Немногим лучше дело обстояло с ее исчезновением. С момента поступления на службу Карлотта жила вместе с Джарретами — либо в городском, либо в загородном доме. Однако с марта сорок четвертого года она вдруг переехала жить в другое место, хотя продолжала выполнять какие-то поручении Джаррета, поскольку время от времени еще появлялась у него. В последний раз Макгрей видел ее в конторе в конце сентября или в начале октября сорок четвертого года — в библиотеке вместе с Джарретом.
Вот и все. Занавес.
Макгрей относился к Карлотте с симпатией и уважением. Ему даже казалось, что она к нему неравнодушна, но роман между ними так и не завязался, поскольку годом раньше в тридцатилетнем возрасте Макгрей женился и его сын уже появился на свет. Макгрею казалось, что, возможно, Юджин, сын Джаррета, которому в сорок четвертом году было двадцать, был одно время увлечен Карлоттой, но ничего конкретного он припомнить не смог. Не удалось Макгрею вспомнить и ни одного случая, который бы свидетельствовал о том, что отношения между Джарретом и Карлоттой несколько вышли за рамки чисто деловых.
Я проводил Макгрея до здания, в котором размещалась «Сиборд Бэнк энд Траст компани», поблагодарил за ленч и потратил десять минут на самое безнадежное в Нью-Йорке занятие — попытку поймать свободное такси. Наконец мне удалось опередить какого-то хромого и впрыгнуть в только что освободившуюся машину. Без двадцати три мы подкатили к нашему старому особняку. Не откладывая дела в долгий ящик, я сел за пишущую машинку и вскоре напечатал следующее:
СПРАВКА
Карлотта Воэн
Изложено со слой Бертрама Макгрея, 24 августа 1967 года.
До мая 1942 — Доподлинно неизвестно. Рассказала Макгрею, что жила где-то в Висконсине.
С мая 1942 по ноябрь 1943 — Секретарша миссис Джаррет. Жила у нее же.
С ноября 1943 по март 1944 — Секретарша мистера Джаррет. Жила в том же доме.
С марта 1944 по октябрь 1944 (включая дату зачатия Эми) — Скорее всего жила в Нью-Йорке или где-то поблизости, поскольку Макгрей три-четыре раза видел ее в доме Джаррета.
С октября 1944 по июль 1945 (включая 12 апреля 1945 — день рождения Эми) — Сведений нет.
2 июля 1945 — Поступила на службу к Реймонду Торну.
Без пяти шесть, когда я лихо притормозил перед парадным входом во дворе Джаррета, сумерки настолько сгустились, как будто было уже за полночь. Тучи заволокли все небо еще над Нью-Йорком и всю дорогу преследовали меня, то опережая, то чуть-чуть отставая, пока наконец не разразились проливным ливнем в ту самую минуту, когда я заглушил мотор «герона» и изготовился выйти наружу. Я вытащил ключ из замка зажигания, перегнулся назад, достал с заднего сиденья плащ, который всегда на всякий случай вожу с собой, набросил его на голову, вылез из машины и резво рванул под укрытие.
Встретили меня примерно так, как я и ждал. Дверь открыл Оскар после того, как я успел уже трижды надавить на кнопку звонка. Любой приличный человек в данных обстоятельствах должен был бы (даже обязан!) посочувствовать жертве разгулявшейся стихии, проквакав что-нибудь вроде: «Ну и дождина, да?» или «Вы не промокли?», или, в крайнем случае, «Уткам сегодня благодать!». Оскар же промолчал. Он лишь едва посторонился, чтобы я сумел протиснуться в коридор, не придавив его к стене.
Меня ожидали. Частенько случается, что, доложив Вулфу, я вступаю с ним в оживленную перепалку по поводу того, какой оборот могут принять дальнейшие события. Порой доходило даже до того, что я грозил уволиться (чаще), либо Вулф грозил уволить меня (реже), на сей же раз все было настолько очевидно, что спор продлился каких-то три минуты, не перехода в рукопашную. Я снял трубку, набрал нужный номер и вскоре услышал знакомый мужской голос. Я не мог сказать наверняка, принадлежал ли голос Оскару, поскольку Оскар в моем присутствии особым многословием не отличался.
— Это Арчи Гудвин, — представился я. — Я приходил к вам вчера. Пожалуйста, предупредите мистера Джаррета, что я хочу прийти снова. Буду у вас примерно через два часа.
— Нет, мистер Гудвин, я не могу. Мистер Джаррет особо распорядился, чтобы вас не впускали. Привратнику оставлены указания…
— Да, да. Извините, что перебиваю. Я этого ждал, поэтому и звоню. Пожалуйста, передайте мистеру Джаррету, что у меня для него новости по поводу Карлотты Воэн. Вы уяснили — Карлотта Воэн. — Я произнес имя и фамилию по буквам. — Он сообразит. Я подожду у телефона.
