— Что ты хочешь сказать?
— Ничего. Просто он куда умней и проницательней, чем ты думаешь.
— Он тебе что-нибудь говорил?
— Нет. Но у родителей склонность считать, что их дети наивнее, чем чужие. Возьми-ка мой пиджак. Он там, на полу. Поройся в карманах. Да нет, во внутреннем. Там бумаги из похоронного бюро. Давай их мне.
Рауль снова хлебнул из горлышка. Приказать подать себе завтрак он и не подумал. Видно, по утрам не ест.
— Ты должен расписаться здесь, здесь и еще здесь.
Лучше всего, если ты сам зайдешь в бюро. Они уже начали действовать. На всякий случай я заказал сотню извещений о похоронах, в двенадцать они будут готовы.
Думаю, этого хватит, все равно у тебя нет столько знакомых. Тебе нужно только дать список с фамилиями и адресами, а они сами разошлют. Что касается объявлений, я дал одно в утреннюю и одно в вечернюю газету.
,1 — А похороны?
— Дойдем и до них. Оказывается, если ты хочешь, чтобы прощание состоялось на улице Деламбра, тело туда необходимо доставить самое позднее в утро похорон. Я им растолковал ситуацию, и они все поняли. Для них это не внове. А знаешь, забавная у них профессия.
После всего я пригласил одного типа выпить, и мы проболтали больше часа.
— Тело, говоришь, привезут на улицу Деламбра?
— Не пугайся. Гроб уже будет заколочен. Посмотри проспект. Пятая модель, дубовый, с накладными украшениями под серебро. Стоит будь здоров. Да, вот еще!
Сегодня утром они сделают в больнице все, что нужно.
Гроб туда доставят к концу дня, но закроют его лишь завтра вечером, так что, если у кого-нибудь появится охота посмотреть на Жермену, время будет. Перекинь-ка мне брюки или лучше найди в карманах портсигар. Хоть одна еще осталась? Спички у тебя есть?
Франсуа впервые в жизни видел, как в постели курят и пьют из горлышка коньяк. А ведь и Рауль был когда-то в возрасте Боба. Именно в этом возрасте он был, когда родился Франсуа, и страшно негодовал из-за появления братика. А когда Франсуа исполнилось десять, Рауль уже был молодым человеком, в доме появлялся ненадолго, только к обеду и к ужину, и все время спорил с матерью. «И ты позволяешь своим детям говорить со мной таким тоном?» — возмущалась она.
Отец неохотно вмешивался. А потом неожиданно стало известно, что Рауль, который окончил юридический факультет и собирался пойти по адвокатуре, не сказав никому ни слова, подписал контракт на работу в колониях. Потому-то Франсуа так мало его знает. Мать все время твердила: «Твой брат плохо кончит, и ты тоже идешь по его дорожке!»
Позавчера Рауль признался Франсуа: «Думаешь, из-за чего я уехал? Из-за нее. Мне все осточертело. Мелочность нашей семейки мне уже вот тут стояла. Я мечтал о великих делах. Я ведь, мой мальчик, был идеалист, идеалист до мозга костей! — произнеся это, Рауль рассмеялся своим недобрым смехом. — Меня сунули в забытую Богом дыру в Индокитае, и через несколько месяцев я там чуть не подох от лихорадки денге». Потом несколько лет он пробыл на Мадагаскаре. Оттуда приехал в длительный отпуск и женился, но мамочка отказалась принять его жену. Их свадебная фотография тоже есть в альбоме.
Надо сказать, что в тот период Рауль с удовольствием дарил свои фотографии, особенно те, где он в тропическом костюме и пробковом шлеме снят на каком-нибудь экзотическом фоне.
— Ладно, пошли дальше. Значит, в воскресенье ее запакуют в ящик. В понедельник рано утром, около половины восьмого, к тебе придут обойщики и подготовят столовую. Я им рассказал, как и что там расположено. Нужно будет повесить несколько драпировок, что-то еще сделать, но займет это не больше часа. Они привезут все, что надо, вплоть до святой воды и веточки букса.
В восемь доставят гроб. В девять подъедет катафалк.
Таким образом, у людей будет целый час, чтобы подняться, уронить слезу, спуститься вниз и подождать выноса.
Потом в церковь. Никакой заупокойной, только отпевание. С заупокойной, это двумя разрядами выше, ну и цена соответственно подскакивает. Ты следишь за мной? Но это будет не отпевание наспех, а вполне приличная церемония: три мальчика-служки и немножко музыки. Да, меня спросили, сколько нужно машин до Иври. Я на всякий случай сказал — три. Шесть мест есть в катафалке.
