамбле. Казалось, никто не замечал назревающего скандала.
Эллери огляделся вокруг. Он не мог допустить, чтобы Харрисон его заметил. Но если ему не удастся предотвратить драку…
— Быстро! — Эллери ухватил за рукав проходящего официанта. — Разнимите их, если не хотите неприятностей!
Испуганный официант подоспел в тот момент, когда Вэн Харрисон собирался нанести удар. Он поймал его кулак, встал между противниками и быстро заговорил. Откуда-то появился высокий мужчина в смокинге. Ансамбль прекратил выступление, и двое официантов быстро убрали посуду со столика Харрисона.
Эллери сунул десять долларов в руку официанта и поспешил следом за Харрисоном и Филдсом.
Они очутились в переполненном гардеробе. Высокий человек в смокинге крепко держал Харрисона. Эллери проскользнул мимо них и вручил гардеробщице номерок и двадцать пять центов.
— Отпустите меня! — услышал он сдавленный баритон Харрисона. — Уберите руки!
— Отпустите его, — сказал обозреватель. — Он безвреден.
— О'кей, если вы так считаете, мистер Филдс, — отозвался высокий мужчина.
— Только дайте мне оплатить счет, — бушевал актер. — Если вы не трусливый сукин сын, то подождете меня на улице!
Филдс повернулся на каблуках и вышел.
Высокий мужчина начал разгонять собравшуюся толпу.
Харрисон швырнул купюру метрдотелю, нахлобучил шляпу и вышел. Его щеки посерели и подрагивали в нервном тике.
Эллери последовал за ним.
Тротуар под навесом был пуст — в театрах на Сорок шестой улице начался второй акт. Обозреватель ждал возле театра на расстоянии десяти ярдов.
Эллери ускорил шаг, оглядываясь назад. У входа в «Бриллиантовую подкову» собралось несколько человек, вытягивая шеи. Когда Эллери обернулся, они все вместе двинулись в его сторону. Кто-то крикнул, и мужчина с фотоаппаратом на кожаном ремешке начал быстро перебегать улицу с противоположной стороны по диагонали. Проезжавшее такси со скрипом затормозило и дало задний ход к темному театру.
