Когда комиссар отошел от аппарата, он был все так же спокоен, только в глазах появился огонек, которого раньше не было.
— Вы не обидитесь на меня, Пардон, если я оставлю вас с дамами? Правда, не исключено, что мои разговоры по телефону подслушиваются. И внизу меня уже поджидают…
— А почему бы мне вас не проводить? У подъезда стоит моя машина.
Они вышли у гостиную.
— Ты уходишь? Надолго? — встрепенулась мадам Мегрэ.
— Не имею ни малейшего представления.
— Ты не подвергаешься опасности?
— Никакой. Пардон отвезет меня и сейчас же вернется.
По дороге Мегрэ не произнес ни слова. Никто их не преследовал. Возможно зная, что у них в гостях Пардон с женой, наблюдателей сняли с поста.
На улице Фран-Буржуа, что находится в квартале Маре, сохранилось еще несколько исторических зданий, в которых нашел приют неимущий люд — мелкие ремесленники, в большинстве своем выходцы из Польши и Венгрии.
— Спокойной ночи, Пардон. Если я чего-нибудь добьюсь, то во многом буду обязан вам.
— Желаю успеха.
Мегрэ позвонил. Консьержка открыла небольшую дверь, врезанную в ворота, и Мегрэ пересек двор.
— Скажите, пожалуйста, где живет мадемуазель Мотт?
Через небольшое слуховое окно раздался ответ:
— Второй этаж, налево… Первая дверь.
На лестнице появился свет, и он увидел помощницу доктора Мелана, перегнувшуюся через перила. Когда он поднялся на второй этаж, она прошептала:
— Я боялась, что вы не найдете дорогу… Этот дом очень запутанный.
В темном домашнем платье она выглядела совсем другой — казалась более уязвимой. В глубоко посаженных глазах можно было прочесть беспокойство. На ее слишком белой коже от волнения выступили красные пятна.
— Сюда, пожалуйста. Поторопитесь, лампы сейчас погаснут.
Она ввела его в очень чистенькую, почти веселую комнатку. Это была гостиная и столовая вместе. Провинциальная, потемневшая от времени мебель создавала атмосферу покоя и уюта.
— Садитесь… Можете курить.
— Надеюсь, профессор не разбудил вас?
— Я мало сплю.
В комнате не было ни радио, ни телевизора, но очень много книг на полках.
— Вы забыли свою трубку? — Она не пыталась приветливо улыбаться и не скрывала своего беспокойства. — Увидев вас сегодня в приемной, я поняла, что надвигаются неприятности. Но больше всего меня удивило, что вы пришли ко мне.
— Как я уже сказал профессору Вивье, мадемуазель, я пришел к вам как частное лицо. Я не имею никакого права докучать вам. Вы можете выставить меня за дверь. Как видите, мне, для того чтобы попасть к вам, пришлось прибегнуть к помощи профессора Вивье, которому вы доверяете. И последнее — вы имеете полное право не отвечать на мои вопросы. — Мегрэ говорил медленно, вполголоса. Можно было подумать, что он не уверен в себе. — Позавчера я стал жертвой хитроумного и тщательно выполненного трюка. Западня была расставлена настолько тонко и ловко, что я в нее попал.
— Выпьете чашечку кофе?
— Спасибо. Вам, конечно, не терпится узнать о цели моего визита. Я уже достаточно узнал о прошлом доктора Мелана, чтобы объяснить себе его поведение…
Она смотрела на комиссара с неослабным вниманием.
— Человек, расставивший мне эту ловушку, был в отчаянном положении. А в трудных ситуациях у него есть склонность искать наиболее утонченный и сложный выход. Благодаря почти фантастическому стечению обстоятельств мне представился случай заинтересоваться его поступками…
С вытаращенными глазами она ошеломленно прошептала:
— Значит, вы не устанавливали слежку за доктором?
— Нет, мадемуазель… Я установил слежку за одним жуликом, который живет в доме напротив. Люди, которых вы заметили на улице, имели задание следить, кто к нему приходит, и следовать за его сожительницей, когда та выходит из дому.
— Я не в состоянии…
— Поверить мне. И все же это правда. Я сам в последнее время часто заходил к тому типу, которого зовут Манюэль Пальмари, и по старой привычке подолгу стоял у окна…
— Значит, вы ходили туда не из-за доктора…
— Нет. Я тогда не знал даже его имени, и если вам могло показаться, что я интересуюсь его особняком, то только потому, что у меня слабость к старинным домам… Повторяю, я стал жертвой сложной интриги…
Кто-то пытался отстранить меня от занимаемой должности. Этот человек составил сложный, почти дьявольский план, в котором не было ни одного слабого места.
