записал на вырванных из одноразового блокнота клетчатых листах, тоже прикнопленных магнитами, как и фотографии, и при необходимости изменить что-либо, Варфоломей просто перемещал их, плавным движением руки передвигал, как фигуры на шахматной доске, пытаясь выстроить наиболее правдоподобную версию произошедшего, которая увязала бы все рассказанное Акстафоем, Ульяной, Пуговкиным и другими воедино – а их движение, этих умозрительных фигур, их соединение, их связь направляла мысли Варфоломея, помогала выстраиваться совокупностям истинных версий и разрушаться ложным, сходиться неуловимо-неисследимым перипетиям, фрагментарным, частичным образам, грани которых ему нужно безошибочно состыковать для выделения из общего запутанного узора ключевой, одной-единственной прямой линии!
Глава 6. Ворона вскрикнула в ночи
Варфоломей в полутьме – горела только повернутая к креслу лампа с рупорным абажуром на столе, – стоял, сложив ладони, в центре кабинета, разглядывая исписанную доску на стене, освещенный со спины рябяще-тусклым, застывшим изображением подозреваемого на мерцающем телеэкране.
И, пока он изучал блестяще-искрящимися глазами материалы, то краем единственно функционирующего уха уловил знакомые гулкие, шаркающие шаги Данилы, идущего скованной походкой по коридору.
Варфоломей предупредительно шагнул в сторону, протянул руку и с жестким, сильным нажимом опустил щелкнувшую ручку, открыл дверь внутрь, впуская в помрачневшее помещение ярко-белый свет и тень Данилы.
– Не стой, – сказал Ламасов, – войди и сядь.
– Ишь, командир, – Данила запер дверь, звучно прошел по паркету, снимая на ходу куртку и прилаживая на вешалку.
Ламасов удовлетворительно покачал головой:
– Видеозапись Романова, конечно, интересная.
– Кто это? – поинтересовался Данила, указывая пальцем на экран.
– Убийца Ефремова, – категорически ответил Ламасов.
– Шутишь… или серьезно? Вот, как на ладони – и убийца?
– Он самый, убийца Ефремова… но материал дает маловато примет для опознания, – огорченно причмокнул Ламасов.
– А откуда уверенность, что именно это убийца?
– Ну, я логически рассудил, что невиновному человеку в переулок как ошалелому черту нырять нужды нет, когда двое других, например, более неприметные пути отступления предпочли, – Ламасов вычертил пальцем в воздухе рисунок, соответствующий изображенной им же на доске схеме, – вот, по меньшей мере трое неизвестных покинули подъезд дома, где жил Ефремов. Первый приблизительно в девять вечера, второй спустя пять-семь минут, а третий – сразу после него. Я рассудил, что третий – маловероятно убийца Ефремова, а вот второй либо перепугался до беспамятства, увидев труп, либо же сам Ефремова укокошил. Но выпавшие нам карты сколько угодно перетасовывать можно, а правду – ее так просто не добыть, потому-то я никого из троицы со счетов не сбрасываю. Однако, если опираться на свидетельства Акстафоя, то именно стрелявший был тем, кто выбежал из дома. Но кто третий?..
Данила выслушал Ламасова и оглядел кабинет, в котором уже семь лет не появлялся – взгляд его остановился на кошке.
– Бог ты мой, – с отвращением отвернулся Данила, – ты что-ж… ой, не терплю я эту породу мерзкую, голохвостую!
Варфоломей удивился:
– У меня чувствительность к шерсти, контактной аллергией, это, кажется, зовется, – напомнил он.
– Ну, друг мой, это твое смирение объясняет – а я вот, хоть убей, не терплю их, они же какие-то бесплодные, бесполые, бесчувственные и холодные, и худородные, как черти, как представлю себе, что они в люльке копошатся крысиным выводком голохвостым, противным, аж дрожь берет, что-то в них эдакое, отталкивающее, как в хирургическом скальпеле…
– Ты мою мурлыку не обижай, – пригрозил Ламасов.
Данила и Варфоломей оглянулись на стук в дверь.
