— Ничего… Возвращаю вам акт о продаже мастерской… Видимо, его отпечатала на машинке мадам Планшон?
— А разве она не говорила вам об этом? Тайны тут нет никакой…
— Ее муж был пьян, когда подписывал этот акт?
— Он знал, что делал. Силком мы его не заставляли ставить свою подпись. Конечно, в тот час, как это с ним случалось, он уже пропустил несколько рюмок…
— У вашего отца есть телефон? Какой у него номер?
По-прежнему с высокомерным видом Пру диктовал номер комиссару, и тот набирал его по телефону.
— Его звать Гюстав Пру… Только кричите погромче, он туг на ухо…
— Господин Гюстав Пру… Извините за беспокойство… У меня здесь ваш сын… Он уверяет, что в декабре вы одолжили ему сумму в миллион старых франков… Да… Он рядом со мной… Как?.. Вы хотите поговорить с ним?
Старик тоже был недоверчив. Мегрэ протянул телефонную трубку своему собеседнику.
— Это я, отец… Ты узнал мой голос? Ладно! Ты можешь ответить на вопросы, которые тебе зададут… Нет! Это простая формальность… Позже объясню… До скорого, да… Все хорошо… Да, он ушел… Не сейчас… Я зайду к тебе в воскресенье.
Роже Пру вернул трубку комиссару.
— Теперь вы можете ответить на мой вопрос?.. Вы дали ему в долг один миллион?.. Хорошо!.. Наличными?.. Вы взяли их из банка накануне?.. Из сберегательной кассы?.. Да, я вас слышу… Ваш сын дал вам расписку?.. Благодарю вас… Я пошлю к вам кого-нибудь… Он просто проверит… Вы только покажете эту расписку… Минутку… В какой день это было?.. Накануне Рождества?..
В глазах Пру еще больше, чем раньше, сквозила презрительная ирония.
— Вы, наверное, хотите звонить и моему шурину?
— Это не срочно. Не сомневаюсь, что он тоже подтвердит, что дал вам в долг деньги…
— Я могу уйти?
— Если не желаете сделать признание…
— Какое еще признание?
— Не знаю. Может быть, вы догадываетесь, куда мог направиться Планшон, после того как он ушел из дома. Физически ведь он не очень-то крепкий. Да и потом он был пьян. С двумя чемоданами ему трудно было далеко уйти…
— Разве не вы обязаны разыскивать его? Или это должен делать за вас я?
— Ну, об этом я вас не прошу. Просто, если у вас есть какие-то соображения, вы могли бы со мной ими поделиться и помогли бы выиграть время…
— Почему вы не спросили об этом самого Планшона, когда встречались с ним или когда он вам звонил по телефону?.. Он наверняка ответил бы лучше, чем я…
— Странно, но он вовсе не хотел покинуть свой дом.
— Он вам это сказал?
На этот раз вопросы начал задавать Пру.
— Он рассказал мне о многом.
— Он приходил сюда?
Пру с трудом сдерживался, в его голосе звучала тревога. Мегрэ, не отвечая на вопрос, равнодушно смотрел ему в глаза, словно беседа потеряла для него всякий интерес.
— Меня удивляет одна вещь… — негромко произнес наконец комиссар.
— Что именно?
— Не знаю, любил ли Планшон жену по-прежнему или уже начал ее ненавидеть…
— Смотря в какое время.
— Что вы хотите этим сказать?
— Это зависело от степени его опьянения… В разное время он вел себя по-разному… Иногда мы просыпались и слышали, как он что-то бормотал вслух в соседней комнате, как будто готовил нам какую-то пакость…
— Какую, например?
— Откуда мне знать? Хочу вам признаться… Я всегда старался работать с ним рядом, чтобы не упускать его из виду… Если днем он собирался заскочить на улицу Толозе, я ехал с ним… Я боялся за Рене…
— Думаете, он был способен ее убить?
— Да, он иногда угрожал ей…
— Убийством?
— Он не уточнял… Напиваясь, он разговаривал сам с собой… Точно его слова я не могу повторить… Он произносил их невнятно: «Я всего лишь трус… Пусть это так!.. Надо мной все потешаются… Но когда-нибудь они поймут, что…» Видите, что он говорил? В такие минуты у него было злое лицо, хитрый взгляд, словно он уже принял окончательное решение. Иногда он так и покатывался со смеху: «Бедный Планшон!.. Бедный никчемный человек, от лица которого шарахаются люди… Но он не такой уж и трус…»
Мегрэ напряженно и с волнением слушал Пру. Похоже, тот рассказывал правду. Человек, которого сейчас так злобно и иронически передразнивал Роже Пру, был вылитой копией того Планшона, что совсем недавно приходил исповедоваться в квартиру комиссара на бульваре Ришар-Ленуар.
— Вы полагаете, что он в самом деле хотел убить жену?
