Мистер Читтервик в течение двадцати минут мелкими глоточками смаковал портвейн и прислушивался к отрывочным замечаниям насчет того, сколько раз опростоволосился старина Том в прошлом году и сколько металла обрящил старина Боб, поехав к старине Биллу, и о прочих столь же таинственных материях. Портвейн был хороший, очень хороший (наверное, 1887 года, предположил мистер Читтервик, который считал, что может отличить один вид портвейна от другого), но он вспомнил, что совершенно забыл рассказать пламенной девушке о crapula bulbosa на стойке мистера как-его-зовут, и даже портвейн не мог утихомирить его неотвязное желание исправить ошибку. Когда наконец хозяин направился в гостиную, мистер Читтервик последовал за ним с такой рьяной готовностью, которой еще не испытывал на протяжении всего затруднительного для него вечернего времяпрепровождения.
Пламенная девица сидела одна на кушетке около большого распахнутого французского окна, выходящего на террасу с плиточным полом, и мистеру Читтервику показалось, что она его поджидает. Он плюхнулся рядом с ней и продолжил свой ученый монолог непосредственно с того места, на котором его прервали.
— И совершенно грандиозные цветы, — оживленно прочирикал он, ярко-пунцовые с…
— Давайте спустимся в сад, — прервала его пламенная девица и вскочила с места. Мистер Читтервик, немного удивленный, тоже встал. — Здесь в теплице есть замечательные crapula, — бросила девушка через плечо так, словно данная мысль только что пришла ей в голову. И она решительно направилась на террасу.
Мистер Читтервик последовал за ней, но временно улегшаяся тревога снова нахлынула. Ощущение у него было, как у маленького ребенка, которого няня насильно ведет погулять.
Даже не побеспокоившись о том, чтобы мистер Читтервик догнал ее и пошел рядом, девица спустилась с террасы и направилась прямо через лужайку и кустарник, но отнюдь не в сторону теплицы, а к маленькому, в псевдогреческом стиле, храму, откуда открывался вид на озеро в лесистых берегах. Вид был очаровательный. Июльское солнце садилось, и его лучи бросали на темные воды красноватый отсвет, однако мистер Читтервик был слишком обеспокоен, чтобы обращать внимание на всю эту красоту. Зачем эта властная молодая женщина, которая то, казалось, презирает его, как грязь под ногами, то вполне терпимо воспринимает его интерес к достаточно популярному хобби, привела его в такое пустынное место? Вряд ли обязательно обсуждать достоинства crapula bulbosa, сидя в псевдогреческом храме с видом на озеро в полумиле от дома. Зачем? Недвусмысленное предположение, которое возникло бы в голове человека менее скромного, чем мистер Читтервик, он отмел сразу же, до того, как оно успело возникнуть.
Его спутница приступила к объяснениям.
— Мистер Читтервик, — сказала она, остановившись у входа в храм и глядя ему прямо в лицо, — леди Милборн не представила нас друг другу должным образом. Полагаю, вам не известно, кто я?
— Да нет, — пробормотал извиняющимся тоном мистер Читтервик, — это… да, нет, боюсь, что… Но я предполагал, вам известно, что мы…
— Моя фамилия Синклер. Я миссис Синклер. Майор Синклер, арестованный в прошлом месяце как предполагаемый убийца мисс Синклер, его тети, — мой муж.
Глава 6
Неприличное обращение со свидетелем
Псевдогреческий храм представлял собой шестиугольное сооружение с широким входом, обращенным в сторону озера. Внутренность огибала глубоко вделанная в стену скамья.
Мистер Читтервик вошел и сел, не будучи в полной уверенности, что сможет удержаться на ногах, если будет стоять и дальше.
В голове бешено крутились самые дикие предположения. Миссис Синклер по крайней мере на дюйм выше его. Очевидно, в теперешние времена, когда женщины так усиленно занимаются спортом, она и значительно сильнее. Не завлекла ли она его сюда, чтобы утопить в пучине вод и тем самым освободить мужа от свидетеля, от показаний которого зависит обвинение? И с новой силон в ушах мистера Читтервика прозвучали слова Морсби: без его свидетельства майор сумеет выкрутиться почти наверняка. А Морсби упомянул также, что миссис Синклер «чрезвычайно решительная женщина». И в самом деле, если она решит, что другого способа облегчить положение мужа нет, то такая чрезвычайно решительная женщина вряд ли поколеблется…
Мистер Читтервик, раздумывая о возможности панического бегства в дом, к безопасности, посмотрел на вход, но миссис Синклер, которая каким-то рассеянным взглядом сейчас озирала озеро, загораживала путь избавления.