Заплатить нужно заранее. Я обещал, что ты сегодня к ним зайдешь. Ну а теперь, если не возражаешь, мне надо в сортир. Я понимаю, это непоэтично, и наша мамочка не любила упоминать об этом, но не могу же я это делать в постели. Кстати, мой мальчик, когда я тебя увижу? Нет, я спрашиваю не для того, чтобы выгнать тебя, а чтобы ты знал, что я в твоем распоряжении. Мне ведь не представилось возможности похоронить ни одну из своих жен.
В ночной рубашке, с всклоченными волосами, с сигарой в зубах и бутылкой в руке, Рауль босиком прошлепал по комнате. Может быть, он нарочно старается выглядеть таким карикатурно отвратительным? Ведь если вдуматься, он только что за несколько минут похоронил Жермену. Остальное — чистая формальность.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Два дня на Елисейских полях
Эту ночь Франсуа провел у Вивианы на Пресбургской улице, что последнее время случалось все реже. Проснулся он ровно в семь и, стараясь не разбудить Вивиану, на цыпочках прошел в ванную. Пожалуй, это единственное место, которое дает ему ощущение полного комфорта и вызывает почти ребяческую радость. Вивиана живет в новом доме, квартира сверхсовременная: стены покрашены в светлые пастельные тона, а в гостиной одна стена целиком стеклянная, словно в мастерской художника.
Ванная комната, включая ванну и прочие санитарные устройства, выдержана в золотисто-желтом цвете, и Франсуа с удовольствием входит сюда по утрам, крутит хромированные краны, глядится в увеличивающее зеркало, снабженное, чтобы удобнее было бриться, маленькой лампочкой.
Когда он оделся, Вивиана все еще спала, и он оставил ей записку, как до сих пор оставляет Бобу: «Позвоню около одиннадцати. Целую». Сегодня рано утром опять припрется обойщик со счетом. Кажется, уже во второй раз. Но Франсуа сделает вид, будто запамятовал о нем.
Он выбрал серый костюм, точь-в-точь как купленный три года назад, только этот сшит портным с бульвара Осман, у которого одеваются почти все актеры. Портному тоже не заплачено. Плевать.
Прежде чем взять машину из гаража, он зашел в маленький бар на углу, где его фамильярно называют мсье Франсуа, съел три рогалика, макая их в кофе со сливками, и рассеянно просмотрел газету.
Машина сверкала чистотой. Вот еще одна, пока что не угасшая радость — смотреть, как служащий гаража подгоняет машину к тротуару, а потом самому сесть за руль, радость, смешанная с неясным страхом, который все так и не проходит, то ли потому, что он слишком поздно научился водить, то ли из-за дела Джанини. Франсуа объехал вокруг Триумфальной арки, свернул на авеню Фридланд и по улице Берри выехал на Елисейские поля к редакции. Она размещается в новом здании, этаком американском билдинге. Швейцар в форме с посеребренными пуговицами протянул Франсуа почту.
По обе стороны коридора идут двери с матовыми стеклами. На дверях под номерами 607, 609 и 611 висит надпись: «Хлыст», а на первой из них еще и табличка:
«Вход воспрещен». Это его кабинет. Но сейчас Франсуа зашел в комнату 611, опустил жалюзи, придающие ей совершенно нью-йоркский вид, уселся, не сняв даже шляпы, за первый попавшийся стол, взял нож для бумаг и принялся вскрывать конверты. Работу эту он не поручал никому. И это была одна из причин, почему он старается приходить в редакцию первым, а если случайно опаздывает и оказывается, что м-ль Берта уже разобралась с почтой, у него на все утро портится настроение.
Как обычно, в почте были чеки на небольшие суммы, переводы за подписку и за мелкие объявления.
— Доброе утро, мсье Франсуа!
М-ль Берта живет далеко, возле кладбища Пер-Лашез; в том районе Франсуа за всю свою жизнь был, дай Бог, раза два. Она добирается в метро с двумя пересадками, на площади Республики и на площади Шатле, и, однако, всегда приезжает вовремя, — свежая, бодрая, улыбающаяся, распространяющая запах лаванды и здоровья.
Франсуа ни разу не пытался подкатиться к ней. Он знал, что ничего не добьется, она просто расхохочется.
М-ль Берте тридцать пять, живет она с матерью, которая; держит лавку лекарственных трав на какой-то густонаселенной улочке. Это толстушка с высокой грудью и намечающимся вторым подбородком; глядя на нее, думаешь скорее о сластях, чем о любви.
— Денег много шлют? — поинтересовалась м-ль Берта, снимая шляпку за дверью, где у нее повешено зеркальце. Это шутка. Финансовые вопросы ее не волнуют. — Вы не забыли: вчера пригрозили, что сегодня у нас отключат телефон?
А вот это ее забавляет. Она готовилась к рабочему дню: открыла пишущую машинку, разложила бумагу, копирку, стиральную резинку, вытащила из сумки вышитый носовой платок и коробочку пастилок.
— Вы сегодня утром уходите?