— Уверен, эта мысль постоянно вертелась у него в голове, особенно, когда он бывал сильно пьян…
— А вас он собирался убить?
— Да, я думаю…
— А дочь?
— Изабеллу он и пальцем бы не тронул… А впрочем! Кто знает? Он был так зол, что будь его воля, взорвал бы весь дом…
Мегрэ со вздохом поднялся, неуверенным шагом приблизился к окну.
— А у вас не мелькала в голове такая же мысль?
— Убить Рене?
— Не ее, а его!
— Тогда мы быстрее бы от него избавились.. Но подумайте сами, если бы я этого хотел, то не ждал бы два года… Вы представляете себе, что это были за годы с этим человеком, который постоянно путался у нас под ногами?
— А для него?
— Ему давно нужно было уйти из дома… Когда женщина вас разлюбила и полюбила другого и открыто вам заявляет об этом, то вы, разумеется, знаете, что вам остается делать…
Пру тоже поднялся со стула. Он окончательно вышел из себя, голос его стал резким:
— Вместо этого он продолжал отравлять нам жизнь. Да еще вы приходите в дом, задаете вопросы Рене, приглашаете к себе в кабинет рабочих, и вот уже более часа вынуждаете меня говорить, не знаю чего… У вас есть еще вопросы?.. Разве я арестован?.. Мне можно уйти?..
— Да, вы свободны…
— Тогда я вас приветствую…
Выходя из кабинета, он громко хлопнул дверью.
В этот вечер никто не мешал Мегрэ смотреть телевизионную передачу. В домашних тапочках, сидя в теплой комнате рядом с женой, он удобно расположился перед экраном. Однако в глубине души комиссар предпочел бы заменить Жанвье и Лапуэнта, которые в хорошо знакомом ему квартале, на Монмартре, обходили сейчас все питейные заведения в поисках следов Планшона. Каждый из инспекторов следовал своим определенным маршрутом, заглядывая в старые и современного вида кафе и бары, освещенные желтоватыми лампами или неоновыми вывесками, и ощущая запахи пива и кальвадоса.
Разумеется, Мегрэ был горд тем, что дослужился до звания дивизионного комиссара и занимал пост начальника бригады уголовной полиции. И все же он испытывал нечто вроде ностальгии по тем временам, когда, будучи рядовым инспектором, он мерз зимними вечерами на улице, посещал комнаты консьержек с их специфическими запахами, обходил злачные места в поисках хоть незначительных улик.
Разве не упрекали его высокие начальники за то, что он слишком часто покидал свой рабочий кабинет и самолично уподоблялся ищейке? Как им можно было объяснить, особенно этим важным господам из прокуратуры, что ему было просто необходимо увидеть и разнюхать все самому, проникнуться атмосферой ведущегося расследования?
Словно по иронии, на экране шла одна из трагедий Корнеля. Король и одетые в боевые доспехи воины по очереди декламировали полные пафоса стихи, которые напоминали Мегрэ его учебу в колледже.
Комиссару пришлось некоторое время приходить в себя, когда телефонный звонок оторвал его от телевизионной пьесы и вернул к действительности. Самым будничным голосом Жанвье, позвонивший первым, сообщил:
— Кажется, шеф, я напал на след… Звоню из бара на улице Жермен-Пилон, это в двухстах метрах от площади Аббес… Заведение называется «Приятный уголок»… Хозяин уже спит, а за стойкой прислуживает его жена. Выполнив заказы клиентов, она присаживается погреться у печки… Лишь только я заикнулся о человеке с заячьей губой, как она тут же вспомнила о нем. «С ним что-нибудь случилось? — спросила она меня. — Он часто заходил сюда около восьми часов вечера, чтобы пропустить одну-две рюмки. Кажется, наш кот его полюбил: он терся о ноги клиента, а тот нагибался, чтобы его погладить…» Бар небольшой, — продолжал рассказывать Жанвье, — плохо освещен, а стены темного цвета… Не знаю, почему он открыт по вечерам: в зале всего лишь какой-то старик, он сидит у окна и пьет грог…
— Она видела Планшона после понедельника?
— Нет. Утверждает, что он приходил в понедельник в последний раз… Во всяком случае, вчера она обратила внимание мужа на отсутствие клиента с заячьей губой и опасалась, не заболел ли он…
— Он никогда не делился с ней своими неприятностями?
— Нет. Он все время молчал. Она жалела его, видела, что он переживает, и пыталась его приободрить…
— Продолжай поиски дальше…
Жанвье предстояло снова окунуться в холод и темноту, зайти в другой бар, расположенный чуть дальше, затем в третий. Этим же занимался и Лапуэнт.
А Мегрэ вновь вернулся к телевизору, к героям пьесы Корнеля. Жена, сидевшая рядом в кресле, бросала на мужа вопросительные взгляды.
