Бертон стоял перед одним из самых замысловатых сихэюаней, разговаривая с кем-то в дверях. У этого дома были довольно большие, украшенные богатым орнаментом «ворота удачи» с внушительными каменными скульптурами с обеих сторон — хранителями ворот. Стена дома тянулась вдоль улочки на много ярдов, а за стеной я разглядела весьма внушительную крышу дома. Если бы мне предложили делать ставки, я поспорила бы, что у владельца дома есть ванная комната. В конце концов, на воротах было пять балок. И по всей видимости, счастливцем был тот самый человек в черном.
Все это вызвало во мне большое замешательство, если не сказать раздражение. Несмотря на то что путешествие по хутунам было интересно мне как туристу, преследование Бертона не входило в мои планы, а его постоянная ложь начала меня злить. Однако у меня тоже созрел план, а именно — вернуться в отель и там подкараулить его. Барабанная башня, сказочное сооружение, где утром и вечером отбивали время для обитателей древнего Пекина во времена династий Юань, Мин и Цин, и такси до отеля помогут мне претворить мой план в жизнь. Оставалось только надеяться, что армейский офицер меня не узнал. Похоже, на улицах я была единственной европейкой, поэтому привлекала еще больше внимания. Было холодно, поэтому я надела шляпу и шарф, и когда промчалась мимо ворот, не заметила на лице человека в черном никаких признаков того, что он меня узнал. Они с Бертоном о чем-то оживленно беседовали. Поворачиваясь к нему спиной, я была почти уверена, что Бертон понятия не имел о моем присутствии.
В фойе отеля я заказала себе кофе и принялась ждать возвращения Бертона. Я дала ему пять минут на то, чтобы дойти до номера и снять пальто, прежде чем перешла в наступление. Мне было известно, где его номер. Когда мы встречались в баре, он купил выпивку, и я заметила номер, когда он расписывался. На мой стук он открыл с баллончиком дезинфицирующего средства в руках. Я на минуту затаила дыхание, решив, что он на меня сейчас брызнет, прежде чем я успею войти. Лицо у Бертона было недовольное, но по крайней мере он не распылил мне в лицо свое средство и после долгой паузы сделал шаг в сторону, жестом приглашая меня войти.
— У меня к тебе предложение, Бертон, — начала я.
— Неужели нельзя подождать до вечера? Мы ведь увидимся на аукционе. Я надеялся немного отдохнуть. Не очень хорошо себя чувствую.
Да, вид у него был какой-то помятый. Разговаривая со мной, Бертон не поднимал головы, и на нем по-прежнему были очки от солнца. Но это меня не остановило.
— Что так, Бертон, твое ци перестало быть гармоничным? Жаль это слышать. Я знаю, чем ты занят. Ты не ищешь замены танской шкатулке. Ты ищешь саму шкатулку. Майра Тетфорд, с которой ты встречался на днях, проверила все газеты, и нигде еще ни слова нет о краже с аукциона. Ты считаешь, что если выдашь тайну газетчикам, грабитель, думающий, что находится в относительной безопасности, раз нет огласки, сам придет к тебе. Ты идешь по любому следу. Я права?
Вообще-то, хотя я решила об этом и не говорить, но сегодня утром Бертон шел по моему следу: мысль о том, что человек в черном специально заслонял сотрудника аукционного дома, чтобы у грабителя появилась фора, была моей. Человек в черном мог даже намеренно указать швейцару на другого.
Бертон неловко поерзал на стуле.
— Наверное, ты права. Еще есть шанс.
— А я думаю, что шансов ничтожно мало, возможно, ты попусту теряешь время. Но я желаю заполучить эту шкатулку так же, как и ты, может быть, даже сильнее. Предлагаю искать ее вместе. Это сэкономит время. Если ее найдет один из нас, мы передадим ее аукционному дому. Затем снова будем бороться за нее, и пусть все будет по-честному. Пусть победит сильнейший, как ты говоришь. Может, стоит согласиться? Одно дело купить шкатулку, но совсем другое — вывезти ее из страны, если ее объявят краденой.
— Я мог бы попытаться ее вывезти.
— Власти не желают, чтобы из страны вывозили ворованные ценности. Если тебя поймают, то решат, что именно ты ее украл. Даже если ты совершенно законно приобрел шкатулку на аукционе, китайские власти не пожелают, чтобы ты вывез ее из страны.
— Это нелепо. Да, китайское правительство просит Штаты запретить импорт ценностей, которым более девяноста пяти лет. Если хочешь знать, я считаю это лицемерием.
— Что лицемерного в том, что люди хотят сберечь историческое наследие своей страны?