– Варфоломей Владимирович, – просунула в приоткрытую дверь свою светлую, кучерявую голову Алиса Иосифовна, мелодичным голосом звеня, – вам пришли видеоматериалы и краткое заключение от органов автодорожной инспекции!
Варфоломей подскочил к ней, взял конверт и, в самозабвении, чмокнул Алису Иосифовну в горячий, молодой, розовый лоб.
– Даня, – повернулся Варфоломей, – вот сейчас и узнаем!
– А что тебе от гаишников понадобилось? – спросил Данила.
– О, это исключительно полезные молодцы! Для нашего дела-то…
И, повернувшись к Алисе, пока нетерпеливо надрезал конверт перочинным ножичком, Варфоломей теплым голосом сказал:
– А вы, девонька моя любезная, можете быть свободны!
– Слушаюсь, товарищ лейтенант! – и она отретировалась.
Варфоломей нажал кнопку на панели видеомагнитофона, и – на секунду задумавшись, аппарат выплюнул просмотренную уже с десяток раз кассету Романова, – а на ее место Ламасов пристроил другую, полученную от органов ГИБДД, и, прижав палец к скривившимся губам, несколько долгих секунд ждал, пока щелкающие лентопротяжные механизмы, жужжащие видеоголовки, стрекочущие приемо-передающие устройства не войдут в каданс! И когда это наконец случилось, и на экране появилось долгожданное изображение, вместе с Данилой они отсмотрели видеоряд с камеры наблюдения у перекрестка, на котором было видно, как светловолосый мужчина из переулка, остановившись у дороги, тормозит черно-желтый таксомотор.
– Следующий шаг – допросить таксиста, – подытожил Данила.
Варфоломей, вдумчиво нахмурившись, обернулся и изучил глазами схему Головольницкой и маршрута подозреваемого, изучил цифры, указывающие время, и свои комментарии к ним.
– У меня в ящике стола секундомер, – неожиданного сказал он, – вот ты возьми-ка его, надевай шапку и бегом на улицу.
Спустя семь минут Варфоломей и Данила вернулись с улицы в кабинет, ухая от холода и отряхивая куртки, а Варфоломей во весь рот обнадеживающе ухмылялся, потрясая пальцем, и раздразнено-раздраженный Данила с тупым, острым как боль любопытством глядел на румяную, длинную, жизнерадостную и вдохновенно-одухотворенную физиономию Варфоломея.
Он повесил куртку, зашвырнул шапку на шкаф, а Данила ждал.
– Ну, значит, так! – потирая ладоши, сказал Варфоломей.
– У тебя мысли есть – говори, – поторапливал его Данила.
– Вот сюда погляди…
Варфоломей взял маркер, с хлопающим звуком отсоединил колпачок, подошел к доске, сместил несколько фотографий и беглым движением руки прочертил черную чуть кривоватую линию на свободном закутке, подписав над ней мелкими цифрами «114» – это, пояснил шутливо-менторским тоном Варфоломей, длина переулка в метрах, а линия – и есть сам переулок.
Теперь самое интересное, Варфоломей ткнул жирную точку приблизительно на пятнадцатом метре, отмерив расстояние в фалангу указательного пальца от начала линии, и отметил точку как «А», а другую точку, поставленную в самом конце линии, как точку «Б» – и от точки «А» до точки «Б» около ста метров, в точке «А» установлена камера Романова, а точка «Б» просматривается с камеры видеонаблюдения у перекрестка.
Данила, скрутив руки перед грудью, притоптывал ботинком.
Варфоломей, прижав палец к губам и изучая рисунок, сказал:
– …стометровку оставшуюся наш субчик должен был бы преодолеть секунд за тридцать-сорок, учитывая темп ходьбы.
– А откуда убежденность, – спросил Данила, – что он не преодолел ее за сорок секунд? Или даже за те же тридцать!
– Вот тут, – указал Ламасов на доску, – цифры видишь?
Он подступился и обвел цифры в кружок.
– Время? – сказал Данила.
– Оно самое, – подтвердил Варфоломей, – время с камеры
