— Очень любезно с вашей стороны сообщить мне все это.
— Тут вовсе не любезность, — сказал инспектор Карри. — Мне нужна ваша помощь. Вы попали в точку, когда спросили, кто еще. Тут мне приходной положиться на вас. Вы вчера вечером были в Зале и можете сказать мне, кто еще оттуда выходил…
— Да, да, это я могла бы заметить… Но вот заметила ли? В тех обстоятельствах…
— Вы хотите сказать, что все вы слушали, что происходило в кабинете мистера Серроколда?
Мисс Марпл энергично кивнула.
— Да, мы все очень перепугались. Мистер Лоусон был явно в припадке безумия. Кроме миссис Серроколд, которая казалась совершенно спокойной, все мы очень переживали за мистера Серроколда. Мистер Лоусон кричал, выкрикивал ужасные вещи, ведь нам все было слышно. К тому же было темно, погасли почти все лампочки. Где уж тут было что-нибудь заметить.
— Значит, пока это происходило, каждый мог выскользнуть из Зала, пройти по коридору до Дубовой гостиной, застрелить мистера Гулбрандсена и вернуться?
— Думаю, что это было возможно…
— Можете ли вы сказать определенно, кто оставался в Зале все время?
Мисс Марпл подумала.
— Прежде всего миссис Серроколд, я все время смотрела на нее. Она сидела возле двери в кабинет и ни разу не встала. Меня страшно тогда удивило, как она может быть такой спокойной.
— А остальные?
— Мисс Беллевер выходила. Но мне кажется, нет, я почти уверена, что это было после выстрела. Миссис Стрэт? Не знаю. Она сидела позади меня. Джина сидела у дальнего окна. Мне кажется, что она оставалась там все время, но не могу сказать наверняка. Стивен сидел за роялем. Он перестал играть, когда ссора разгорелась…
— Выстрел может ввести нас в заблуждение, — сказал инспектор Карри. — Эту штуку нередко проделывают. Стреляют нарочно, чтобы зафиксировать время, когда якобы совершено преступление. Если бы в этой истории была замешана мисс Беллевер (версия, конечно, надуманная, но чего только на свете не бывает), она поступила бы так, как поступила: вышла бы из Зала после выстрела. Нет, этот выстрел для нас не ориентир. Нам важен отрезок времени от момента выхода из Зала Кристиана Гулбрандсена до того, как мисс Беллевер обнаружила, что он мертв. То есть исключить из списка подозреваемых мы можем только тех, кто наверняка не мог его убить. Это Льюис Серроколд и Эдгар Лоусон, которые все это время были в кабинете. И миссис Серроколд, которая неотлучно находилась в Зале. Конечно, досадно, что Гулбрандсен был убит как раз во время разборки между Серроколдом и Лоусоном.
— Всего лишь досадно? — тихо спросила мисс Марпл.
— А что, по-вашему?
— Мне пришло в голову, что ссора могла быть специально спровоцирована.
— Как же вы себе это представляете?
— Видите ли, все находят очень странным внезапный рецидив болезни у Эдгара Лоусона. У него комплекс, или уж не знаю как это там называется. Он все время придумывает себе отца. Им оказывается то Уинстон Черчилль, то виконт Монтгомери, словом, любой знаменитый человек, какой приходит ему в голову. А что, если кто-то решил внушить ему, что это Льюис Серроколд? Что именно Льюис Серроколд его преследует. И что он, Эдгар Лоусон, по праву наследник Стоунигейтса. Расчет верный. При его теперешнем болезненном состоянии эта мысль превратится в навязчивую идею, он возбудится до исступления и устроит сцену. Отличное прикрытие! Всеобщее внимание будет приковано к создавшейся ситуации, особенно если этот кто-то предусмотрительно снабдит его револьвером.
— Да. А револьвер, между прочим, Уолтера Хадда.
— Я об этом подумала, — сказала мисс Марпл. — Но.., конечно, Уолтер необщителен и угрюм и все же он явно не так уж глуп.
— Значит, Уолтера вы не подозреваете?
— Я думаю, что все вздохнули бы с облегчением, если бы это оказался он. Звучит ужасно, но что поделаешь — он здесь чужак.
— А его жена? — спросил инспектор Карри. — Она тоже вздохнула бы с облегчением?
Мисс Марпл не ответила. Она думала о Джине и о Стивене Рестарике, которых в день своего приезда видела вместе. Вспомнила она и глаза Алекса Рестарика, прикованные к Джине с первого же момента, как он появился вчера вечером в Зале. А сама Джина? К кому склоняется она?
2
Два часа спустя инспектор устало откинулся на спинку стула, потянулся и вздохнул.
— Ну что ж, — сказал он. — Многое мы уже отсеяли.
Сержант Лейк согласился с ним.
