— Вот видите!
— Подождите! Я хотел бы знать, не было ли у Файтена более сильного козыря, чем неверность жены. Короче…
Он не договорил, вытащил из кармана маленькую записную книжечку и открыл ее на букве «У».
— Короче, я хотел бы узнать, кто шесть лет тому назад убил некоего Ульриха, старьевщика с улицы Блан-Манто, и кто потом бросил труп в канал Сен-Мартен.
Мегрэ с трудом договорил, до такой степени поразила его внезапная перемена в собеседнике. Настолько внезапная, что Бассо едва не потерял равновесие, хотел опереться обо что-нибудь и схватился рукой за плиту, тут же отдернув руку.
— Проклятие!
Вытаращенные от ужаса глаза уставились на Мегрэ. Он стал пятиться назад, наткнулся на стул и обессиленно рухнул на него, ма шиналыю повторяя:
— Проклятие!
Дверь распахнулась, и госпожа Бассо с криком вбежала в комнату:
— Марсель! Марсель! Ведь это неправда? Скажи, что это неправда!
Он посмотрел на нее, ничего не понимая, должно быть, вообще не видя ее, и вдруг, застонав, схватился руками за голову и зарыдал.
— Папа! Папа! — закричал подбежавший мальчик, создавая еще большую суматоху.
Бассо ничего не слышал, оттолкнул сына, жену. Он буквально был раздавлен. Скорчившись, он сидел на стуле. Плечи его вздрагивали.
Мальчик тоже плакал. Госпожа Бассо, кусая губы, с ненавистью посмотрела на Мегрэ.
Старая Матильда, не решавшаяся войти, но видевшая конец этой сцены, потому что дверь была открыта, плакала в спальне, как плачут старые люди, часто всхлипывая и вытирая глаза концом клетчатого передника.
В конце концов, сопя и всхлипывая, она прошла в кухню, размешала кочергой уголь и опять поставила суп на огонь.
Глава 10
Отсутствие комиссара Мегрэ
Подобные сцены не длятся долго, потому что выносливость нервной системы не бесконечна, разумеется. Достигнув пароксизма, они без всякого перехода сменяются абсолютным покоем, граничащим с отупением, подобно тому, как предшествующее возбуждение граничило с безумием.
Человек словно стыдится своего неистовства, слез, сказанных слов, точно он не создан для бурных эмоций.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Мегрэ ждал, вглядываясь через маленькое окошечко в синие сумерки, где виднелась фуражка полицейского. Он догадывался о том, что происходит за его спиной, чувствовал, как госпожа Бассо схватила мужа за плечи, слышал, как она прерывающимся голосом говорила:
— Скажи же, что это неправда!
Бассо поднялся, оттолкнул жену, ничего не понимающим взглядом, будто пьяный, осмотрелся вокруг. Печь была открыта. Старуха подбросила угля. На потолке, из которого выступали балки, отразился огромный круг красного пламени.
Мальчик посмотрел на отца и тоже перестал плакать.
— Все… Простите меня, — пробормотал Бассо, стоя посреди комнаты.
Видно было, что у него все переболело. Голос звучал устало. Он совсем обессилел.
— Вы признаетесь?
— Я ни в чем не признаюсь. Послушайте… — Нахмурившись, со страдальческим выражением он посмотрел на своих.
— Я не убивал Ульриха. Если я… не смог сдержаться сейчас, это потому что я понял, что… что…
Он чувствовал себя настолько опустошенным, что не мог найти нужного слова.
— Что не сможете оправдать себя? — Бассо кивнул головой.
— Я не убивал его…
— Только что то же самое вы говорили о Файтене. Тем не менее вы ведь сами признали…
— Это разные вещи.
— Вы знали Ульриха? — Бассо горько усмехнулся.
— Взгляните на дату на первой странице записной книжки. Двенадцатилетней давности. Последний раз я видел папашу Ульриха лет десять тому назад.
Постепенно к нему вернулось обычное самообладание, но голос выдавал волнение.
— Еще жив был мой отец. Спросите о нем у тех, кто его знал. Это был суровый человек, жесткий по отношению к себе и другим. Карманных денег я получал меньше, чем давали самым бедным моим знакомым. Меня свели на улицу Блан-Манто, к папаше Ульриху, который имел обыкновение ссужать деньги.
— Вы не знали, что он мертв?
Бассо молчал. Мегрэ, не переводя дыхания, отчеканил:
— Вы не знали, что он убит, доставлен в машине на набережную канала Сен-Мартен и брошен в шлюз?
Собеседник ничего не ответил. Он еще больше сгорбился. Посмотрел на жену, сына, старуху, которая, не переставая шмыгать носом, накрывала на стол, потому что время пришло.
— Что вы собираетесь предпринять?
— Вас я арестую. Госпожа Бассо и ваш сын могут остаться здесь или вернуться к себе.
