— Свет в окнах горел?
— Я видела свет через занавески на первом этаже. Я прислонила его к стене, надеясь, что он сразу не упадет, а сама позвонила в дверь и быстро убежала прочь…
Весь ее рассказ сопровождал стук печатной машинки.
— С ним что-то случилось?
— Он куда-то пропал.
— Надеюсь, меня ни в чем не подозревают?
— Вы можете быть спокойны…
— Вы полагаете, что меня вызовут в суд?
— Думаю, нет… А если даже и вызовут, то опасаться вам нечего…
Лапуэнт вынул лист из печатной машинки и протянул его женщине.
— Я должна прочитать?
— И подписать.
— У меня из-за этого не будет неприятностей?
Прочитав свои показания, она расписалась большими неровными буквами.
— А теперь, что мне делать?
— Вы свободны…
— Я могу еще успеть на автобус?
Мегрэ вынул из кармана деньги.
— Этого вам хватит, чтобы взять такси.
Едва она ушла, как зазвонил телефон. На другом конце провода был Жанвье. Мадам Мегрэ, когда он сначала позвонил на бульвар Ришар-Ленуар, сообщила, что муж поехал на набережную Орфевр.
— Больше ничего нового нет, шеф… Я прошел по бульвару Рошешуар до площади Анвер… Проверил все заведения на десяти маленьких улочках…
— Можешь идти спать.
— А Лапуэнт нашел что-нибудь?
— Да. Расскажу все тебе завтра…
Вернувшись домой, Мегрэ опасался только одного: как бы утром не слечь от простуды. У него неприятно покалывало в ноздрях, а веки жгло, словно огнем. К тому же он совсем не чувствовал вкус табака.
Жена приготовила ему еще один стакан грогу. Всю ночь он обливался потом, а в девять часов утра с тяжелой головой уже сидел в приемной прокуратуры и целых двадцать минут ожидал, когда его пригласит помощник генерального прокурора.
Должно быть, вид у комиссара был мрачный, так как тот сразу же спросил:
— Похоже, тип, которого вы вызывали, все же доставил вам неприятности?
— Нет, но в деле появилось кое-что новое…
— Отыскался ваш хозяин малярной мастерской? Как там его зовут?
— Планшон… Нет, он не объявился… Мы восстановили по времени, как он провел вечер в понедельник перед своим исчезновением… Вернувшись домой около одиннадцати часов вечера, он, оказывается, был настолько пьян, что не держался на ногах и несколько раз падал на тротуаре между площадью Бланш, где он выпил последнюю рюмку, и улицей Толозе…
— Он был один?
— Нет, в компании с публичной женщиной, с которой у него до этого были интимные связи. Она держала его под руку, потому что он еле передвигал ноги…
— Вы ей верите?
— Да, уверен, что она говорит правду… Это она позвонила в дверь, а потом быстро ушла, оставив шатающегося Планшона у стены дома… Не верится, что в таком состоянии он через несколько минут мог подняться на второй этаж, сложить свои вещи в два чемодана, спуститься с ними вниз по лестнице и без чьей-либо помощи выйти на улицу…
— А может, он принял какое-нибудь средство, чтобы протрезветь… Ведь есть же современные лекарства…
— Его жена и Пру сказали бы об этом…
— Пру — это любовник, не так ли? Это его вы вызывали?.. Какие он дал показания?
Чувствуя тяжесть во всем теле и боль в голове, Мегрэ терпеливо и со всеми подробностями изложил историю о трех миллионах и о расписках. Он напомнил о своих сомнениях в подлинности подписи Планшона на акте продажи мастерской.
— Господин Пируэ, наш эксперт-почерковед, не дал категоричного заключения. По его мнению, документ мог быть подписан как самим Планшоном, находившимся в состоянии опьянения, так и другим лицом, который скопировал его подпись…
— Разве расписок было несколько?
— Да. Двадцать четвертого декабря Пру занял два миллиона старых франков — один у своего отца, другой — у шурина… Я дал указание одному из моих подчиненных снять фотокопии с этих расписок… В той, которую получил шурин, указывается, что одолженные деньги должны быть возвращены в течение пяти лет с выплатой шести процентов от общей суммы… Расписка, что у отца, предусматривает возмещение долга в два года и без всяких процентов…
— Вы считаете, что эти расписки даны для отвода глаз?
— Нет!.. Мои сотрудники выяснили, что 23 декабря, до того, как он дал эту сумму в долг, отец Пру снял один миллион наличными со своего счета в сберегательной кассе, а всего у него там хранится чуть больше двух миллионов… Что касается шурина, Мурье, то он в этот же день снял такую же сумму в почтовых чеках со своего счета…
— Вы, кажется, говорили о трех миллионах?
