— Клянусь вам, мне известно одно — их было несколько.
Вернулся Люкас. Почти одновременно с ним на улице завыла сирена «скорой помощи». Женщина вскрикнула от боли, но тут же прикусила губу и с вызовом посмотрела на мужчин.
— Слушай, Люкас, я побуду тут. Поезжай с ней. Не оставляй ее. Я хочу сказать: не отлучайся в больнице из коридора. Я попытаюсь добыть переводчика с чешского.
Другие задержанные жильцы тяжело спускались по лестнице, наталкиваясь на санитаров с носилками. В тусклом свете все это казалось какой-то фантасмагорией, походило на кошмар, но кошмар, воняющий немытым телом и потом. Санитары захлопотали вокруг роженицы, и Мегрэ счел за благо отойти в сторону.
— Куда ты ее? — поинтересовался он у Люкаса.
— К Лаэннеку. Я обзвонил три больницы, прежде чем нашел свободное место.
Содержатель гостиницы, не смея шелохнуться, уныло смотрел в пол.
— Останься и закрой дверь, — приказал Мегрэ, когда плацдарм очистился. — А теперь рассказывай.
— Клянусь, я мало что знаю.
— Вечером к тебе приходил комиссар, показывал фотографию. Так?
— Так.
— Ты заявил, что не знаешь этого типа.
— Прошу прощения! Я ответил, что он не из моих клиентов.
— Как так?
— Ни он, ни женщина не зарегистрировались. Комнаты снял на свое имя другой.
— Давно?
— Месяцев пять будет.
— Как его зовут?
— Сергей Мадош.
— Это главарь?
— Какой главарь?
— Прими добрый совет: не строй из себя идиота, иначе мы продолжил разговор в другом месте, и завтра же твою лавочку прикроют. Ясно?
— Я никогда не нарушал порядок.
— Кроме нынешнего вечера. Рассказывай о своем Сергее Мадоше. Он чех?
— Так написано в его документе. Все они говорили на одном языке. Но это не польский: с поляками я имел дело.
— Возраст?
— Лет тридцать. Сперва он говорил, что работает на заводе.
— Действительно работал?
— Нет.
— Откуда знаешь?
— Он же целыми днями дома торчал.
— А остальные?
— Тоже. Выходил на улицу всегда кто-нибудь один, чаще всего женщина, делавшая все покупки на улице Сент-Антуан.
— Чем же они занимались с утра до вечера?
— Ничем. Спали, ели, пили, дулись в карты. Вели себя довольно смирно. Время от времени пели, но ночью — никогда, и мне было не на что жаловаться.
— Сколько их было?
— Четверо мужчин и Мария.
— И все четверо спали с ней?
— Не знаю.
— Врешь. Говори.
— Между ними что-то происходило, но что — толком не понимаю. Им случалось ссориться — по-моему, из-за Марии.
— Кто был за главного?
— Похоже, тот, кого звали Карелом. Слышал я и фамилию, но не запомнил да и выговорить-то никогда не мог — на ней язык сломаешь.
— Минутку. — Мегрэ вытащил из кармана блокнот, какой бывает у прачек, и, словно школьник, помусолил карандаш. — Итак, женщина, которую ты называешь Марией. Потом Карел. Потом Сергей Мадош, на чье имя сняты комнаты. И покойный Виктор Польенский. Это все?
— Еще мальчишка.
— Что за мальчишка?
— Думаю, брат Марии. Во всяком случае, похож на нее. Они всегда называли его Петром — сам слышал. Лет ему шестнадцать — семнадцать.
— Тоже не работал?
Хозяин покачал головой. Он был без пиджака, и его пробирала дрожь, потому что Мегрэ распахнул окно в надежде проветрить комнату, хотя воздух на улице был почти таким же зловонным, как в гостинице.
— Никто из них не работал.
— Но ведь они много тратили, — удивился Мегрэ, указав на угол, где громоздились пустые бутылки, в том числе из-под шампанского.
— По меркам нашего квартала — много. Но смотря когда. В иные периоды им приходилось затягивать пояс. Это легко было заметить. Если мальчишка по несколько раз в день выносит и продает пустые бутылки, значит, они сидят на мели.
— Кто-нибудь их навещал?
— Вероятно.
— Хочешь продолжить разговор на набережной Орфевр?
— Нет. Я скажу все, что знаю. Несколько раз к ним приходил один человек.
— Кто?
— Какой-то хорошо одетый господин.
— Он поднимался в номер? Что говорил, проходя через твою контору?
— Ни слова. Наверняка знал, на каком они этаже. Просто проходил.
— Это все?
Сумятица на улицах постепенно улеглась. Свет в окнах погас. Слышались лишь шаги полицейских, заканчивавших обход последних домов.
Полицейский офицер поднялся по лестнице.
— Жду ваших распоряжений, господин комиссар. Все сделано. Оба фургона полны.
— Отправляйте. И пришлите сюда двух моих инспекторов.
— Мне холодно, — заныл хозяин гостиницы.