— Слуг можно исключить, — сказал он. — Все они в это время были на месте. Те, кто здесь живет. А приходящие уже ушли домой.
Карри кивнул. Он был очень утомлен.
Он уже опросил физиотерапевтов, педагогов и тех, кого про себя называл «молодыми каторжниками» и кому в тот вечер выпала очередь обедать в семье Серроколда. Их показания полностью совпадали. Он мог сбросить их со счетов. В их среде действовали законы стада, что определяло все их поступки и привычки. Любителей пооригинальничать среди них не было, и это весьма облегчало установление алиби. Доктора Мэйверика, который, как показалось инспектору, был главным среди персонала Института, он оставил под конец.
— Но сейчас, Лейк, мы побеседуем и с ним.
И в комнату бодро вошел молодой врач, опрятный, подтянутый, с несколько жестким взглядом сквозь стекла пенсне.
Он подтвердил показания своих сотрудников и согласился с выводами инспектора. В непроницаемых стенах нет ни малейшей щели. Смерть Кристиана Гулбрандсена не может быть приписана одному из «молодых пациентов», как едва не назвал их Карри — настолько загипнотизировала его медицинская атмосфера.
— Да, инспектор, все они здесь пациенты, — сказал доктор Мэйверик, слегка улыбаясь.
Эта снисходительная улыбка не могла не вызвать у инспектора некоторого раздражения.
Он спросил со всей профессиональной строгостью:
— А теперь, доктор Мэйверик, вы можете отчитаться в ваших собственных действиях в тот вечер?
— Разумеется. Вот, я все записал и примерно указал время.
Доктор Мэйверик, вместе с мистером Лэси и доктором Баумгартеном, покинул Зал в двадцать один пятнадцать. Он и его коллеги направились в комнату доктора Баумгартена, с тем чтобы обсудить там некоторые методы лечения, пока не пришла мисс Беллевер, просить доктора Мэйверика скорее вернуться в Зал. Это было примерно в половине десятого. Он поспешил туда и застал Эдгара Лоусона в совершенной депрессии.
Инспектор Карри слегка повел рукой.
— Одну минуту, доктор Мэйверик. Этот молодой человек действительно психически нездоров?
Доктор Мэйверик снова снисходительно улыбнулся.
— Мы все психически нездоровы, инспектор.
Дурацкий ответ, подумал инспектор. Доктор Мэйверик пусть о себе думает что угодно, но про себя-то инспектор знал, что он абсолютно психически здоров.
— Но его можно считать дееспособным? — спросил инспектор. — Он сознает, что делает?
— Отлично сознает.
— Значит, он хотел совершить преднамеренное убийство, когда стрелял в мистера Серроколда.
— О нет, инспектор! Ничего подобного.
— Послушайте, доктор Мэйверик! Я видел в стене два отверстия от пуль. Они прошли в опасной близости от головы мистера Серроколда.
— Возможно. Но у Лоусона не было намерения убить мистера Серроколда или хотя бы ранить его. Он очень любит мистера Серроколда.
— Весьма странный способ выражать любовь.
Доктор Мэйверик снова улыбнулся. Эту улыбку инспектор Карри переносил уже с трудом.
— Все, что мы делаем, мы делаем намеренно. Ну например: вы не можете вспомнить, чье-то имя или лицо. Почему? Да потому, что вы бессознательно хотите его забыть.
Взгляд инспектора выразил недоверие.
— Даже если мы просто оговариваемся, в этой оговорке таится глубокий смысл. Эдгар Лоусон стоял всего в нескольких футах от мистера Серроколда. Он легко мог убить его наповал. И однако, промахнулся. Почему же он промахнулся? Да потому, что хотел промахнуться. Вот и все. Мистеру Серроколду не грозила ни малейшая опасность, и сам мистер Серроколд ясно это сознавал. Он понял жест Эдгара именно так, как его и надо было понимать. Как жест протеста и вызова миру, который отказал ему в главном, что нужно ребенку, — в любви и защищенности.
— Я хотел бы видеть этого молодого человека.
— Конечно, если желаете. Вчерашняя вспышка очистила его разум и успокоила душу. Сегодня ему гораздо лучше. Мистер Серроколд будет очень доволен.
Инспектор Карри внимательно посмотрел на доктора Мэйверика, однако тот был абсолютно серьезен.
Инспектор вздохнул.
— Есть ли у вас мышьяк? — спросил он.
— Мышьяк? — Вопрос был для доктора Мэйверика неожиданным. — Любопытно узнать, почему именно мышьяк?
— Прошу вас отвечать на вопрос.
— Нет, мышьяка, ни в каком виде, у меня нет.
— А лекарства есть?
— Конечно. Успокаивающие. Морфий, барбитураты. Обычный набор.
— Вы лечите миссис Серроколд?
