Остальной разговор носил скорее личный характер. Я был занят печатанием на машинке описи, затем сбором всех материалов и их упаковкой, так что невнимательно следил за беседой. Когда я уже все упаковал, Кремер вдруг решил проверить содержимое пакета по описи, и мне пришлось развязать пакет. Затем ему вздумалось спросить про отпечатки пальцев на рукописях. Не нужно оценивать его способности в качестве полицейского инспектора по этому устроенному им представлению. Вулф всегда действует на него угнетающе.
Проводив гостя, я вернулся в кабинет. До ужина оставалось около получаса, и Вулф хмуро сидел над какой-то книгой, не принадлежавшей перу кого-либо из членов комиссии. Я вышел прогуляться. Голова у Вулфа работает лучше, когда он сидит, а у меня, когда я гуляю. Я не смею сравнивать себя с ним, хотя кое в чем… Ну да ладно!
Войдя после ужина в контору, я вежливо обратился к шефу, сказав, что если я не нужен ему, то отправлюсь по кое-каким личным делам. Он спросил, срочные ли это дела. Я ответил отрицательно, заметив, что все же хотел бы заняться ими, коль скоро нет никаких поручений.
— Есть ли у тебя какие-нибудь предложения? — проворчал он.
— Нет. Ни одного, которое бы мне нравилось.
— У меня тоже. Мы еще никогда не бывали в подобной ситуации. Доискиваться мотивов нам не нужно — мы их знаем. Поставить ловушку мы не можем — не знаем, где и кому. Расспрашивать людей мы тоже не можем — кого расспрашивать и о чем? Сорок семь человек, которых люди Кремера уже допросили? Фу! Да нам потребуется на это не меньше трех недель. Мы почти в таком же положении, в котором находились и в понедельник, когда я заявил проклятой комиссии, что это не мой профиль работы, и затем, как идиот, согласился на предложенный мистером Ошином план действия. Правда, я признаю, что это могло бы привести к положительным результатам, если бы были приняты соответствующие меры предосторожности. А теперь Саймон Джекобс мертв… Предложи хоть что-нибудь!
— Когда я вышел прогуляться, вы сообразили, что я хочу подумать. Когда я вернулся, то по выражению моего лица вы поняли, что я пуст, так же как я понял, что и вы пусты. Могу только напомнить вам, что мышление — это по вашей части. Я вам не надоел? Я чертовски хорошо знаю, что это нетрудно.
— Тогда есть предложение у МЕНЯ. Оно мне не нравится, но мы должны либо действовать, либо капитулировать. В понедельник ты сказал мистеру Ошину, что Джейн Огильви может уцепиться за наживку, а может и отвергнуть ее. У нас имеется десять тысяч долларов мистера Декстера. Возможно, что стоит попытаться…
— Возможно, — согласился я — Но сперва повидайтесь с ней.
— И не собираюсь. Это по твоей части. Ты знаток женских сердец, я — нет. Конечно, ты будешь не в столь выгодных условиях, как в случае с Саймоном. Тогда ты был двое богаче. Если же мы попросим денег у наследников Марджори Липпин или у издательства «Нэм и сын», наш план опять станет известен ряду людей.
— Стало быть, задачу вы мне задаете чертовски трудную…
Он кивнул.
— Из показаний Джейн Огильви в суде и по твоему отчету о свидании с ней я пришел к выводу, что она, как теперь говорится, чокнутая, и поэтому предугадать ее поведение невозможно. Поэтому попытка может привести к успеху. Обратись к ее чувствам. Раскрой перед ней ситуацию всю целиком. Объясни, почему мы знаем, что ее притязания к Марджори Липпин были спровоцированы человеком личность которого нам неизвестна, назовем его Икс, оказавшись перед опасностью разоблачения, он убил Саймона Джекобса. Опиши горе вдовы и детей; можешь даже свести их, пусть поговорят. Можно ли раздобыть фотографию убитого?
— Пожалуй. Через Лона Коэна.
— Покажи ей фотографию. По возможности достань такую, на которой было бы видно его лицо. Если ты сумеешь завоевать ее симпатии, тебе, может быть, удастся возбудить в ней и чувство страха. Предупреди, что она сама находится в опасности. Икс может захотеть убрать с дороги и ее. Не пытайся добиться у нее доказательств и деталей ее сотрудничества с Иксом, это может спугнуть ее. Единственно, что тебе нужно узнать, так это его имя. Каково твое мнение?
Я взглянул на часы — четверть десятого.
— Чтобы отыскать Лона, понадобится время. Никогда не известно, где он может оказаться после семи. А фотография может быть полезной.
— Ты думаешь, что стоит попытаться?
— Конечно. Мы же все равно должны что-то делать!
— Разумеется, должны. Но тогда как можно раньше.
Я направился к телефону и принялся разыскивать Лона Коэна.
