Мегрэ распахнул дверь в столовую и снова закрыл.
— Продолжайте, продолжайте… Не обращайте на меня внимания.
На этот раз, в то время пока Дандюран неуверенным голосом продолжал свой рассказ, комиссар просто-напросто вышел из гостиной.
— Я предложил, что я сам поеду в Безье и лично опрошу обитательниц дома, поскольку нет иного способа выяснить среднюю выручку.
— Продолжайте! — приказал издали комиссар.
— Как вам угодно… Помнится, я заметил, что один только плохой сезон не может объяснить такое резкое падение выручки, которая снизилась на две трети по сравнению с предыдущим месяцем…
Комиссар наконец появился на пороге, с любопытством разглядывая месье Шарля. Казалось, он спрашивал себя: «Что делает тут этот тип? И почему он сам с собой разговаривает?»
— Скажите-ка… Когда вы таким образом беседовали, вы не слыхали какого-либо шума в квартире? Вы говорили так же громко, как сегодня?
— Мы говорили совсем тихо… Жюльетта всегда боялась, что, несмотря на снотворное, племянница может проснуться. Кроме того, она опасалась соседей-венгров, целый день она слышала их крики и ссоры. Она уже несколько месяцев пыталась их выселить, но они всеми способами старались удержаться здесь.
— Что же она сделала с пятьюдесятью двумя тысячами?
— Она держала деньги в руке, когда провожала меня до двери…
— В конверте?
— Насколько я помню, она вложила их обратно в конверт…
— Это был обыкновенный конверт?
— Использованный конверт, который я взял у себя на столе. Погодите… Он был желтый. Какую корреспонденцию я получал в этот день? Да!.. Я почти уверен, что это был конверт Лионского кредитного банка с моим адресом, отпечатанным на машинке…
— Вы больше не видели этот конверт?
— Никогда.
В его голосе невольно прозвучала легкая ирония. Уж не думал ли Мегрэ смутить его подобной чепухой?
— Разрешите, я закурю, господин комиссар?
— Да, кстати, ведь вы курили, посещая Жюльетту?
— Частенько…
— Что именно вы курили?
— Приходится признать, что вы лучше осведомлены, чем я ожидал, и если бы совесть моя была нечиста… Откуда вам это известно? Ведь вы никогда не встречались с Жюльеттой при жизни, не так ли?
Хоть он и не был обеспокоен, но явно был заинтригован.
— В комнате нет пепельницы, и я уверен, что ни разу не оставил окурка. А пепел…
Он нервно засмеялся.
— Признаюсь, это непостижимо, господин комиссар.
Я сейчас вам объясню, и вы поймете мое удивление.
Однажды, очень давно, я явился сюда с трубкой, а Жюльетта, имевшая на этот счет свое мнение, заявила, что курить трубку в присутствии женщины неприлично. Однако иногда нам приходилось работать ночами по нескольку часов подряд… Тогда я стал приносить с собой сигареты. А чтобы не оставлять следов, я клал бумажку вот сюда, на угол стола, она заменяла мне пепельницу, и, уходя, уносил ее с собой.
Мегрэ по-прежнему смотрел на него ничего не выражающим взглядом.
— Но то, что вы об этом узнали, просто невероятно…
Разве только…
— Разве только?.. — повторил комиссар. — Разве только кто-то прятался в квартире и следил за нашими беседами и поступками… Да еще нужно, чтобы этот кто-то мог снестись с вами и сообщить вам все это…
— Какое это имеет значение? Когда Жюльетта Буанэ проводила вас до двери, в руках у нее было пятьдесят две ассигнации. А конверт послужил вам пепельницей, и вы унесли его с собой. Жюльетта, вероятно, заперлась на ключ?
— И вдобавок задвинула засов…
— Вы пошли прямо к себе? Вы никого не встретили? И ничего не слышали? Вы не знаете, сразу ли легла ваша старая приятельница?
— Право, не знаю…
Они прислушались. Настойчивый звонок донесся до них, и Мегрэ, чертыхнувшись, сорвался с места:
— Вы позволите? Это, наверно, телефонный звонок, которого я жду.
Дверь на пятом этаже была только притворена, свет не был потушен. Телефон стоял на столе.
— Алло!.. Торранс?
— Это вы, шеф?.. Я все еще на улице Па-де-ла-Мюль.
— Что с Жераром?
— Я его так и не видел… Послушайте… Это не так-то просто. Не знаю, стоит ли все это рассказывать по телефону.
— Подожди минуту.
Вероятно, инспектор ломал себе голову, почему ему велено молчать. Но в этот момент Мегрэ услышал шаги как раз над своей головой. Он сообразил, что ходят в спальне Жюльетты Буанэ. Шаги раздавались очень четко. Хотя месье Шарль был в мягких туфлях и старался действовать осторожно, сюда доносился каждый его шаг.
Значит, сидя в своей квартире, бывший стряпчий мог слышать все, что происходило в квартире на шестом этаже.
— Алло!.. Вы слушаете, шеф?