Подозревая Манюэля в кое-каких темных делах и давно уже присматривая за ним, я нанес ему несколько визитов…
Кроме того, я узнал, что мадемуазель Приер, которая играла важную роль в моем деле, принадлежит к клубу на улице Гранд-Арме… В списках членов этого клуба в качестве поручителя Николь Приер я увидел фамилию вашего патрона. Мне захотелось познакомиться с ним поближе…
— Это невероятно…
Она не усомнилась в том, что Мегрэ говорит правду. Она просто была ошеломлена причудливой игрой судьбы.
— Доктор Мелан мог сыграть со мной злую шутку — вырвать или пробуравить мне зуб, который в этом не нуждался… Но он честно заявил, что у меня абсолютно здоровые зубы, и проводил меня до двери, не сказав ни слова и не задав мне ни одного вопроса…
— Его терроризировали. В течение нескольких недель он живет в постоянном страхе.
— Он говорил с вами об этом?
— Нет, но я достаточно хорошо его знаю, чтобы не сомневаться в этом. Карола тоже заметила.
— Вы поняли, мадемуазель, почему я здесь?
— Чтобы допросить меня.
— Не совсем так. Я предпочитаю играть с вами в открытую. Как я уже сказал вам, в настоящий момент я не облечен никакой властью. Кроме того, у меня нет никакой уверенности, и все мои предположения довольно смутны… Никто не смог бы изобрести ловушку, в которую я попался, не имея для того чрезвычайно серьезных оснований. Доктор Мелан, зная, возможно, обо мне, до сегодняшнего утра никогда меня не видел… И все же мое присутствие в доме напротив и присутствие моих инспекторов на улице его испугало…
Какие же причины заставили его попытаться обезвредить комиссара Мегрэ? Этот вопрос и был для меня отправной точкой. Но что я мог узнать о Мелане достаточно серьезного, что объяснило бы мне его поведение? И вновь мне помог случай! У Алин — возлюбленной Манюэля — первый раз в жизни заболели зубы, и, естественно, она обратилась к дантисту, живущему в доме напротив. Она, возможно, не очень умна, но у нее необыкновенно развита интуиция. Это женщина в полном смысле слова. Мелан задал ей два незначительных с виду, но лишних вопроса. Или, помнится, вы задали один из них: «Кто вас направил сюда?»
Такой вопрос зубной врач или его секретарь нередко задают пациенту. Второй: «Вы больше ничем не страдаете?»
Под впечатлением всей атмосферы этого дома Алин заставила работать свой мозг. Она вспомнила, что часто по вечерам видела свет в кабинете врача. Когда я ее спросил, она ответила, что с наступлением темноты к вам в дверь звонили одни только женщины…
— Меня по вечерам там не было.
— Я знаю. Но все же вы должны быть в курсе этих визитов.
— Послушайте, господин комиссар. Я согласилась принять вас из уважения к профессору Вивье. Я заявляю вам, что сделаю все от меня зависящее, чтобы ни один волос не упал с головы доктора Мелана. Этот человек страдал всю свою жизнь, страдает сейчас больше, чем когда-либо, и будет страдать всегда…
— По мнению профессора Вивье, что бы ни случилось, психиатры решат, что Мелан не может полностью нести ответственность за свои поступки. Сам Вивье уже заранее заявил, что выступит в его защиту. Возможно, я и сам буду на его стороне.
— Вы?
— Да, я. Но мне нужна ваша помощь. Вы сами говорите, что он живет в страхе. Значительная часть преступлений совершается под влиянием страха.
— Все равно его посадят в тюрьму. А он не перенесет тюрьмы.
— Я слышал это от всех, кого арестовывал. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что доктор занимался абортами, не правда ли?
— Я поняла это в тот день, когда увидела в его шкафу инструменты, которые дантисту не нужны.
— Больше никаких улик вам не попадалось?
— Я не в состоянии уличать его…
— Видите ли, если бы у Мелана на совести было только это, вряд ли ваш патрон потерял бы до такой степени самообладание, чтобы поступить так, как он поступает последние несколько дней… Эта мысль не приходила вам в голову?
— Приходила.
— Почему?
Она отвернулась и после довольно длительного молчания пробормотала:
— То, что вы от меня требуете, ужасно. У него нет никого, кроме меня.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что он всегда был одинок. Абсолютно одинок.
Я знаю, он выходит, бывает в этом клубе, о котором вы говорите. Он делает это, чтобы успокоиться, возможно, и для того, чтобы…
