— Слушайте… Слушайте! — вскрикнула она.
Все сняли шляпы и, казалось, ждали, что остановившиеся башенные часы снова пойдут сейчас и свяжут порванные нити времени, соединят минуты настоящего с минутами далекого прошлого.
Доротея упала на колени. Ее волнение было так велико, что она заплакала.
Глава 11. Завещание маркиза Богреваль
Доротея плакала слезами радости, облегчающими слезами. Пятеро мужчин, растерявшись, столпились около нее в не знали, что делать и что сказать.
Вдруг Доротея поднялась, выпрямилась, вытерла слезы, улыбнулась и, перейдя от плача к смеху, закружилась в бурном танце. Да, она стала танцевать, не смущаясь тем, что ее еще никто не знает ни как княжну д’Аргонь, ни как канатную плясунью.
И чем больше недоумевали совсем сбитые с толку мужчины, тем веселей звучал ее смех. Она танцевала очень недолго, но в этот короткий промежуток исчерпала репертуар танцев половины земного шара. Наконец остановилась.
— Смейтесь же, вы, все пятеро! Что вы стоите, как мумии египетские? Смейтесь же, веселитесь! Я прошу вас об этом, я, канатная плясунья Доротея, княжна д’Аргонь. Господин нотариус, — обратилась она к старику с портфелем, — больше радости на лице, ну же! Я уверяю вас, что есть чему радоваться.
Она подбежала к старику и потрясла его за руку.
— Ведь вы нотариус, не правда ли? Нотариус, обязанный огласить распоряжение завещателя? Вам непонятно, неясно? Уверяю вас, что все гораздо яснее, чем вы думаете… Я разъясню вам… Вы нотариус, да?
— Действительно. Нотариус Деларю из Нанта.
— Из Нанта? Превосходно! Вам надо прежде всего… как бы это сказать… удостовериться, у кого есть золотая медаль, заменяющая собой повестку с приглашением на это собрание? Верно?
— Совершенно верно… Золотая медаль… да, — старичок был вконец изумлен осведомленностью молодой девушки.
— На 12 июля 1921 года?
— Да, да… Двадцать первого года.
— Ровно в полдень?
— Совершенно верно.
Он полез в карман за часами. Она его остановила.
— Не стоит беспокоиться, мы ведь все слышали. Вы явились точно в срок. Мы тоже. Все в порядке! У кого есть золотая медаль, тот вам ее покажет.
Она схватила нотариуса за рукав, потянула за собой и остановилась как раз под башенными часами.
— Вот тут ваше место.
А потом, обращаясь к остальным:
— Это нотариус, господин Деларю. Вы не понимаете? Я умею говорить по-английски, по-итальянски тоже… И по-явански.
Они отказались от других языков. Все четверо понимали по-французски.
— Тем лучше… Легче столковаться… Итак, это господин Деларю, нотариус. Он тот, кто должен председательствовать на нашем собрании. По французским законам нотариус является представителем умершего… Понимаете, умершего? Значит, нас всех связывает кто-то умерший в давние времена. Теперь вы схватываете, в чем дело? Мы все из одной и той же фамилии, мы все родственники. Не правда ли, мы имеем полное право и основание веселиться и радоваться, как родственники, встретившиеся после долгой разлуки…
Она схватила американца и итальянца за руки, заставила их обменяться рукопожатиями и расцеловала каждого в обе щеки. Потом проделала то же самое с англичанином и русским.
— Теперь решено! Мы — товарищи, друзья. Правда? После первых минут естественной неловкости молодые люди скоро освоились и действительно разговорились, как члены одной семьи. Взаимное доверие и симпатия как-то сразу объединили всех. Каждый хотел нравиться другому, и каждый чувствовал, что он нравится. Но Доротея решила, что все родственные излияния могут произойти и после, а сейчас надо заняться делом. Она расставила молодых людей в ряд, как на смотру.
— По очереди, друзья. Извините меня, господин нотариус, но раз я сделала призыв, я же и проверю полномочия… Итак, номер первый. Американец. Кто вы? Ваше имя?
— Арчибальд Вебстер, из Филадельфии.
— Арчибальд Вебстер, вы получили золотую медаль от своего отца?
— От матери. Мой отец давно умер.
— А ваша мать от кого получила?
— От своего отца.
— И так дальше по нисходящей линии?
— Совершенно верно. Фамилия моей матери ведет начало от выходцев из Франции. По семейным правилам, о которых мне рассказывала мать, золотая медаль должна передаваться старшему из детей, и больше никто не должен знать о ее существовании.
— Но что она означает? Как думает ваша мать?
— Не знаю. Мать мне только сказала, что медаль дает нам право на участие в разделе какого-то клада. Но рассказывала она об этом будто бы не очень серьезно и послала меня во Францию больше из любопытства.
— Покажите вашу медаль, Арчибальд Вебстер. Американец вынул из жилетного кармана медаль. Она была точь-в-точь такая же, как у Доротеи. Те же надписи, та же величина и тот же матовый цвет. Показав медаль нотариусу Деларю, Доротея возвратила ее американцу и продолжала допрос:
— Номер второй… Англичанин, не правда ли?
