Жорж Сименон - Танцовщица “Веселой Мельницы”

— Да, он… Я…

— В таком случае, договоритесь с ним… Идите оба!..

Попытайтесь только не скандалить и, по возможности, не обращать на себя внимания…

Мегрэ машинально вытащил из кармана трубку. Но не закурил. Он смотрел на молодых людей, которые, растерявшись, не знали, что делать, что сказать. Комиссару Дельвиню пришлось встать и подтолкнуть их к двери.

— Никаких ссор, ладно?.. Не забудьте, что вы остаетесь в распоряжении правосудия…

Они быстрыми шагами пересекли зал инспекторов, и уже у его дверей Дельфос злобно повернулся к своему приятелю и начал бурную речь, которую из кабинета не было слышно.

Зазвонил телефон.

— Алло! Комиссар Дельвинь?.. Простите, что я беспокою вас, месье комиссар… Говорит месье Шабо-отец…

Могу я спросить вас, нет ли чего нового?..

Комиссар улыбнулся, положил свою пенковую трубку на стол, подмигнул Мегрэ:

— Дельфос только что вышел отсюда вместе с вашим сыном….

— Да, да! Через несколько минут они, конечно, будут у вас… Алло!.. Позвольте мне посоветовать вам не быть слишком строгим…

Шел дождь. Шабо и Дельфос шли по улицам вдоль тротуаров, сквозь толпу, которая их не знала. Между ними не было связного разговора. Но через каждые сто метров один из них слегка поворачивал голову в сторону своего приятеля и бросал ему злобную фразу, вызывавшую неприязненный ответ.

На углу улицы Пюи-ан-Сок они разошлись, один направо, другой налево — каждый пошел к себе домой.

— Он свободен, месье! Его признали невиновным.

Месье Шабо вышел из своей конторы, подождал трамвая номер четыре, вошел со стороны водителя, который знал его уже долгие годы.

— Внимание! Только без аварий, ладно?.. Мой сын на свободе!.. Сам комиссар только что звонил мне и сообщил, что признает свою ошибку…

Было непонятно, плачет он или смеется. Во всяком случае, туман застилал его глаза, не позволяя видеть знакомые улицы, по которым они проезжали.

— Подумать только, что я, может быть, буду дома раньше него!.. Так было бы лучше, потому что жена Может плохо его принять… Есть некоторые вещи, которых женщины не понимают… Могли ли вы хоть на минуту подумать, что он виновен? Скажите, между нами, могли бы?..

Это было трогательно; он умолял водителя сказать «нет».

— Я, вы знаете…

— Но у вас же есть свое мнение…

— С тех пор как моей дочери пришлось выйти замуж за негодяя, который сделал ей ребенка, я не очень-то верю в нынешнюю молодежь…

Мегрэ сел в кресло, где только что сидел Жан Шабо, напротив кабинета Дельвиня, и взял табак комиссара, лежавший у него на столе.

— Вы получили ответ из Парижа?

— Откуда вы знаете?

— Догадаться нетрудно!.. А этот плетеный сундук?

Удалось выяснить, как его вынесли и. гостиницы «Модерн»?

— Ничего не выяснили!

Месье Дельвинь говорил ворчливо. Он сердился на своего парижского коллегу.

— Между нами говоря, вы смеетесь над нами, правда? Признайтесь, что вам кое-что известно.

— Теперь моя очередь ответить: ничего! И это чистая правда! У меня приблизительно такие же данные следствия, как и у вас! На вашем месте я бы поступил так же, как и вы: отпустил бы этих двух мальчишек! Впрочем, я попытался бы узнать, что Графопулос мог бы украсть в «Веселой мельнице».

— Украсть?

— Или попытаться украсть!

— Он?.. Убитый?..

— Или кого он мог бы убить…

— Теперь я уже ничего не понимаю!

— Постойте! Убить или попытаться убить…

— Вот видите, у вас есть сведения, которыми я не располагаю…

— Но их так мало! Главная разница между нами состоит в том, что вы теперь провели беспокойные часы, бегали отсюда в прокуратуру, принимали людей, говорили по телефону, в то время как я наслаждался полным покоем в своей камере в тюрьме Сен-Леонар.

— И вы продумали все свои тринадцать пунктов! — вставил месье Дельвинь не без оттенка горечи в голосе.

— Еще не все… Но некоторые…

— Например, о плетеном сундуке!

Мегрэ безмятежно улыбнулся.

— Вы опять о нем?.. Ну что ж! Лучше уж я сразу скажу вам, что это я вынес сундук из гостиницы…

— Пустой?

— Ни в коем случае! В нем был труп!

— Значит, вы утверждаете, что преступление…

— Было совершено в отеле «Модерн», в комнате Графопулоса. Это-то и есть самое неприятное во всей истории… У вас нет спичек?