Мегрэ приоткрыл дверь, сказал полицейскому:
— Пришлите мне машину.
На дороге стояли группки любопытных, но, будучи людьми осторожными, как большинство крестьян, держались на расстоянии. Когда Мегрэ обернулся, госпожа Бассо обнимала мужа, а тот машинально похлопывал ее по спине, глядя в пространство.
— Поклянись, что будешь беречь себя, а главное, главное, что… что не наделаешь глупостей!
— Да.
— Поклянись!
— Да.
— Ради сына, Марсель!
— Да… — повторил он немного раздраженно, стараясь высвободиться.
Может, он боялся, что нервы опять не выдержат? Он с нетерпением ждал заказанную машину. Он не хотел ни говорить, ни слушать, ни смотреть. Пальцы его дрожали.
— Ты ведь не убивал этого человека? Послушай меня, Марсель! Ты должен меня послушать… Из-за… из-за другого тебя не смогут осудить. Ты же сам этого не сделал. Можно будет доказать, что человек этот был низким типом. Я сейчас же обращусь к адвокату, к самому лучшему.
Говорила она с жаром. Хотела, чтобы ее услышали.
— Все знают, что ты порядочный человек. Может быть, удастся добиться временного освобождения. Главное, не падай духом! Раз… раз то преступление не имеет к тебе отношения…
Она с вызовом посмотрела на комиссара.
— Завтра утром я увижусь с адвокатом. Я вызову отца из Нанси, чтобы он помог мне. Скажи же! Ты чувствуешь в себе уверенность?
Она не понимала, что ему только хуже от этих разговоров, что он вот-вот потеряет остатки самообладания. Слышал ли он ее вообще? Больше всего он прислушивался к звукам, доносившимся снаружи. Он весь превратился в ожидание.
— Я приду к тебе с сыном.
Наконец послышался звук мотора, и Мегрэ вмешался в происходящее:
— Собирайтесь.
— Ты поклялся мне, Марсель!
Она не хотела его отпускать. Она подталкивала к нему сына, надеясь, что он скорее сумеет подействовать на него. Бассо стоял на пороге и начал спускаться уже.
Тогда она с такой силой схватила Мегрэ за руку, что даже ущипнула его.
— Будьте внимательны! — проговорила она, задыхаясь. — Смотрите, чтобы он не застрелился! Я знаю его!
Она увидела собравшихся любопытных и в упор, не стыдясь и не стесняясь, посмотрела на них.
— Подожди! Шарф надень!
Она побежала за шарфом в комнату и протянула его в машину, когда та уже тронулась.
Пожалуй, достаточно было одного того, что мужчины остались одни в машине, чтобы обстановка разрядилась. Минут десять, не меньше, Мегрэ и Бассо сидели молча; за это время они успели выехать на дорогу в Париж. Первые слова Мегрэ будто вовсе не имели отношения к случившейся драме.
— У вас замечательная жена! — сказал он.
— Да… Она все поняла. Может, потому, что она мать! Разве я могу сказать, с чего я стал любовником той, другой? — Молчание. Потом снова заговорил:
— Сначала не думаешь. Игра… А там уже не хватает мужества покончить с этим. Боишься слез, угроз… И вот результат!
В свете фар мелькали деревья вдоль дороги. Мегрэ набил трубку и передал кисет соседу.
— Спасибо, я курю только сигареты.
То, что они говорили самые банальные вещи, ничего не значащие фразы, которые произносят ежедневно, действовало успокаивающе.
— Однако в вашем ящике лежит с десяток трубок.
— Да. Когда-то… Я был, можно сказать, завзятым любителем трубок. Это жена попросила меня…
Он внезапно замолк Мегрэ поспешил добавить:
— Ваша секретарша тоже очень предана вам.
— Хорошая девушка. Рьяно защищает мои интересы. Что, очень расстроилась?
— Скорее, я бы сказал, что она верит в вас. Доказательство тому — она спросила, когда вы вернетесь. Да, вообще, все там вас любят.
Опять воцарилось молчание. Проезжали Жювиси. В Орли небо было освещено прожекторами с аэродрома.
— Это вы дали Файтену адрес Ульриха?
Бассо настороженно молчал.
— Файтен часто прибегал к помощи ростовщика с улицы Блан-Манто. Имя его можно найти в его книгах на всех страницах, и суммы… В день смерти старьевщика Файтен должен был ему не меньше тридцати тысяч франков.
Нет! Бассо не хотел отвечать. В его молчании чувствовалось нарочитое упорство.
— Чем занимается ваш тесть?
— Он преподаватель лицея в Нанси. Моя жена из Нормандии.
Обстановка то накалялась, то наступала разрядка, в зависимости от произносимых слов. Бывали минуты, когда Бассо говорил самым обычным тоном, словно забыв происходящее. Потом вдруг воцарялось тяжелое молчание, полное недомолвок.
