— Да…
— И вот однажды вы перебрались в дом на улицу Толозе и таким образом вытолкнули из кровати Планшона, чтобы занять его место…
— А вы его видели?
— Кого?
— Планшона… Вы только что сказали, что он должен был вам позвонить… Значит, он встречался с вами… Он приходил к вам?.. Он на нас жаловался?..
Взгляд Мегрэ стал неясным, и вся его персона источала раздражающую пассивность. Будто не слыша вопроса, он равнодушно глядел в окно и, затягиваясь дымом из трубки, шептал что-то, как будто сам себе:
— Я пытаюсь представить себе эту сцену… Планшон возвращается вечером к себе домой и видит раскладушку, которую для него приготовили в столовой… Разве не удивился ваш хозяин?.. До этого времени он ничего не знал о том, что творилось у него за спиной. И вот он внезапно узнает, что больше не имеет права спать в собственной постели…
— Вас это забавляет?
Пру, похоже, сохранял спокойствие, только глаза у него стали более жесткими и заблестели, и время от времени было слышно, как он сжимал челюсти.
— Вы ее так любили?
— Это моя жена!
— По закону — она еще жена Планшона… Почему ваша любовница не развелась?..
— Потому что для развода необходимо согласие обоих супругов, а он упорно отказывался дать ей развод…
— Может, он ее тоже любил?
— Я этого не знаю. Да и не хочу знать. Спросите у него сами… Если вы с ним встречались, то так же прекрасно, как и я, знаете, что он не мужчина… Он тряпка!.. Он выродок!.. Он…
Голос Пру был полон злобы.
— Он отец Изабеллы…
— А знаете ли вы, что Изабелла скорее хочет видеть меня в этом доме, чем этого типа, который каждый вечер набирается и плачется у кровати дочери?..
— До того, как вы поступили к нему на работу, он не пил…
— Это он вам сказал?.. И вы ему поверили?.. В таком случае, мы напрасно теряем здесь время…
— Верните мне документ, задайте мне вопросы, которые у вас еще остаются, и давайте на этом закончим… Меня совсем не волнует, что вы обо мне плохого мнения…
— Есть одна вещь, которая мне непонятна.
— Только одна? — с иронией спросил Пру. А Мегрэ, словно не слыша, продолжал рассуждать вслух медленным и монотонным голосом:
— Вот уже чуть больше двух недель, как Планшон уступил вам свою долю в деле… Ваша любовница и вы стали владельцами его мастерской… Думаю, Планшон уже не желал работать под вашим началом!..
— Конечно, поэтому он и уехал…
— Да, но он проработал после этого еще две недели…
— Вас это удивляет, потому что у вас своя логика. Вы считаете, что люди должны вести себя так или так, а не иначе… Однако бывает, что человек поступает иногда вопреки всякой логике… Иначе он не спал бы два года на раскладушке, а жена его в это время спала со мной в соседней комнате… Что вы на это скажете?
— Итак, подписав акт о продаже, Планшон тем самым согласился уйти из дома?
— Именно об этом мы и договорились между собой…
— В какой-то степени у вас появилось право вышвырнуть его за дверь…
— Не знаю… Я не адвокат… Мы же согласились терпеть его присутствие еще две недели…
Слушая Роже Пру, комиссар мысленно представлял себе, как человек с заячьей губой исповедуется у него в гостиной на бульваре Ришар-Ленуар, а сквозь застекленную дверь виднеется стол, накрытый для ужина. Конечно, до прихода Планшон выпил несколько рюмок, как он сознался, для храбрости, да и сам Мегрэ, чувствуя, что силы посетителя тают, налил ему сливянки. Однако, несмотря на то что Планшон был не совсем трезв, исповедь его показалась комиссару правдивой.
И все же… Не ощутил ли в тот субботний вечер Мегрэ нечто вроде неловкости? Не приходило ли ему несколько раз в голову сомнение и не смотрел ли он на своего собеседника более жестким взглядом?
Его длинный монолог был полон страсти.
Но и в голосе Рене, хотя она и старалась держать себя в руках, тоже звучала страсть.
Да и Пру, пытавшийся казаться хладнокровным, порой крепко сжимал зубы.
— Почему вы считаете, что он принял внезапное решение уйти из дома именно в понедельник вечером? - Пру лишь безразлично пожал плечами.
— Он унес с собой три миллиона франков? — Продолжал настаивать Мегрэ.
— Я у него об этом не спрашивал.
— Когда вы ему их вручили две недели назад, что он с ними сделал?
— Он поднялся на второй этаж… Думаю, он где-то их спрятал…
— Он не отнес их в банк?
— В тот день он не мог бы этого сделать, дело ведь происходило вечером, сразу же после ужина.
— В кабинете?