Утром в четверг, без четверти десять, я поставил машину перед домом № 78 на Хаддон плейс. «Как можно раньше» это назвать было нельзя, но я не хотел набрасываться на нее до того, как она позавтракает, а кроме того, мне не удалось добыть его фотографию до тех пор, пока Лон не появился в редакции «Газетт» в девять часов. Как мне скоро предстояло узнать, это вообще не имело какого-либо значения, поскольку часов в двенадцать она была уже мертва.
Если бы утро было хорошим и солнечным, я, наверное бы предварительно обошел дом, чтобы взглянуть на террасу, где видел ее накануне. Однако погода была облачной, прохладной, и я, подойдя прямо к входу, нажал звонок. Дверь открыла высокая, прямая как жердь, женщина того типа, к которому относят членов организации «Дочери американской революции»; на ней было серое платье с черными пуговицами. Несомненно, мамаша, под опекой которой Джейн мучилась раньше и продолжала мучиться, наверное, сейчас.
— Доброе утро, — поздоровалась она.
— Доброе утро. Я Арчи Гудвин. Вы миссис Огильви?
— Да.
— Мне хотелось бы повидать вашу дочь — мисс Джейн Огильви.
— Она знает вас?
— Мы встречались с ней, но, возможно, что моя фамилия ничего не скажет ей.
— Она — в келье.
«Боже милосердный! — мелькнула у меня мысль. — Она постриглась в монахини!»
— В келье? — переспросил я.
— Да. Возможно, что она еще спит. Обойдите дом слева и от террасы следуйте тропинкой через кустарник.
Обходя дом, как мне посоветовала женщина, я подумал, что мне следовало бы знать об этой келье, в которой, фигурально выражаясь, она жила. На террасе никого не было, и я пошел по гравийной дорожке, исчезавшей среди высокого кустарника, ветки которого образовали крышу над ней. Затем дорожка кончилась, и, пройдя между двумя большими кленами, я оказался перед дверью небольшого одноэтажного домика из серого камня с пологой крышей; окна по обе стороны двери были закрыты занавесками. Я постучал дверным молоточком в форме большого бронзового цветка с красным агатом в середине. Никто мне не ответил, я снова постучал, подождал несколько секунд, повернул ручку оказавшейся незакрытой двери и, слегка приоткрыв ее, окликнул в образовавшуюся щель: «Мисс Огильви!» Никакого ответа не последовало, и я, распахнув дверь, вошел в домик.
Это была чудесная, превосходно обставленная «келья», и в ней, вероятно, было много кое-чего такого, на что следовало бы посмотреть, но в эту минуту мое внимание было целиком уделено ее обитательнице. Она лежала на спине на полу перед большой кушеткой, одетая в нечто, что я бы назвал голубым халатом, но что она называла, наверное, как-нибудь иначе. Одна ее нога была немного согнута, а другая вытянута. Приблизившись, я наклонился и потрогал ее руку, оказавшуюся совершенно холодной. Нога в чулке, но без туфли была тоже холодной. Девушка умерла минимум часов шесть назад, а то и раньше.
Примерно на уровне сердца, вокруг разрыва в халате, виднелось небольшое темно-красное пятно, и я уже хотел расстегнуть застежку-молнию, чтобы взглянуть на рану, но тут же отдернул руку — пусть уж это сделает судебно-медицинский эксперт. Я выпрямился и осмотрелся. Никаких следов борьбы и вообще никакого беспорядка я не видел — ящики не были выдвинуты, и ничего не разбросано. В общем, все было так, как следовало, за исключением того, что хозяйка оказалась мертвой.
— Сукин сын! — с чувством воскликнул я.
На столике у стены стоял телефон. Я подошел к нему, обернул руку носовым платком и снял трубку, в которой сейчас же послышался продолжительный гудок. Возможно, что телефон был параллельным, а возможно, и нет — номер на нем был не тем, который я видел в телефонном справочнике. Я набрал наш номер, и когда мне ответил Фриц, попросил его соединить меня с оранжереей.
— Да? — послышался голос Вулфа.
— Извините, что я так часто беспокою вас, когда вы заняты с орхидеями, — извинился я, — но у меня новое затруднение. Я нахожусь в помещении на усадьбе Огильви, которое Джейн называла своей кельей. Она лежит здесь на полу, убитая ударом ножа в грудь, что произошло минимум часов шесть назад, а возможно, и раньше. Ее мамаша сказала мне, что ее дочь сейчас здесь и, возможно, еще не вставала. Я пришел сюда один. За исключением дверного кольца и дверной ручки, я ни до чего тут не дотрагивался. Если нужно, чтобы я поспешно вернулся домой за новыми указаниями, — пожалуйста. Скажем, что я постучался несколько раз, никто мне не ответил, и я ушел. Уходя, я могу зайти в дом и сказать миссис Огильви это.