Мегрэ поудобнее уселся в кресле, немного подумал, как всегда, прежде чем начать длинное объяснение, и постарался говорить как можно проще.

— Вы все поймете так же, как и я, и перестанете сердиться на меня за то, что я немного схитрил. Возьмем прежде всего посещение Графопулосом парижской префектуры. Он просит покровительства полиции. Не дает никаких объяснений. Уже на следующий день ведет себя так, как будто жалеет о своем поступке.

Первая гипотеза: это сумасшедший, маньяк, человек, страдающий манией преследования… Вторая: он знает, что находится под угрозой, но, подумав, решает, что ему не станет безопаснее под присмотром полиции… Третья: в какой-то момент ему было нужно, чтобы его охраняли.

Теперь я объясню. Перед вами человек зрелого возраста, обладающий значительным состоянием и, по-видимому, совершенно свободный. Он может лететь на самолете, ехать в поезде, остановиться в любом роскошном отеле.

Какая угроза способна испугать его так, что он вынужден обратиться в полицию? Ревнивая женщина, которая угрожает его убить? Я в это не верю. Достаточно ему уехать от нее подальше, и он будет в безопасности.

Личный враг? Такой человек, как он, сын банкира, имеет возможность устроить так, чтобы этот враг был арестован!

Но он боится не только в Париже, а в поезде, и даже в Льеже…

Отсюда я делаю заключение, что враг его — это не частное лицо, а организация, и организация международная.

Повторяю, он богат. Если бы бандиты зарились на его деньги, они не угрожали бы убить его, и, во всяком случае, выдав их, он мог бы добиться надежной защиты.

Но он все еще боится, хотя полиция охраняет его…

Над ним тяготеет угроза, угроза, существующая в любом городе, куда бы он ни поехал, при любых обстоятельствах!

Точно так, как если бы он состоял в каком-либо тайном обществе. Предал его и был бы обречен этим обществом на смерть…

Например, какой-то мафией!.. Или шпионской организацией!.. Там много греков, в шпионских организациях… Второй отдел сообщит нам, что делал Графопулос-отец во время войны…

Предположим, что сын предал эту организацию или просто, устав от шпионской деятельности, сообщил о своем намерении вернуть себе свободу. Ему угрожают смертью. Его предупреждают, что приговор рано или поздно приведут в исполнение. Он приходит ко мне, но на следующий день ему становится ясно, что это ничего не даст, и в тревоге он мечется, как безумный.

Возможно и противоположное…

— Противоположное? — удивился месье Дельвинь, внимательно слушавший Мегрэ. — Признаюсь, я не понимаю.

— Графопулос — это такой человек, каких называют папенькиными сынками. Он бездельник. Во время своих путешествий он связывается с какой-то бандой, с мафией или шпионской организацией, как любитель, как искатель сильных ощущений. Он обещает слепо повиноваться своим начальникам. Однажды ему приказывают совершить убийство.

— И он обращается в полицию?

— Слушайте меня внимательно! Ему, например, приказывают убить кого-то здесь, в Льеже. Он в Париже.

Никто его ни в чем не подозревает. Он не хочет повиноваться и, чтобы оправдать свое непослушание, просит полицию следить за ним. Звонит по телефону своим сообщникам, что не может выполнить их приказания, поскольку за ним по пятам следуют полицейские. Но только на его сообщников это не производит впечатления, и они велят ему действовать, несмотря ни на что… Это второе объяснение… Или одно из них правильно, или этот человек сумасшедший, а если он сумасшедший, то нет никаких причин его убивать!

— Это в самом деле сбивает с толку, — неуверенно согласился комиссар Дельвинь.

— Словом, когда он уезжает из Парижа и приезжает в Льеж, то это для того, чтобы убить кого-то или чтобы Убили его самого.

Трубка Мегрэ потрескивала. Он говорил все это самым спокойным голосом.

— В результате убит он. Но это ничего не доказывает. Проследим за событиями того вечера. Он приходит в «Веселую мельницу» и проводит вечер в обществе танцовщицы Адели. Она оставляет его и идет вместе со мной по улице. Когда я возвращаюсь, хозяин и Виктор уходят. С виду кабачок пуст. Я думаю, что Графопулос ушел и ищу его по всем другим кабаре города…

В четыре часа утра я возвращаюсь в гостиницу «Модерн». Прежде чем пройти в свою комнату, я хочу удостовериться в том, что мой грек еще не вернулся. Прильнув ухом к двери, я не слышу его дыхания. Приоткрываю дверь и вижу, что он, одетый, лежит на полу у кровати, а череп его проломлен ударом дубинки.

Вот мои отправные точки, обрисованные предельно кратко. В комнате нет ни записки, которая мне объяснила бы, что произошло, ни оружия, никакого следа…