— Нет. В гостиной. Мы ждали, когда малышка уснет…
— Вы все трое об этом говорили заранее? И обо всем условились, включая и сумму? Видимо, вы хранили деньги в кабинете?
— Нет. В спальне.
— Боялись, что он их возьмет?
— Спальня-то была только нашей.
— Вам двадцать девять лет… Вы могли откладывать деньги только после службы в армии… Каким же образом за такое короткое время вы сумели накопить столько денег?
— Из них мне принадлежала только часть, точнее одна треть…
— Где же вы достали остальные деньги? - Казалось, этот вопрос его ничуть не смутил. Наоборот! Похоже, он был очень доволен, что комиссар его задал, и начал объяснять:
— Один миллион мне одолжил отец. Он работал всю жизнь, чтобы скопить деньги… Еще один миллион одолжил мне муж моей сестры… Его зовут Мурье, Франсуа Мурье, у него колбасная лавка на бульваре Шарон…
— Когда вы получили эти деньги?
— Перед Рождеством… Мы надеялись покончить с Планшоном на следующий день…
— Покончить?
— Ну да, мы хотели дать ему деньги, чтобы он ушел из дома! Вы меня очень хорошо поняли.
— Наверное, вы дали ему расписку?
— Даже с родственниками я стараюсь заключать все дела на законном основании.
Мегрэ подвинул к нему блокнот и ручку.
— Не напишите ли мне точный адрес вашего отца и шурина?
— Доверяй-доверяй, но проверяй!
Однако он написал адреса. Почерк у него был старательный, ровный, почти как у школьника. Когда комиссар рассматривал адреса в блокноте, зазвонил телефон.
— Говорит Пируэ… Я закончил… Вы мелеете подняться, или, если хотите, я спущусь в ваш кабинет…
— Нет, я сам поднимусь к вам…
И обращаясь в Пру, комиссар произнес:
— Прошу извинить меня. Я ненадолго отлучусь…
Он прошел через соседний кабинет, оставив дверь открытой, и попросил Лапуэнта:
— Посиди у меня в кабинете и понаблюдай за ним…
Через несколько минут он уже взобрался на самый верх Дворца провосудия, пожал руку Моэрсу, чуть не задел манекен, изготовленный для следственных экспериментов, и вошел в лабораторию.
Господин Пируэ с блестящим от пота лицом изучал две увеличенные, еще влажные фотографии, заколотые прищепками.
— Ну и что?
— Мне нужно задать вам один вопрос, шеф… Тип, который подписал эти документы, много пил?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Это могло бы объяснить, почему подписи отличаются друг от друга… Посмотрите сначала на эту подпись в платежной ведомости… Почерк здесь не очень твердый… Я бы сказал, что он принадлежит человеку неуравновешенному, хотя в хладнокровии ему не откажешь… Вы знакомы с этим человеком?
— Да. Я беседовал с ним почти целый вечер.
— Хотите знать, что я о нем думаю?
Увидев, что Мегрэ утвердительно кивнул головой, эксперт принялся рассуждать:
— У этого человека лишь начальное образование, но он всегда отличался прилежанием. У него почти болезненная застенчивость, но иногда проявляются всплески гордости. Он пытается выглядеть спокойным, держать себя в руках, но зачастую им обуревают страстные чувства.
— Неплохо!
— У него что-то со здоровьем… Он болен или думает, что болен…
— А его подпись на акте продажи?
— Именно поэтому я вас спросил, пьет ли он. Здесь почерк довольно сильно отличается… Возможно, писал тот же человек, в таком случае, если и подписывал он, то был или пьян, или очень волновался… Посмотрите сами и сравните… Здесь буквы ровные, хотя рука немного дрожала, как это случается с пьющим человеком, однако в момент подписи он не был пьян… На акте продажи, наоборот, все буквы написаны нетвердой рукой…
— По-вашему, писал один и тот же человек?
— В случае, о котором я вам только что говорил, да… Если же нет, то речь идет о подделке подписи… Часто при подделке можно найти те же неясно написанные буквы, те же признаки, указывающие на душевное волнение…
— Благодарю вас. А не скажете, что общего между этим почерком и предыдущими?
Мегрэ протянул ему листок бумаги, на котором Роже Пру написал несколько минут назад два адреса. Господин Пируэ бросил на листок лишь беглый взгляд и заключил:
— Никакого сходства… Могу вам объяснить…
— Не сейчас. Спасибо, господин Пируэ…
Мегрэ взял оригиналы документов и вернулся в свой кабинет. Пру по-прежнему сидел на своем стуле, а Лапуэнт стоял перед окном.
— Ты можешь идти, старина.
— Ну, и чего вы еще хотите от меня? — спросил любовник Рене.
