— Лавровишневой воды? — переспросил Томми. — Интересно.
— Да? — отозвалась Таппенс. — Ее пьют? Что-то мне не верится.
— Нет, — сказал Томми. — Если не ошибаюсь, ею смазывали волосы мужчины, а не женщины.
— Видимо, ты прав. Помню, мой дядя — у меня был дядя, который пользовался лавровишневой водой. Его друг привозил ее ему из Америки.
— Правда? Интересно.
— Мне это не кажется интересным, — сказала Таппенс. — По крайней мере, нам это не поможет. Я имею в виду, в бутылке лавровишневой воды ничего не спрячешь.
— Ах, вот чем ты занималась.
— Надо же откуда-то начинать, — сказала Таппенс. — Возможно, твой приятель сказал тебе правду, и в доме что-то спрятано, хотя трудно представить, где оно может быть спрятано — потому что когда продаешь дом или умираешь, из дома все выносится, верно? Я имею в виду, наследники выносят мебель и продают ее, а если она и остается, ее продают следующие хозяева. Так вот все, что осталось, скорее всего принадлежит предпоследнему жильцу, или, в лучшем случае, тому, кто жил здесь перед ним.
— Зачем тогда кому бы то ни было хотеть покалечить тебя или меня и заставить нас уехать отсюда, если здесь нет ничего такого, что мы могли бы найти?
— Ну, это была твоя идея, — сказала Таппенс. — Возможно, она абсолютно неверна. Так или иначе, время потрачено не зря. КОЕ-ЧТО я все-таки нашла.
— Что-то, связанное с Мэри Джордан?
— Не особенно. В подвале, как я уже сказала, ничего особенного нет. Там стоят какие-то старые приспособления, видимо, для фотографирования. Знаешь, лампа для проявления, которой пользовались раньше, с красным стеклом, и лавровишневая вода. Каменные плиты совсем не выглядят так, словно их можно приподнять и что-нибудь спрятать под ними. Там стоят несколько прогнивших ящиков, несколько сундуков и пара старых чемоданов, но в них уже невозможно ничего положить. Они развалятся на части, если пнуть их ногой. Нет, подвал отпадает.
— Жаль, жаль, — сказал Томми. — Никакого, значит, удовлетворения.
— Ну, кое-что любопытное там нашлось. Я сказала себе — надо же говорить себе что-нибудь, — сейчас мне лучше подняться наверх и снять с себя паутину, прежде чем продолжать разговаривать.
— Неплохая идея, — согласился Томми. — Так ты мне больше понравишься.
— Если ты стремишься к настоящим чувствам вроде Дарби и Джоун, — сказала Таппенс, — ты должен, глядя на меня, думать, что твоя жена всегда выглядит прекрасно, сколько бы ей ни было лет.
— Милая Таппенс, — ответил Томми, — для меня ты выглядишь превосходно. А комок паутины, свешивающийся с твоего левого уха, выглядит очень привлекательно. Прямо как кудряшки, в которых воплощают императрицу Южени в кино. Знаешь, повторяет изгиб шеи. А у тебя там еще и паучок сидит.
— О, — проговорила Таппенс, — это мне не нравится. Она смахнула рукой паутину, поднялась к себе и только потом присоединилась к Томми. Ее ждал стакан. Она бросила на него неуверенный взгляд.
— Ты, случаем, не налил мне лавровишневой воды, а?
— Нет. Я и сам не горю желанием пить ее.
— Ну ладно, — сказала Таппенс, — если я могу продолжить…
— Да-да, пожалуйста, — сказал Томми. — Ты все равно продолжишь, но мне хочется считать, что это потому, что я упросил тебя.
— Ну, я и спросила себя: «Если бы я хотела что-нибудь спрятать в этом доме, так, чтобы не нашли другие, какой бы я выбрала тайник?»
— Очень логично, — отметил Томми.
— И я задумалась: куда же здесь можно прятать вещи? Одно из таких мест, конечно же, — живот Матильды.
— Прости, не понял, — сказал Томми.
— Живот Матильды. Лошадь — качалка. Я тебе рассказывала о ней. Она приехала из Америки.
— Надо же, сколько всего прибыло из Америки, — заметил Томми. — Ты сказала, что лавровишневая вода тоже оттуда.
— Ну, у лошади в животе есть дыра. Мне рассказал о ней старый Айзек. В нее набили всякую старую бумагу, ничего интересного. Но в такое место можно что-то спрятать, верно?
— Вполне.
— И, конечно, Вернаялюбовь. Я еще раз осмотрела Вернуюлюбовь. Сиденье из старой прогнившей плащевой ткани, но в нем ничего нет. Тем более личных вещей, которые могли кому-нибудь принадлежать. Вот я и вернулась к книжному шкафу и книгам. В книгах нередко прячут вещи. А мы так и не закончили книжную комнату наверху, верно?
— А я было думал, закончили, — с надеждой произнес Томми.