— А мне жарко, — отрезал Мегрэ, не снявший пальто только потому, что не решился положить его куда-нибудь в такой грязной дыре. — Ты больше нигде не встречал человека, приходившего к ним? Портрета его в газетах тоже не видел? Не этот?
Комиссар предъявил фотографию Маленького Альбера, которую всюду таскал с собой.
— Ничего похожего. Тот был красивый элегантный мужчина с черными усиками.
— Возраст?
— Лет тридцать пять. На пальце золотой перстень с печаткой.
— Француз? Чех?
— Наверняка не француз. Он говорил с ними на их языке.
— Ты подслушивал?
— Случалось. Предпочитаю, понимаете, знать, что происходит у меня в доме.
— Тем более что быстро во всем разобрался.
— В чем я разобрался?
— Ты что, за идиота меня принимаешь? Чем могут заниматься типы, которые отсиживаются в гаком клоповнике и не ищут работы? На что живут? Отвечай.
— Это меня не касается.
— Сколько раз они отлучались все вместе? Хозяин покраснел, заколебался, но взгляд Мегрэ быстро расположил его к откровенности.
— Раза четыре-пять.
— Подолгу? На ночь?
— Как вы узнали, что они отлучались на ночь? Да, обычно на ночь. Правда, один раз пропадали двое суток, и я уже подумал, что они вообще не вернутся.
— Подумал, что их взяли, так ведь?
— Пожалуй.
— Сколько они давали тебе по возвращении?
— Сколько положено за номер.
— С одного человека? Зарегистрирован-то был всего один.
— Чуть больше, чем с одного.
— Сколько? Не забывай, приятель: я могу упечь тебя за соучастие.
— Однажды они заплатили мне пятьсот франков. Другой раз — две тысячи.
— А потом принимались гулять?
— Да. Кучами закупали провизию.
— Кто дежурил?
Теперь содержатель смутился настолько явственно, что машинально посмотрел на дверь.
— У твоей лавочки два выхода?
— Если пойти дворами и перемахнуть через две стены, попадаешь на улицу Вьей-дю-Тампль.
— Так кто дежурил?
— На улице?
— Да, на улице. И, похоже, еще один всегда торчал у окна. Когда Мадош снимал номер, он наверняка потребовал такой, чтобы комнаты выходили на улицу?
— Верно. И один из них все время отирался на улице. Они сменяли друг друга.
— Еще подробность: кто из них грозился прикончить тебя, если ты будешь болтать?
— Карел.
— Когда?
— Сразу же после их первой ночной отлучки.
— Почему ты решил, что угроза серьезна, что эти люди способны на убийство?
— Я зашел в комнату. Я часто обхожу номера, делая вид, что проверяю, исправно ли электричество, сменили простыни или нет.
— Их часто меняют?
— Каждый месяц… Я застал женщину, когда она стирала в тазу рубашку, и сразу увидел, что та в крови.
— Чью рубашку?
— Кого-то из мужчин.
На лестничной площадке два инспектора ожидали приказов Мегрэ.
— Один из вас позвонит Мерсу. Сейчас он, наверно, уже спит, если только не заканчивает работу. Не окажется его на Набережной — звоните домой. Пусть летит сюда со своими причиндалами.
Не обращая больше внимания на хозяина, Мегрэ расхаживал по обеим комнатам, то открывая шкаф, то выдвигая ящик комода, то вороша ногой кучу грязного белья. Обои на стенах выцвели и местами отклеились. Черные кровати были нищенски убоги, одеяла — удручающе серого казарменного цвета. Всюду царил беспорядок. Удирая впопыхах, постояльцы захватили с собой самое ценное, но из боязни привлечь к себе внимание не решились взять ничего громоздкого.
— Они смотались сразу после выстрела? — уточнил Мегрэ.
— Сразу же.
— Ушли через подъезд?
— Нет, дворами.
— Кто был в тот момент на улице?
— Виктор, естественно. Еще Сергей Мадош.
— Кого вызывали к телефону?
— Откуда вы знаете, что им звонили?
— Отвечай.
— Звонили около половины пятого. Это точно. Голос я не узнал, но говорил человек, понимающий по-ихнему.
Сказал только, кого ему нужно, — Карела. Я позвал. До сих пор вижу, как он, взбешенный, стоит у меня в конторе и отчаянно жестикулирует. В трубку он орал… Потом поднялся к себе, стал опять ругаться и шуметь; потом сразу вслед за этим вниз спустился Мадош.
— Выходит, это Мадош пристрелил своего дружка?
— Очень похоже.
— Они не пытались увести с собой женщину?
— Я заговорил с ними о ней, когда они шли по коридору. Я догадывался, что все это пахнет для меня неприятностями, и радовался, что они исчезнут. Но я не знал, что ей вот-вот рожать. Поднялся в номер, сказал, чтобы она уходила вместе с остальными. Она лежала и спокойно поглядывала на меня. Понимаете, она знает по-французски лучше, чем нам кажется. Она не дала себе труда ответить, но тут у нее начались схватки, и я сообразил, в чем дело.