— Но, мистер Гудвин…
— Никаких «но». В объятия он вас не заключит, но принять меня согласится.
Непродолжительное молчание, потом:
— Хорошо, не вешайте трубку.
Ждать мне пришлось дольше, чем накануне. Вулф, одной рукой держа у уха трубку, второй поправлял свежесрезанный цветок Милтонии хеллеменсе в вазе на столе. Наконец в трубке послышалось:
— Мистер Гудвин?
— Я здесь.
— Вы сказали — через два часа?
— Да, примерно. Может, чуть позже.
— Хорошо. Вас впустят.
Когда я положил трубку, Вулф прорычал:
— Этот червяк настолько привык раболепствовать, что даже к тебе относится с почтением. Да, я бы не отказался поговорить по душам с мистером Джарретом. Я почти склоняюсь к тому, чтобы поехать вместе с тобой.
Совершенно пустой треп — просто уши вянут. Перед отъездом я отпечатал на машинке справку с биографическим сведениями о Карлотте Воэн, которую вы уже видели.
Итак, я оставил мокрый плащ на скамье и проследовал за Оскаром через вестибюль, а затем через вереницу комнат и коридоров. По дороге я заключил сам с собой пари, что на сей раз Джаррет среагирует.
Наше путешествие окончилось в комнате с пятнадцатифутовым потолком, устланной ковром, по сравнению с которым необъятный персидский ковер в гостиной Лили Роуэн показался бы половичком. Посередине комнаты стоял письменный стол — должно быть, работы первых переселенцев, — а стены были до самого потолка уставлены стеллажами с книгами. Книг было явно больше, чем у Вулфа. Ни в одном из кресел никто не сидел. Оскар щелкнул выключателем, пообещал, что мистер Джаррет скоро будет, и величественно удалился.
На сей раз «скоро» означало всего две минуты. В тот миг, как открылась дверь между стеллажами и в проеме появился Джаррет, за окном ослепительно сверкнула молния, а буквально в ту секунду, как Джаррет, подойдя к столу, остановился, комнату потряс раскат грома. Ловко сработано, невольно подумал я.
Устремив на меня леденящий душу взор, Джаррет проскрипел:
— Что вы хотите знать о Карлотте Воэн?
— Сначала я расскажу вам, что нам уже известно, — сказал я. — По меньшей мере, частично. Так вот, с мая тысяча девятьсот сорок второго года Карлотта Воэн служила секретаршей у вашей жены до тех пор, пока ваша жена не умерла. Жила она тогда здесь, а также в вашем городском доме. После смерти вашей жены Карлотта продолжала работать у вас. В марте сорок четвертого она съехала. Вот ее фотографии, сделанные в сорок шестом году, когда ее знали под именем Элинор Деново, а ее дочке Эми был уже год. Взгляните.
Я протянул Джаррету снимки, но он не взял их. Зато спросил:
— Кто вам платит, Гудвин? Макгрей? Но он у них может быть только мальчиком на побегушках. Правда, вам должно быть известно, кто его хозяева… Если бы я сумел доказать, что меня оклеветали, вы бы не отказались заработать десять тысяч долларов?
— Такие гроши! Да я на прошлой неделе забрал домой коробку, в которой было двести сорок четыре тысячи — некогда ваших, кстати. — Я упрятал фотографии с карман. — А чеки, которые вы посылали Элинор Деново…
— Хватит! — Надо же — среагировал. Правда, не глазами, а только голосом. Выстрелил в меня этим словом, как пулей. — Все это полная ерунда! Безмозглые недоумки! Вы собираетесь доказать, что девушка по имени Эми — моя дочь и что Карлотта Воэн, которая когда-то работала у меня и теперь значится под именем Элинор Деново — ее мать. Верно?
— Конечно.
— Когда родилась ваша Эми?
— За две недели до того, как вы отправили Элинор Деново первый чек. Двенадцатого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года.
— Следовательно, зачата она была летом сорок четвертого. В июле, если роды состоялись вовремя. У вас наверное есть записная книжка. Достаньте ее.
В отличие от Оскара, я не успел достаточно привыкнуть к раболепству. Я постучал себя по черепу.
— Она у меня здесь.
— Тогда занесите в нее следующее. В конце мая сорок четвертого года я в числе правительственной делегации вылетел в Англию на переговоры с британцами и штабом Эйзенхауэра. Через неделю после высадки союзников в Нормандию я полетел в Каир, а оттуда в Италию. Первого июля с тяжелой пневмонией я угодил в военный госпиталь в Неаполе. Двадцать четвертого июля, когда я немного оправился, меня самолетом вывезли в Марракеш. Я жил на той самой вилле, где раньше останавливался Черчилль. Двадцатого августа я вылетел в Лондон, где пробыл вплоть до самого возвращения в Вашингтон шестого сентября. Если бы послушались меня и достали записную книжку, у вас бы все это было сейчас записано.
