Врач кивнул.
– Бэннинг Кларк?
– Либо Кларк, либо Солти Бауэрс.
– И что же это все значит?
– Возможно, Бэннинг Кларк и Солти Бауэрс ведут какую-то сложную игру. Боюсь, где-то в пути, там, где медицинской помощи ожидать неоткуда, у Кларка разовьются симптомы отравления мышьяком. Тошнота и приступы рвоты перегрузят сердце и приведут к летальному исходу, даже если доза яда окажется не смертельной.
Они медленно направились к дому, впитывая в себя ночной покой и тишину. Велма выключила фонарь, лунного света было вполне достаточно для осторожного движения сквозь заросли причудливых кактусов. Тень от каменной стены казалась зловещей, где-то далеко внизу бухал океанский прибой, но водная гладь была не видна.
Доктор Кенуорд вдруг остановился и прижался к стене спиной.
– Отдохнем минут десять, мы их явно заслужили. Наши пациенты поправляются. Большого вреда не будет, если полиция ни о чем не узнает еще несколько минут.
– Устали, да?
– Работы было достаточно много, – признался врач. – Здесь так хорошо, так спокойно, так далеко от постоянно трезвонящего телефона, от всех этих неврастеников и ипохондриков. Я часто задумываюсь, на что может быть похожа жизнь в пустыне? Ты выезжаешь на ослике на совершенно открытое место, раскладываешь спальный мешок, спишь, обволакиваемый потоками тишины, пришедшими из межзвездного пространства и укутавшими тебя одеялом забвения. Какое, должно быть, чудесное ощущение.
– Послушайте, Брюс, – сказала Велма резко, почти неосознанно назвав врача по имени. – Вы не можете продолжать работать так день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Почему бы вам не прописать самому себе курс лечения, который вы всегда советуете пройти любому пациенту? Возьмите отпуск на месяц, оставьте все дела, отдохните где-нибудь далеко отсюда.
– Не могу.
– Пациенту вы сказали бы, что, даже если он умрет или у него случится нервный срыв, жизнь на земле не прекратится.
Лунный свет немного смягчил суровую улыбку на губах врача.
– Верно, – признался он. – Но ситуация мной не контролируется. Если я уеду сейчас, мои пациенты будут вынуждены обратиться к другим врачам, и так перегруженным собственной работой. Остается только продолжать вкалывать. Таких, как мы, осталось совсем немного, и мы тем более заслуживаем десятиминутный отдых.
Он вдруг взял Велму за руку и повел ее назад, к лагерю Бэннинга Кларка и Солти Бауэрса. Там он сел на песок и усадил ее рядом.
– Итак, – сказал Кенуорд, – мы старатели, находимся в пустыне. Делать нам до рассвета нечего, и мы впитываем оздоравливающие покой и уравновешенность, толк в которых понимают только люди, живущие рядом с природой, на свежем воздухе.
Велма Старлер, потеряв на мгновение голос, указала на озаренные лунным светом голубоватые горы.
– Завтра, – сказала она, стараясь подражать неторопливой манере речи Солти Бауэрса, – мы пересечем тот хребет и исследуем выход пласта руды. Сейчас же нам делать нечего, и можно ложиться спать.
– Ты просто молодец! – Брюс Кенуорд захлопал в ладоши, потом заложил руки за голову и лег на песок. – Как много звезд на небе даже в такую лунную ночь. Наверное, мы не видим настоящего неба, живя в городе. Солти Бауэрс говорил мне, что в пустыне можно часами лежать и разглядывать мириады сверкающих звезд, о существовании которых никто и не догадывается, пока не уедет из города под сухое ясное небо пустыни.
– Сегодня они сверкают исключительно ярко, – сказала Велма. – Даже луна не в силах затмить их. Звезд просто тысячи.
– Тысячи, – мечтательно повторил Кенуорд. – А сколько их в пустыне в такую же лунную ночь? Быть может, нам удастся выкроить денек и уехать в пустыню… А сколько звезд сейчас на небе? Пять… десять… пятнадцать… двадцать… двадцать пять… тридцать… тридцать одна… тридцать две… тридцать три… Интересно, эту я уже сосчитал?
Он замолчал, она тоже не нарушала тишину. Через несколько секунд послышалось равномерное дыхание уставшего человека, провалившегося наконец в столь долгожданный глубокий сон.
Велма бесшумно встала, стараясь ступать как можно тише, сделала несколько шагов, потом обернулась и с нескрываемой нежностью вгляделась в милое, усталое, расслабленное во сне лицо.