— Помолчи.
— Трубку не вешать?
— Помолчи, говорю…
И вдруг, положив трубку на стол, он бросился на лестницу. Когда он вбежал в квартиру госпожи Буанэ, месье Шарль был уже на пороге гостиной, невозмутимый, но мрачный.
— Ну как, поговорили по телефону?
— Я еще не закончил разговора. Я попросил бы вас сойти вниз…
— Простите… Я боялся вам помешать.
Мегрэ показалось, что на этот раз в холодном взгляде Дандюрана мелькнула досада, а может быть, и тревога.
— Я иду за вами, господин комиссар… Если бы я знал, что…
— Будьте добры пройти вперед.
— Куда мы идём?
— В ваш кабинет. Закройте дверь. Стойте. Вам не трудно положить руки на стол?
Он взял трубку:
— Я слушаю тебя.
— Я думал, нас разъединили. Так вот, шеф… Придя на место, я узнал у консьержки, что Жерар Пардон не возвращался, но что жена его дома… Я стоял в трех метрах от двери. Пошел дождь…
— Ладно, это не важно…
— Я насквозь промок… Но не решался добежать до кафе на углу, чтобы выпить чего-нибудь… Прошло несколько часов. Минут пятнадцать назад, не больше, в такси подъехала молодая особа. Она казалась сильно взволнованной. По красной шляпке я узнал сестру Жерара, мадемуазель Берту, которую вы мне показывали…
— Ну а потом?
Докладывая, молодой инспектор не подозревал, что комиссар слушает его вполуха, а сам в это время ощупывает взглядом месье Шарля. А бывший законник с подчеркнутой неловкостью держал на столе руки, положив их вниз ладонями.
Что же он делал там наверху? Ведь после смерти Жюльетты он в первый раз оказался один в ее квартире.
— Продолжай, я слушаю…
— У меня не было инструкций. Девушка поднялась наверх. Несколько минут спустя, боясь, не принесла ли она дурных вестей, я тоже поднялся наверх. Я постучался. Берта открыла мне дверь. Передней у них нет.
На кухне рыдала госпожа Пардон. Она посмотрела на меня безумными глазами и крикнула: «Он умер?»
Лицо Мегрэ выразило сильное удивление. Месье Шарль нахмурился:
— Ну а потом?
— Клянусь вам, шеф, я растерялся… Я спросил у девушки, что она думает предпринять. Она заявила, что все мы сволочи и что, если с братом случится беда, мы будем нести за это ответственность. Одна рыдала, другая бранилась… И ничего толком я не мог от них добиться!.. Наконец я кое-как понял, что Жерар приходил к сестре. Он был вне себя. Он требовал денег немедленно… Она старалась его успокоить, узнать, на что ему нужны деньги.
Он ответил с саркастическим смехом: «Завтра узнаешь из газет. Ради Бога, дай все, что у тебя есть!» Она дала ему сто тридцать франков, оставив себе лишь десять. Он бросился на улицу. Она пыталась следовать за ним, но он на ходу вскочил в автобус… Не знаю, что теперь делать, шеф… Я ушел от них, чтобы позвонить вам. Вернуться к ним? Жена Жерара уверяет, что он покончит с собой. А я…
— Ладно! — отрезал Мегрэ.
— Так что же мне делать?
Но комиссар уже повесил трубку и без всякого перехода приказал месье Шарлю:
— Выньте все из карманов.
— Я…
— Выньте все из карманов!
— Как вам угодно…
Дандюран повиновался и начал медленно выкладывать на стол различные предметы: старый бумажник, ключ, перочинный нож, весьма сомнительной чистоты платок, бумаги, коробочку с пилюлями от кашля, кисет, трубку, коробку спичек.
— Выверните карманы… Снимите пиджак.
— Угодно ли вам, чтобы я совсем разделся?
Госпожа Мегрэ могла бы повторить, лишь чуть-чуть видоизменив, фразу, которую она говорила мужу: «Не возьму в толк, как это тебе удалось удержаться и не влепить ему оплеуху?»
И действительно, из них двоих месье Шарль вел себя спокойнее и сдержаннее, но в самой этой холодной сдержанности чувствовалась скрытая наглость. Он снял пиджак, манжеты рубашки были заношенные и потертые.
Затем снял жилет, под которым оказались такие же потрепанные подтяжки. Кальсоны выглядывали из брюк.
— Раздеваться дальше?
Комиссар с трудом сдерживался, оплеухи тут мало, заехать бы кулаком в физиономию!
— Желаете ли вы, чтобы я разулся?
— Да.
Мегрэ заметил дырку на одном носке, но в шлепанцах не было запрятано ни клочка бумаги.
— Обращаю ваше внимание, господин комиссар, что сейчас одиннадцать часов вечера и что, если бы вы явились в такое время, даже предъявив должным образом оформленный ордер на обыск, я имел бы полное право выставить вас за дверь… Разумеется, об этом нет и речи, и я говорю это, только желая подчеркнуть, до какой степени я…