— Джордж Эррингтон из Лондона.
— Скажите нам, Джордж Эррингтон, что вы знаете?
— Я знаю не больше. Очень скоро после рождения остался сиротой. Медаль я получил дня три тому назад от опекуна, брата моего отца. Он мне сказал, что, по словам отца, дело идет о наследстве, что, по его мнению, это не очень серьезно, но что все-таки я должен повиноваться воле отца.
— Покажите вашу медаль. Хорошо. В порядке… Номер третий. Вероятно, русский?
Молодой человек в солдатской фуражке понимал, но не говорил по-французски. Он предъявил свой паспорт на имя русского эмигранта Николая Куробелева и медаль.
— Прекрасно. Номер четвертый. Итальянец?
— Марко Дарио из Генуи, — отвечал тот, показывая свою медаль. — Мой отец погиб на войне во время боев в Шампани. Он никогда не говорил мне о ней.
— И все-таки вы сюда приехали?
— Это вышло случайно. Я ездил в Шампань на могилу отца и, уже возвращаясь обратно, подъезжая к самому Ванну, вспомнил, что Рош-Перьяк в этих местах и что сегодня день, указанный на медали. Я слез с поезда и явился.
— Вы, как и все мы, подчинились зову нашего предка. Какого предка? К чему он нас призывает? В это должен нас посвятить присутствующий здесь нотариус… Господин Деларю, все в порядке. Мы все имеем медали… Ждем ваших объяснений.
— Каких же объяснений? Я не знаю…
— Как не знаете? Зачем же тогда у вас этот портфель и зачем вы совершили путешествие из Нанта в Рош-Перьяк? Открывайте-ка портфель и покажите, что у вас там за документы. Что вы мнетесь? Права наши доказаны. Мы свои обязанности исполнили, явившись сюда. Исполняйте вы свои обязанности.
— Да… действительно… больше ничего не остается делать. Я должен сообщить вам все, что знаю. Извините меня… История такая запутанная.
Мало-помалу освобождаясь от замешательства и принимая вид, достойный звания нотариуса, он уселся на ступеньку разрушенной лестницы. Все стали в кружок около него. Он раскрыл портфель и начал свою речь, несомненно, приготовленную заранее на случай, если сверх всякого ожидания кто-нибудь явится на свидание, назначенное двести лет тому назад.
— Мое вступление будет коротко. Четырнадцать лет назад я вступил в управление нотариальной конторы в Нанте. Мой предшественник ввел меня в круг наиболее важных и сложных дел и только перед самым концом сказал: «Постойте, я чуть не забыл еще про одно дело. Правда, оно не так важно, но все-таки. Это самое старое дело нашей конторы. Все досье его состоит из письма, простого письма, запечатанного в конверте с такой надписью:
„Настоящий конверт с вложенным в нем письмом сдается на хранение сельскому нотариусу господину Барбье и его преемникам с тем, чтобы он был вскрыт 12 июля 1921 года, в полдень, против башенных часов замка Рош-Перьяк и чтобы находящееся в нем письмо было прочитано в присутствии обладателей золотой медали, которая отчеканена по моему приказанию“».
Вот. Никаких других объяснений мой предшественник мне не дал, как равно и не получил их от своего предшественника. Единственно, чем он дополнил сообщение, так это тем, что произведенными в архиве села Перьяк расследованиями установлено, что Ипполит-Жан-Барбье был там нотариусом в начале восемнадцатого века. Когда была закрыта его контора в Перьяке и каким образом конверт очутился в Нанте, мы не знаем. Но так или иначе письмо, сданное двести лет назад нотариусу Барбье и его преемникам, хранилось в целости, и до сих пор никто не пытался проникнуть в секрет того, что в нем написано. В настоящий момент обязанность вскрыть конверт лежит на мне.
Деларю сделал паузу, посмотрел на лица слушателей и, довольный, что произвел на аудиторию впечатление, продолжал:
— Я часто думал об этом деле и старался разгадать, что могло бы содержаться в конверте. Несколько лет назад я приезжал в это село, расспрашивал жителей, рылся в архивах, но никаких указаний не нашел. Когда подошел назначенный срок, я посоветовался с председателем гражданского суда в Нанте. Если письмо рассматривать как духовное завещание, то не удобнее ли будет вскрыть конверт в присутствии судебных властей? Таково было мое мнение. Председатель суда со мной не согласился. Он не склонен придавать серьезного значения этому делу и полагает, что здесь кроется не больше, как шутка старого вельможи или даже просто мистификация. «Когда вы вернетесь из своей поездки в Перьяк, — сказал он мне, — мы с вами вместе будем смеяться, а вы будете жалеть о потерянном времени». Тем не менее я счел своим долгом приехать. Вы можете представить себе мое удивление, когда, войдя сюда, я увидел, что на свидание явилось уже несколько человек и ждут меня.