— Сберечь наследие? Тебе ведь известно, что во время «культурной революции» людей вынуждали уничтожать все — древности, храмы, гробницы, что угодно. Это был варварский процесс, затеянный государством, если тебе интересно мое мнение. Мишенью являлось почти все представляющее ценность с исторической точки зрения.
— Это было давно. Сейчас власти хотят защитить свои ценности.
— Странно они это делают. Подожди аукциона и сама увидишь. Там будет полно китайских коллекционеров, готовых выложить огромные деньги за покупку. Самый крупный рынок китайских древностей — это Китай.
— И что?
— А то, что все эти покупатели — в основном частные лица, молодые и наглые богачи. Никакие экспонаты не попадут в музеи, где бы их увидел народ, уверяю тебя. Они попадут к таким людям, как Се Цзинхэ, который, несмотря на весь свой джентльменский вид, единственный будет любоваться этими сокровищами, если только не пригласит взглянуть на них своих богатеньких друзей. Почему же мы, североамериканцы, частные коллекционеры, торговцы или кураторы музеев, не можем поступить подобным образом?
— А как же…
— Только, пожалуйста, не говори о том, что покупатели и коллекционеры поощряют грабеж. Это китайское правительство дает своим гражданам возможность приобретать предметы искусства и старины. Вот что я называю поощрением грабежа.
— Ладно, тогда я скажу по-другому. Если я узнаю, что ты пытаешься незаконно вывезти что-нибудь из страны, я тут же донесу на тебя. Несмотря на твои слова, мне кажется, что тут за экспорт культурных ценностей предусмотрено суровое наказание, особенно если эти ценности краденые. Смертная казнь, верно?
Бертон побледнел. Было от чего испугаться, потому что иногда за попытки вывезти древности из страны действительно лишали жизни.
— Откуда мне знать, что ты не нашла шкатулку, а мне решила не говорить? — спросил он, взяв себя в руки.
— Ниоткуда. Я просто даю тебе слово, что буду играть честно. Лично мне кажется, что это я больше рискую.
Бертон поразмыслил.
— Хорошо. По рукам.
Мы протянули друг другу руки, его рука была в хирургической перчатке.
— Хочешь чаю? — спросил он, указывая на какие-то замысловатые приборы и коробку с незнакомым мне чаем. — Я уже заварил. Он помогает удалить застои в ци.
И снова запахло очистителем для труб. Я отказалась.
— А это что такое? — поинтересовалась я, указывая на маленький цилиндр, издававший довольно громкое жужжание.
— Очиститель воздуха.
— Ты путешествуешь с очистителем воздуха? — недоверчиво переспросила я.
— Да. Конечно, с переключателем напряжения и вилками европейского образца, чтобы можно было пользоваться им везде. То же касается и моего чайника. Не стоит ждать, что в номере будет чайник, да и потом неизвестно, кто им пользовался и что клал внутрь.
— Ты путешествуешь с очистителем воздуха, — повторила я.
— И что? — раздраженно спросил Бертон.
— Да нет, ничего.
— Сейчас эпидемия гриппа. Из Азии все возвращаются с ужасными проблемами с бронхами.
— Понятно. Постараюсь ничего не подхватить. Вернемся к нашему разговору: куда двинешься дальше?
— Рынок Паньдзяюань. Знаешь, где это? К юго-востоку отсюда. Он огромный, так что отправлюсь завтра утром и, если понадобится, проведу там весь день.
— Едем вместе, — сказала я, решив не упускать Бертона из виду. — Встретимся в фойе в любое удобное для тебя время.
— Хорошо. Поедем на такси. Нет, постой. Я записался на лечебный массаж. Проблема с желудком. Это по пути. Думаю, рынок открывается рано, давай встретимся в половине десятого. Тебе удобно?
— Да, буду ждать. Мы можем разделиться и прочесать каждый свою часть. Я захвачу с собой копию фотографии, а также кучу карточек из отеля — напишу на них свое имя.
— Вели таксисту отвезти тебя туда, где продают предметы старины, а не кустарные изделия. Там и увидимся. Будем держаться вместе. Если возникнут трудности с языком, я буду неподалеку.
Я чуть было не ляпнула, что Бертон не желает терять меня из виду вовсе не для того, чтобы помогать преодолевать языковой барьер, а чтобы постоянно следить за мной. Но меня это вполне устраивало, потому что и я собиралась следить за ним. Мне очень хотелось спросить, о чем он разговаривал с человеком в черном, но тогда он бы понял, что я преследовала его. Поэтому я решила лучше промолчать, поскольку сейчас у меня на руках была козырная карта, пусть даже мне скажут, что я поступила низко. Бертон ни словом не обмолвился, что знает, как я за ним следила, значит, он либо не был в курсе, либо решил это скрыть.