Она стояла так несколько секунд, потом повернулась и медленно пошла к дому, который всегда казался таким безвкусным его владельцу. Там она открыла комнату для гостей, перекинула через руку пару толстых одеял, вернулась в заросли кактусов, на цыпочках подошла к врачу и аккуратно, как это умеют делать опытные медсестры, накрыла его одеялами.
Вернувшись в дом, она проверила состояние Перри Мейсона и Деллы Стрит, потом прошла в библиотеку и набрала номер коммутатора.
– Соедините меня с полицией, – сказала она. – Я хочу заявить о попытке убийства.
Лейтенант Трэгг из Управления полиции Лос-Анджелеса присел на край кровати. Скрип пружин под его весом разбудил Мейсона.
– Привет, – сказал адвокат. – А вы какого дьявола здесь делаете?
– Можете верить, можете нет, – с усмешкой ответил Трэгг, – но я нахожусь в отпуске.
– А у меня есть выбор? – слабым голосом спросил Мейсон.
– Какой?
– Верить или не верить.
Трэгг громко рассмеялся:
– Мейсон, я сказал вам правду. Мой зять служит здесь шерифом. Я ездил на рыбалку, возвращаясь, завез сестре несколько форелей, и тут по телефону сообщили об отравлениях. Сэм Греггори, мой зять, попросил помочь. Я отказался, заявив, что сыт по горло подобными преступлениями в своем городе и не нуждаюсь в чужих проблемах. Тогда зять объяснил, что последними жертвами отравления являются как раз жители моего города – Перри Мейсон и Делла Стрит. Можете догадаться, как я отреагировал. Разве я мог упустить подобное дело?
Веки Мейсона задрожали. Он попытался усмехнуться, но получилась какая-то нелепая гримаса.
– Я еще немного не в себе. Вероятно, мне сделали укол. Скажите, Трэгг, вы действительно здесь присутствуете или являетесь лишь частью вызванного лекарством кошмара?
– Я – часть кошмара.
– Я так и думал. Какое облегчение!
– Ну и как вы себя чувствуете в качестве жертвы?
– Ужасно.
– Давно нарывались. Всегда выгораживали преступников, а теперь вам самому представилась возможность увидеть оборотную сторону медали.
Мейсон чуть приподнялся в постели.
– Я никогда не выгораживал преступников, – возмущенно возразил он. – Я только настаивал на должном отправлении правосудия.
– Настаивая на соблюдении всех формальностей, несомненно.
Голос Мейсона был невнятным, как у человека, говорившего во сне, но подбор слов был абсолютно правильным.
– Почему бы и нет? Закон состоит из соблюдения отдельных формальностей, как и любое другое придуманное человеком правило. Вы проводите демаркационную линию между предписанным и запрещенным и получаете кучу пограничных дел. И более того, лейтенант, более того… Смею напомнить вам, что мои клиенты не являются преступниками, пока не будут признаны таковыми судом присяжных. Впрочем, пока такого не случалось… Черт, это лекарство… Его действие только сейчас начинает проходить.
– Думаю, – продолжил обсуждение темы Трэгг, – вы намереваетесь сообщить мне, что лицо, подсыпавшее яд в ваш сахар, тоже имеет право на гарантированные законом свободы?
– Почему бы и нет?
– Вы не чувствуете обиды к этому лицу?
– Я не могу испытывать к кому-либо чувство обиды или злобы, достаточно сильное для того, чтобы просить о нарушении законной процедуры, каковая является гарантией недопущения осуждения невиновного. На мой взгляд, в этом состоит конституционное правление, закон и порядок. Черт вас возьми, Трэгг, неужели вы не понимаете, о чем я говорю?
– Понимаю.
– Мой разум ясен, тогда как язык, как мне кажется, не меньше фута толщиной. Звона в голове почти нет, но слова словно цепляются друг за друга, когда я пытаюсь их произнести. Тем не менее я чувствую себя все лучше и бодрее. Как Делла?
– В порядке.
– Который сейчас час?
– Около полуночи.
– Где Бэннинг Кларк? Как он себя чувствует?
– Никто не знает. Здесь его нет. Давайте завершим обсуждение этического вопроса. Способны ли вы спрятать свою обиду настолько глубоко, чтобы защищать в суде человека, которого мой зять арестует по подозрению в отравлении?
– Несомненно.
– Даже если вы сочтете этого человека виновным?
– Трэгг, закон гарантирует любому человеку разбирательство в суде присяжных, – несколько утомленно произнес Мейсон. – Если я откажусь защищать кого-либо на основании личной убежденности в его виновности, то это будет суд Перри Мейсона, а не присяжных. Несомненно, обвиняемый сам не захочет, чтобы я представлял в суде его интересы. Почему вы сказали, что яд был в сахаре? Просто высказали предположение?
– Нет, в сахарнице был обнаружен белый мышьяк.