— Третий миллион снял сам Роже Пру со своего счета в банке «Лионский кредит»… Таким образом, к этой дате в доме Планшона находились три миллиона старых франков…
— Когда был подписан акт о продаже малярной мастерской?
— Двадцать девятого декабря… Похоже, Пру и его любовница собрали деньги до Рождества с тем, чтобы сразу же после праздников заставить Планшона подписать этот документ…
— В таком случае, я не вижу…
Не дав помощнику генерального прокурора закончить фразу, Мегрэ добавил:
— Господин Пируэ исследовал чернила на подписи… Он не смог определить по ним точную дату, но утверждает, что подпись была поставлена более двух недель назад…
— Что вы намерены предпринять? Вы отказываетесь от дальнейшего расследования?
— Я пришел, чтобы попросить у вас разрешение на обыск.
— После того, что вы мне только что рассказали? - Смущенный Мегрэ утвердительно кивнул головой.
— Что же вы надеетесь найти в доме? Труп вашего Планшона?
— Его там наверняка нет.
— Наличные деньги?
— Затрудняюсь ответить…
— Вы в самом деле хотите произвести обыск?
— В понедельник, около одиннадцати часов вечера, Планшон был до такой степени пьян, что не мог держаться на ногах…
— Подождите меня здесь минуту… Я не могу взять ответственность на себя… Пойду доложить в двух словах об этом деле прокурору…
Мегрэ подождал его минут двадцать, сидя один в роскошном кабинете.
— Он, как и я, вовсе не в восторге от вашей идеи с обыском… Особенно сейчас, когда пресса критикует любую акцию полиции… Ну уж ладно, так и быть!..
Мегрэ все же добился согласия прокуратуры и через несколько минут уже держал в руках подписанный ордер на обыск.
Проходя мимо кабинета инспекторов, он резко открыл дверь и увидел лишь одного Жанвье.
— Возьми во дворе машину… Я сейчас спущусь…
Затем комиссар позвонил в отдел научно-технической экспертизы и приказал Моэрсу:
— Выбери самых толковых парней и приезжайте как можно скорее в дом на улице Толозе…
Мегрэ спустился вниз, уселся в небольшую машину и бросил Жанвье:
— На улицу Толозе…
— Вы получили ордер на обыск?
— Мне пришлось буквально вырвать его у них… Как подумаю, что меня ждет, если мы не найдем никаких улик в доме… Жена Планшона и ее любовник могут ведь закатить тогда скандал…
Он так погрузился в свои мысли, что не замечал выглянувшего впервые за последние дни солнца.
Жанвье, сидя за рулем, лавировал между автобусами и такси и говорил комиссару:
— Вообще-то люди такой профессии в субботу не работают… Думаю, это запрещено профсоюзами… Обойдется дешевле, если рабочим заплатить за сверхурочные часы… Поэтому мы наверняка застанем Пру дома…
Его там не было. Им открыла дверь Рене после того, как разглядела их из окна. Держалась она более настороженно и угрюмо, чем во время первого визита Мегрэ.
— Опять вы! — воскликнула она.
— Пру дома?
— Он пошел закончить срочную работу… Что вам нужно на этот раз?
Комиссар вынул из кармана ордер на обыск и протянул ей.
— Вы будете обыскивать дом?.. Ну и дела, вот до чего дошло…
Машина отдела научно-технической экспертизы, набитая людьми и приборами, въехала во двор.
— А это что еще за люди?
— Мои сотрудники… Сожалею, но нам понадобится какое-то время…
— Вы все перевернете вверх дном?
— Боюсь, что да.
— Вы уверены, что у вас есть на это право?
— Ордер подписал помощник генерального прокурора.
Она пожала плечами:
— Мне это ни о чем не говорит! Я даже не знаю, кто он такой, ваш помощник генерального прокурора!
Однако она позволила им войти, бросая на всех злобные взгляды.
— Надеюсь, вы закончите обыск до прихода дочери из школы?
— Это будет зависеть…
— От чего?
— От того, что мы найдем.
— Не скажете, что вы собираетесь искать?
— Ваш муж в понедельник вечером ушел с двумя чемоданами, так?
— Я вам об этом уже говорила.
— Полагаю, он унес с собой и три миллиона, которые ему выплатил Пру двадцать девятого декабря?
— Этого я не знаю. Мы вручили ему деньги, и нам было плевать, что он с ними сделает…
— На его счету в банке их нет.
— Значит, вы проверили?
— Да… Вы сами сказали, что друзей у него не было… Поэтому маловероятно, что он отдал кому-то эту сумму на хранение…
— Что вы этим хотите сказать?
— Двадцать девятого декабря он получил деньги, но с собой не носил… Три миллиона франков — это слишком толстая пачка денег…