— Не совсем. Осталась нижняя полка.
— Ну, там немного работы. Не надо брать лестницу и спускать книги на пол.
— Вот-вот. Поэтому я поднялась туда, села на пол и просмотрела нижнюю полку. Там оказались в основном проповеди. Старые проповеди, написанные методистским священником. Совершенно неинтересные, в них ничего нет. Я вывалила все книги на пол, и тогда сделала открытие. Внизу кто-то когда-то проделал дыру и запихал туда всякую всячину, в основном подранные книги. Одна из них была довольно большая и завернута в коричневую бумагу. Я развернула ее, чтобы посмотреть. Никогда ведь не знаешь, что найдешь, верно? И что, ты думаешь, это было?
— Не представляю. Что-нибудь ценное? Первое издание «Робинзона Крузо»?
— Нет. Именинный альбом.
— А что это такое?
— Ну, раньше такие были. Давно очень. Думаю, как раз во времена Паркинсонов, а может, и раньше. Альбом очень старый и порванный, поэтому его и запихнули в дыру. Но он действительно старый и мы можем найти в нем что-нибудь, заслуживающее внимания.
— Ты имеешь в виду, в него могли что-нибудь засунуть?
— Да. Но, конечно, там ничего не оказалось — слишком уж просто. — Но я хочу внимательно просмотреть его весь — я еще не закончила. Там могут оказаться интересные имена и информация.
— Пожалуй, — скептически заметил Томми.
— Это одно. Единственное, что я нашла среди книг. На нижней полке больше ничего не было. На очереди, я полагаю, буфеты.
— А мебель? — напомнил Томми. — В мебели вполне могут быть тайники.
— Нет, Томми, ты подходишь к делу не с той стороны. Вся мебель в доме теперь наша. Мы въехали в пустой дом и привезли с собой мебель. Единственное, что находится здесь уже долгое время, — это хлам в КК, старые испорченные игрушки и садовые табуретки. Настоящей старой мебели в доме не осталось совсем. Ее вывезли или распродали. После Паркинсонов здесь жило много людей, их вещей здесь наверняка не осталось. Но кое-что я нашла — не знаю, вдруг они окажутся полезными.
— Что именно?
— Китайские карточки для меню.
— Китайские карточки для меню?
— Да. В старом буфете, который мы не смогли открыть. Возле кладовой, ключ от которого утерян. Ну, а я нашла ключ в старом ящике в КК. Я немного смазала его маслом и ухитрилась отпереть дверь буфета. Он оказался пустым. Грязный буфет с несколькими фарфоровыми осколками, видимо, оставшимися от последних хозяев. Но на верхней полке нашлась стопка викторианских китайских меню, которыми пользовались на званых вечерах. Какие потрясающие вещи они ели — обеды были просто изысканные. После обеда я прочту тебе несколько меню. Очаровательно. Представляешь, два супа, жидкий и густой, затем два вида рыбы, кажется, два антре, а потом какой-нибудь салат. После всего этого подают мясное блюдо, а затем — уже не помню, что идет затем. Кажется, щербет — так тогда называли мороженое, верно? А после него — салат из раков! Можешь себе представить?
— Перестань, Таппенс, — сказал Томми. — Я больше не вынесу.
— Ну, а мне это показалось интересным. Они относятся к давним, очень давним временам.
— И что ты надеешься узнать из своих находок?
— Ну, именинный альбом может что-то дать. Я нашла там упоминание девочки по имени Уинифред Моррисон.
— Ну и что?
— Уинифред Моррисон, как я понимаю, — девичье имя старой миссис Гриффин, у которой я пила чай на днях. Она — одна из старожилок и помнит или знает многое из того, что случилось до ее рождения. Я надеюсь, что она узнает некоторые другие имена из альбома. Это может нам что-нибудь дать.
— Возможно, — не без сомнения проговорил Томми. — Я все же думаю…
— Что же ты думаешь? — спросила Таппенс.
— Не знаю, что я думаю, — сказал Томми. — Пошли спать. Ты не думаешь, что лучше оставить все это дело? Зачем нам знать, кто убил Мэри Джордан?
— Ты разве не хочешь?
— Нет, — ответил Томми. — По крайней мере — о, я сдаюсь. Согласен, ты затянула меня.
— А ты узнал что-нибудь? — спросила Таппенс.
— Сегодня у меня не было времени. Но я нашел еще несколько источников информации. Я попросил эту женщину, о которой тебе говорил — она умеет добывать сведения, — навести некоторые справки.
— Что ж, будем надеяться на лучшее. Чепуха все это, конечно, но занятно.
— Что-то я не уверен, чтобы это было так занятно, — проговорил Томми.
— Какая разница, — сказала Таппенс. — Главное — сделать все, что можешь.
— Только не вздумай делать это в одиночку, — предупредил Томми. — Это-то меня и беспокоит больше всего, когда я не с тобой.