Беспокойство мистера Читтервика усугубилось. Значит, они все в заговоре! Они-то все знают, кто такая есть на самом деле миссис Синклер. Они завлекли его сюда обманом… Неудивительно, что хозяйка дома выглядит так, будто никогда не училась вместе с его матерью! А если миссис Синклер не удастся его утопить, то ведь там есть двое мужчин… И все они поклянутся, что он никогда сюда не приезжал. Несомненно, и слуги подкуплены… И мистер Читтервик, встревоженный общей ситуацией, забыв о своем страхе перед миссис Синклер, вскочил:
— Это заговор — пискнул он, — меня заманили сюда обманом… Это… Я сию же минуту уезжаю в Лондон.
Миссис Синклер спокойно взглянула на него.
— Ну, с вашего позволения, не сию минуту, мистер Читтервик, — ровным топом ответила она, — сначала бы мне хотелось немного с вами поговорить.
И она, словно безотчетно, встала посередине входа, как трагическая королева в пьесе. Мистер Читтервик теперь не смог бы убежать, не применив физической силы, но он решительно не был уверен, что одержит победу в схватке, и заколебался.
— Вы совершенно правы, — продолжала миссис Синклер, воспользовавшаяся паузой и говоря все так же неторопливо, — это действительно был заговор с единственной целью: получить возможность поговорить, вот как сейчас. Как вы, наверное, уже поняли, Агата Милборн никогда не могла учиться вместе с вашей матерью, но мы считали — я так считала, — что ни в каких других условиях вас нельзя будет заставить выслушать меня. Поэтому я уговорила ее и других инсценировать приглашение.
— Но это безобразие! — выпалил мистер Читтервик в справедливом, хотя и несколько нервическом гневе. — Я не могу вести с вами разговоры. Вы поступили непростительно.
— Совершенно верно, — продолжала невозмутимо миссис Синклер, — но когда дело касается жизни и смерти, тогда не слишком заботишься о светском обращении. Ваш гнев, мистер Читтервик, совершенно оправдан, но, пожалуйста, постарайтесь войти в мое положение и простить мои довольно жесткие методы обращения, — и она слегка улыбнулась.
Гнев мистера Читтервика постепенно уступал место чувству неловкости. Да, несомненно, можно и простить небольшой обман со стороны миссис Синклер, учитывая, как она сейчас напомнила, что жизнь ее мужа может, по ее мнению, зависеть от этого хитроумно спланированного разговора. Обман, когда начинаешь последовательно обдумывать все случившееся, в конечном счете мелочь. Чувство неловкости мистер Читтервик испытывал из-за предстоящего разговора. Она желает обсудить с ним все, что произошло, однако ему меньше всего хотелось бы обсуждать событие именно с женой майора Синклера.
Он переступил с ноги на ногу и с несчастным видом потер свои маленькие, пухлые руки.
— Да, конечно, — промямлил он. — Да, разумеется. Я вас понимаю. Но, право, я боюсь, что ни к каким полезным последствиям такой разговор…
— Сядьте, мистер Читтервик, — скомандовала миссис Синклер спокойно, подтверждая худшие предчувствия данного джентльмена, — я хочу с вами обсудить состояние дела.
И словно уверенная в том, что ей это удастся, миссис Синклер покинула свою ключевую позицию у входа и тоже села на каменную скамью.
Теперь мистер Читтервик мог ускользнуть, не опасаясь применения физической силы, но это было сверх его возможностей, как бы он ни желал ускользнуть. Он был во власти Джудит Синклер и полностью отдавал себе в этом отчет.
Медленно и покорно он сел в некотором отдалении от нее и устремил взгляд на озеро. Да, тревожное предчувствие, которое он испытал при первой встрече с этой молодой женщиной, было не беспочвенно. Он невольно чувствовал себя глиной в руках опытного мастера, она вылепит из него все что ей заблагорассудится. Если бы он был собакой, то опрокинулся бы сейчас на спину, подставив брюхо ее ноге, не из чувства преданности и любви (ни в коем случае), но в знак полнейшего подчинения. Однако он не был собакой, а поэтому оставался в сидячем положении, делая вид, что его чрезвычайно интересует закат.
Миссис Синклер обратилась к нему в полной уверенности, что она не только хозяйка положения, но с видом, свидетельствующим о привычке к господству. И мистер Читтервик понял, что миссис Синклер очень редко оказывалась в ситуациях, которыми она бы не владела целиком.
